Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин

— Присаживайтесь, — Мануков указал на одно из кресел. — Через минуту я буду к вашим услугам.

Он вышел из комнаты.

Шорохов озадаченно озирался. Ну и ну. И всего лишь, чтобы провести тут несколько дней. Господа! Иначе не могут. Жизни своей ни на минуту не мыслят без удобств, красивых вещиц.

Мануков возвратился.

— Все нормально, — он уселся в кресле напротив. — Да, мой друг, да, все нормально. И вот какая деталь: сейчас я вас покину; вернусь, вероятно, когда вы будете спать. Не обижайтесь. Возможности взять вас с собой у меня нет. Да и едва ли это было бы вам интересно. Но я буду помнить о вас, наведу нужные справки. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Чего же тут не понимать?

Решение Манукова уйти Шорохову очень не понравилось, но как он мог возражать?

— Кое-что, впрочем, я могу сообщить вам уже сейчас. Шорохов хмуро смотрел на компаньона.

— Фондовой биржи, как таковой, в Москве больше нет. Это совершенно точно. Маклеры, конечно, где-нибудь собираются: давление рынка неодолимо, сколько большевики ни пытаются свести на нет частное предпринимательство, из этого ничего не выходит. Но, я вижу, вы чем-то расстроены?

— Еще бы! Вы уйдете, а у меня никаких документов, вида на жительство. Не знаю, как это тут называется.

— Собираетесь куда-то пойти?

— Нет. Но обыск, проверка. Что отвечать? Мануков вынул из кармана ключ:

— Вы правы. Но завтра документы у вас будут. Сегодня же, если не станете никуда выходить, ничего, надеюсь, и не случится. Бог милостив. Только, пожалуйста, когда вознамеритесь ложиться спать и запретесь, не оставляйте ключ в двери. И не закрывайтесь на засов. Это может мне помешать возвратиться без излишнего шума. В качестве кровати, — он указал на диван, — вот это. Слышали пословицу: на войне — как на войне. Ничего лучшего, к сожалению, предложить не могу. Тут есть еще одна комната. Ее, с вашего позволения, займу я.

— Ну а пить-есть?

— Ах, вам надо и это! Из передней левая дверь от вашей — вход в столовую, или, говоря точнее, в буфетную. Там все найдете. Не очень изобильно, это не Париж… За буфетной — кухонька. Захочется чаю — не обессудьте, придется зажечь керосинку. Иметь прислугу в нашем положении не всегда удобно.

— Понимаю.

— Вот и чудесно. Выше голову, друг мой!

Он тут же ушел, а Шорохов, закрыв за ним на ключ дверь, возвратился в комнату, сел на диван, положил на колени руки.

Кремль был отсюда близко. Центр города! Наверно, где-нибудь неподалеку здесь и ВЧК — «чрезвычайка», как ее именовали в донских газетах. Ну конечно! Там не раз встречалось и слово «Лубянка» — название московской площади, на которой стоит здание ВЧК. В этих газетах писали: всякого, кто осмелится появиться на ней, хватают, уводят в подвалы, пытают… И всего только выйти к Большому театру, подняться по улице. Если бежать, не уйдет и четверти часа. Только случайно ли, что они с Мануковым уже побывали на этой площади? Он даже спросил: «Вам ничего не говорит это слово?»

В ту минуту не говорило. Он забыл, что оно вообще существует. Но теперь-то вспомнил. Там его товарищи. С их помощью арестовать Манукова, выяснить, кто он такой, что за деньги у него в чемодане, в чем цель его приезда в Москву.

Однако все-таки почему Мануков сам привел его на эту площадь? Перед уходом сказал: «Возвращусь поздно». Не стал запирать. Напротив! Оставил ключ. Это вроде бы значило: «До ночи вы предоставлены самому себе. Следить я за вами не буду». А что, если будет? Не сам он, так кто-то другой по его поручению. Хотя бы тот, кому он подавал знак на вокзале. Проверка, в чем-то наивная, как и расспросы про Лубянку, про Китай-город, про Большой театр. Очень уж уверенно считает компаньона своего простаком.

Впрочем, если Манукова сразу арестуют, не все ли равно, как он потом станет думать о нем? Пусть тогда сколько угодно укоряет себя в излишней доверчивости. Важнее другое: что если московские товарищи сейчас находят лучшим пока не тревожить заезжего гостя? Основания для такого решения есть. Его поведение им, Шороховым, контролируется. Из сводки, которую он в Ельце передал связной, Агентурной разведке это известно. Дошла ли связная до своих? Вот в чем загадка. А если нет?.. Так известно ли?

Он решил осмотреть квартиру. Такая смелость ему ничем не грозила: провинциал, полюбопытствовал — вот объяснение. Да и обязательства не заходить в другие комнаты с него Мануков не брал. Напротив, сказал, что все они к его услугам.

Начал он со столовой. Эта комната была так мала, что едва вмещала стол, два стула, буфет. Шорохов раскрыл его створки и в первый момент не поверил глазам. Не стопы тарелок дорогого тонкого фарфора, расписанных золотом, так поразили его. И не массивность серебряных ножей и вилок. На полках буфета на блюдцах и блюдах, в вазочках и ажурных корзинках лежали сыр, ветчина, икра, осетрина, калачи, варенье, масло, мед, шоколадные плитки.

Выпивка? Этого тоже было сколько угодно. Портвейн, мадера, коньяк.

Он потрогал пальцем калач: совсем свежий! Значит, и в самом деле, предваряя появление Манукова, кто-то проделал путь от Ельца до Москвы с известием, что высокий эмиссар едет, вот-вот прибудет на подготовленную ему квартиру, и надо, чтобы там он нашел все привычное для себя. И постарались. И у вокзального входа каким-то знаком сообщили ему об этом. Действовал он, конечно, не в одиночку.

Шорохов подошел к комнате, которую Мануков предназначил себе, нажал на ручку, дверь поддалась.

С минуту, пожалуй, стоял он у этой двери, решая, стоит или не стоит переступать порог. Войдет и сдвинет какой-либо скрытый знак? Ну и что? Да, входил, объяснит он потом Манукову, было любопытно взглянуть, как живут столичные господа. И что тому останется на это ответить? Но коли так, чего ради тогда Манукову скрытый знак устанавливать? Он-то ведь все заранее додумывает. Значит, в комнате ничего секретного, по мнению Манукова, нет. И тогда зачем Шорохову туда входить?

Секретного по суждению Манукова, а не его самого. Вот в чем все дело.

Он толкнул дверь.

И здесь были ковер, шкаф, кресла, кушетка, столик с безделушками. На нем, правда, лежала еще и пачка газет. Сначала Шорохов не обратил на них внимания. Лежат и лежат. Уже хотел было даже выйти из комнаты. Потом в глаза бросился заголовок: «ПРАВДА». «Правда»?

Он взял верхнюю из газет, развернул.

«ПРАВДА.

Российская Коммунистическая партия (большевиков).

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!..

Воскресенье 24 августа 1919 г. Ежедневная газета…

Сегодня в номере:

Красными войсками занят город Кустанай.

Красными войсками взяты города Камышин, Тамбов, Валуйки, ст. Поворино.

Восстание казаков и мобилизованных в тылу у Деникина.

Усиление агитации спартаковцев.

Союзники обратились к Германии с предложением занять войсками Верхнюю Силезию ввиду продолжающегося там революционного движения».

Ниже, во весь размах газетного листа, было крупно напечатано:

«Либкнехт сказал: „Крепкий кулак — хорошее дело, но нужно, чтобы и в голове было ясно“.

У Красной Армии крепкий кулак.

Дадим ей книгу, чтобы было еще яснее в головах красноармейцев».

Взгляд Шорохова скользнул ниже. Там синим карандашом было подчеркнуто несколько строчек и сбоку синим же карандашом приписано: «1-е упоминание о рейде в центральных газетах!»

Он прочитал подчеркнутые строки:

«Оборона Советской России. Оперативная сводка от 23 августа. Юго-Западный фронт… В Тамбовском районе наши войска заняли Тамбов, захваченный было прорвавшейся группой противника, и продолжают наступление для окончательной ликвидации прорыва. Идут бои с главными силами этого отряда в районе Козлова».

Мануков мог вернуться в любую минуту. Шорохов помнил об этом. Следовало хотя бы бегло просмотреть все лежавшие на столике газеты. Он уже, вообще-то, начал догадываться, почему они находятся здесь, в комнате, предназначенной Манукову, по какому признаку подобраны.

На странице номера «Правды», который затем он взял, было подчеркнуто:

«Оборона Советской России. Оперативная сводка от 24 августа… Южный фронт. В Тамбовском районе продолжается успешное преследование противника. В Борисоглебском районе нами с боями занят Борисоглебск».

Сбоку, на полях, тоже синим карандашом было написано: «2-е упоминание!»

Оставался еще один номер газеты. Взяв его, Шорохов первым делом взглянул на дату: 3 сентября! Сегодняшний!

В статье, напечатанной в этом номере, карандашом были выделены слова:

«Внимание Советской России за последнее время обращено к Тамбовскому району, где лихой коннице генерала Мамонтова удалось образовать прорыв. Цель этого ближайшего помощника Деникина ясна: раз война есть азартная игра, пойти в ней на последнюю ставку, вызвать смятение, окончательно расстроить, дезорганизовать тыл. И нужно отдать справедливость, казачьи банды достигли отчасти этой задачи. Появление казаков в глубине России вызывает панику и растерянность среди населения, и, увы, подчас не только среди простого населения… Но с другой стороны… теперь даже тамбовский, воронежский или тульский мужик уму-разуму научился и смог осмыслить, что с весьма недобрыми намерениями богатый казак лезет в эти окраинные губернии…»