(Брак)ованные (СИ) - Энни Дайвер

стонет, лаская слух слетающим с губ моим именем, и жмется близко, что едва не под кожу забирается, не понимая, что уже давно там: влезла в каждую клетку, забралась в мозг и поселилась в сердце.

Я не знаком с такой Савельевой. Уверенной, дерзкой, хищной, страстной, но она мне чертовски нравится. Ксения знает чего хочет, и смело берет это, упиваясь наслаждением. Сегодня в списке ее желаний я, и я охотно иду навстречу, потому что мне нравится наблюдать за отвязной Ксюшей, потерявшей голову. Смотрю, как ритмично соединяются наши тела, упиваюсь шлепками и ее возбуждением. Нам хорошо, в этом нет сомнений.

Я перехватываю ее бедра, нарочно оттягивая момент оргазма, и двигаюсь сам, подхватывая заданный ритм. Ксюша улыбается и со свистом втягивает воздух. Хватает нескольких толчков — она упирается лбом мне в плечо и кончает, сжимая член внутри плотнее. Догоняю ее и долго целую. Ксеня снова мягкая и податливая, довольная, как кошка, пригревшаяся на солнце.

— Мир, — мурлычет мое имя и ведет ноготками по груди, — я с тобой умру от истощения, — посмеивается надо мной.

— Я не дам этому случиться.

***

В отель мы возвращаемся после обеда на следующий день. Прерывать «сладкое приключение», как назвала наше путешествие Ксюша, не хочется. Я не отлепляю ее от себя даже в машине, только когда выходим, разлучаемся на несколько мгновений, за которые Савельева успевает кардинально измениться в лице. Она уходит в глубокую задумчивость и испуганно дергается, когда я ее окликаю:

— Ксюша, отомри, — усмехаюсь и беру ее за руку. Мысли на лице написаны и едва не звенят в воздухе. Она сомневается, снова думает, что ее ждет подвох, поэтому я сжимаю ладонь сильнее, давая понять, что произошедшее — не случайность. Она часто моргает и наконец смотрит на меня, растягивает губы в улыбке и выдыхает с облегчением. — Тебе еще собираться, а у нас всего час.

Мы решили прогуляться по городу, и, конечно же, Ксене понадобилось время, чтобы «привести себя в порядок, потому что от воды на яхте волосы похожи черт знает на что». Не знаю, что ей не нравится — для меня Савельева всегда выглядит восхитительно, но раз надо, то придется подождать.

Заселяемся мы теперь в один номер: я настоял, а Ксюша не сопротивлялась. Она первым делом бежит в ванну. Качаю на это головой и выхожу на террасу. Ждать теперь не меньше сорока минут, пока она оттуда выплывет. Опускаюсь в кресло и невольно возвращаюсь мыслями к разговору с мамой.

Это точно был не простой звонок, она вообще в последние пару лет предпочитает писать из-за разницы во времени и моей бесконечной занятости. Верчу телефон в руках, и стучу пяткой по полу. Нет, так не пойдет, мне точно нужно разобраться во всем, чтобы не сгореть от любопытства и не потерять контроль над ситуацией. И только собираюсь набрать номер, как меня опережает входящий звонок.

Ярик.

Хмурюсь, на душе вдруг становится тяжело, а в затылке неприятно стучит. С компанией он не связан, знает, что я на отдыхе, да и причин звонить мне нет, если только это не личные проблемы. Принимаю вызов, готовясь услышать очередную неприятную историю, в которую брата угораздило вляпаться.

— Привет, Яр.

— О, ты быстро, — хмыкает, но голос сиплый, и я напрягаюсь. — Время есть на разговор? — спрашивает осторожно.

— Я бы не ответил в противном случае, ты же знаешь. Говори, что случилось.

Ярослав молчит, слышу, как собирается с силами. Ему тяжело, он эмоциональнее меня, вспыльчивее и яростнее, а потому все воспринимает близко к сердцу, будь то радость или горе. Расстегиваю пуговицу на рубашке, она неожиданно душит. Хочется надавить на брата и заставить уже произнести все, но это не сработает. Никогда не работало, так что остается только ждать, когда он дозреет и расскажет.

— В общем, это, конечно, для тебя невовремя, но сказать я должен, — жду, барабаня пальцами по столешнице, — Яков в больнице с сердечным приступом, состояние тяжелое, увезли час назад.

— Что? — не могу поверить в услышанное.

Внутри что-то ломается, чувствую себя так, будто из-под ног почву выбили. Дед никогда ни на что не жаловался, и все часто шутили, что он еще и внуков переживет. Но известие слишком внезапное, чтобы на него спокойно реагировать. Сжимаю пальцами переносицу и жмурюсь.

— Я напишу, в какую больницу его доставят и буду держать в курсе.

— Мы вылетим первым же рейсом, — ставлю брата в известность. — Спасибо, что сказал.

— До встречи, Мир.

Он отключается, а я так и остаюсь сидеть, только телефон откладываю. Мысли разбегаются, не могу сфокусироваться ни на одной. Что будет дальше? Насколько все серьезно? Как там остальные? Даже о компании что-то трещит фоном, смешиваясь с тупой болью.

— Что-то случилось? — по спине скользит теплая рука. Ксюша осторожно сжимает мое плечо, ее присутствие успокаивает. Накрываю ее ладонь своей, оставляю поцелуй и усаживаю Савельеву на колени.

— Да. Дед в больнице. Нужно возвращаться, прости, что придется прервать отдых.

Ксюша отстраняется, смотрит на меня, удивленно вскинув брови, а после бросается на шею, обнимает крепко, гладит по голове и лопаткам.

— Боже, Мир, ты как? — беспокоится искренне, целует меня в висок, и я сжимаю ее в своих руках сильнее, позволяя короткий миг слабости, после которого придется напрячься очень сильно. — Конечно, мы полетим обратно, и извинения тут лишние. Я куплю билеты, — она дергается, но я не отпускаю. — Все хорошо? — волнуется, так что приходится выдавить из себя улыбку, хотя ее эмоции приятно отзываются в душе.

— Посиди так пару минут, ладно? — прошу и прикрываю глаза, ненадолго расслабляясь.

— Хорошо, —