(Брак)ованные (СИ) - Энни Дайвер

основное действо разворачивается перед носом. Мирослав тоже поднимается, и теперь мне только попкорна не хватает, чтобы наблюдать за разворачивающейся сценой. Или веревки покрепче, чтобы держать Евсеева в узде. — Оля, просто ответь, зачем ты все это начала? Хватит уже бегать и не отвечать на звонки. Сначала ты подала в суд, потом твой муж слил наше с Ксюшей фото, а теперь дед в больнице. Тебе не кажется, что все слишком далеко зашло?

— Какой суд? — недоумевает Ярослав, на что Мир громко хмыкает, а Оля устало прикрывает глаза. — О-о-оль, что происходит между вами? Вы поэтому как кошка с собакой?

Ого. Оказывается, в семье Евсеевых принято хранить секреты. Все же они никого не посвящали в свои подковерные игры за наследство. И значит, Ярик не знает, из-за каких обстоятельств мы с Миром поженились. Сжимаю руку в кулак, вспоминая, что забыла надеть кольцо. Оставила его в шкатулке со всеми украшениями, а потом так торопилась, что все вылетело из головы. Накрываю пальцы ладонью, чтобы никому не бросалось в глаза.

— Боже, что вы здесь устроили? — дверь распахивается, и в палату входит Ева Яковлевна. — Вас и на пять минут нельзя оставить!

— Мам, мы разберемся, — на правах старшего заявляет Мир.

— Ага, разобрались уже. Я все знаю, родной, — она с укором качает головой, и эти трое виновато опускают головы на пару секунд. Чуть ли не хихикаю от умилительной картины. Наверное, я так же сидела, пока мама меня отчитывала, потому что только в подобные моменты мы чувствуем себя маленькими детьми, сколько бы лет нам ни было. — И чтобы не продолжать все, жду вас послезавтра на ужин.

— Ты за этим звонила? — хмуро интересуется Мирослав.

— Да, только я хотела собрать вас по отдельности. Но даже хорошо, что все вышло иначе, вы ведь любите, как и ваш дед, когда все четко и предельно ясно.

Глава 22. Ксюша

Домой мы заходим в полном молчании. Мирослав никак не комментирует ссору с семьей, не раздает в привычном тоне задания на следующий день и вообще держится отстраненно. Зарывается в мыслях и не планирует выбираться. А мне от этого его молчания неспокойно. Еще два месяца назад я бы обрадовалась и с превеликим удовольствием оставила бы его с самим собой, а теперь в груди противно скребет и тянет.

— Мир, ты как? — не выдерживаю и, вынырнув из пальто, поворачиваюсь лицом к этому невозможному мужчине, который прячется за хмурой маской.

— Не понимаю ничего, и меня это бесит, — бросает коротко, и теперь уж точно из него и слова не вытянешь. Отставляю ботинки в сторону и иду в гостиную, разрываемая противоречиями. Хочу получить ответы немедленно, даже если придется руками выколотить их из его груди, и одновременно не позволяю себе переходить проведенную черту. Мы вместе, но насколько близко? До тех пор, пока не закончится вся история с договором или гораздо дольше? — Ты голодна? — сбивает мои метания простым вопросом.

— Немного, — пожимаю плечами, пряча за поджиманием губ улыбку, — но сначала хочу поваляться в ванне, или пойдешь первым? — стоит привести голову в порядок, как снаружи, так и внутри, а для этого необходимо уединение, иначе я достану Евсеева и доведу до того состояния, когда он лично соберет все мои вещи и отвезет в квартиру, где, надеюсь, Тёма будет один, а не с очередной девушкой.

— Нет, иди, я пока закажу доставку, — судя по хмурому виду, предполагаю, до доставки дойдет в лучшем случае через час.

Сорваться бы, усадить его на диван в гостиной и потребовать все объяснить. Но что-то мне подсказывает: Мирослав и под пытками не сдастся, раз решил не делиться мыслями. Вот и реальность, в которую нас выталкивает: здесь мы возвращаемся к прежним ролям, где я только молча слушаю и безукоризненно все выполняю, предугадывая желания придирчивого босса.

Включаю воду и ухожу за чистой одеждой в спальню. Второй раз за день здесь, и оба раза с абсолютно разным настроением. И первое мне нравилось больше, потому что в Евсеева невозможно не влюбиться: красивый, уверенный, галантный. Такому женщины свои сердца на блюдечках с золотыми каемками подавали, чего я так вознамерилась вручить свое, ожидая, что примет? Мычу от досады, хватаю халат и атласную пижаму и пулей несусь в ванную.

Это должен был быть простой договор, не обремененный чувствами. Мы бы придерживались офисных перепалок, держались за ручки перед его родственниками и разбегались по своим углам, проверяя, закрыты ли наши души на сотню замков и не сломался ли какой, чтобы неуместные эмоции не просочились. Но вместо этого оба поддались витающему в воздухе острому, горячему, будоражащему чувству, но не учли, что идти против обстоятельств не получится.

Усаживаюсь в воду, намереваясь провести здесь остаток вечера. Подгребаю пену и вывожу указательным пальцем завитки, думая, как не обижаться на подобное настроение Евсеева и не пытаться лезть к нему в голову.

Прикрываю глаза и опускаю голову на бортик. Еще завтра предстоит выдержать целый день в офисе, лучше сосредоточусь на нем. Прокручиваю план на рабочее время, думаю, к кому в отдел придется зайти, а кого попросить доставить нужные документы. План вырисовывается отличный: я могу почти весь день просидеть в приемной и даже не выйти, если все будут идеально выполнять свою работу, потому что после произошедшего ни одного лицемера видеть не хочется.

— Пустишь погреться? — из задумчивости меня вытягивает знакомый голос. Мирослав медленно приближается, тянет рукава водолазки вверх до локтей и присаживается на бортик ванной. Ладонь опускается в воду, пока я загипнотизированно за всем наблюдаю, и обхватывает мою лодыжку, легонько массируя и скользя по голени до колена.

— Ты выбрал очень убедительный способ, — улыбаюсь и все же распрямляю ногу, выбираясь из плена его умелых рук.