Академонгородок - Александр Бачило

Да, забрались артисты, подумал Колесников. Ступая глубокой колеей, проторенной грузовиками, он добрел, наконец, до распахнутых ворот и повернул к зданию. Его удивило, что ко второму, недостроенному корпусу тоже шла тропинка, или, скорее, цепочка следов. Кто-то прошел туда-обратно всего несколько раз. Следы огибали едва заметный в сугробах цоколь постройки и терялись где-то за ним. Довольно странно. Что могло понадобиться человеку в этих руинах Продовольственной Программы? Ладно, это потом. Колесников поднялся на крыльцо павильона, потопал ногами, стряхивая снег, и позвонил в дверь.

К этому времени работа в студии, буквально, дошла до кипения. На плите пускала густые пары большая цептеровская кастрюля со стеклянной крышкой, оператор с осветителями суетились, готовясь снять крупный план блюда, как только оно доварится, а рядом кипятился и плевался не хуже кастрюли раскаленный до последнего градуса Альберт Щедринский.

— Все! Больше ждать нельзя! Мы же не успеем снять концовку! Давайте, как будто готово!

— Так оно еще невкусное, — возразила Леночка, сооружая себе бутерброд из трех сортов колбасы.

— Мне плевать на вкус! — заорал Щедринский, — Мне важен темп, драйв, эмоция!

— Ну тогда пробуйте, — безжалостно сказала Алла Леонидовна, — только жуйте без отвращения! А то вы мне в прошлый раз загубили крупный план голубца!

— Чем это?! — всколыхнулся ведущий.

— Выражением лица! — срифмовала Леночка и прыснула в бутерброд.

— Та-ак, — Альберт Витальевич пошел пятнами, видными даже сквозь грим. — Прекратится когда-нибудь это издевательство?! Я сегодня же расскажу в дирекции, что вы нарочно срываете съемку!

— А я расскажу, что у вас палец порезанный! — не растерялась Леночка. — И вас с программы снимут!

Альберт Витальевич быстро спрятал руку за спину и обвел съемочную группу тяжелым взглядом.

— Избавиться от меня решили?! Ну мы еще посмотрим, кто от кого избавится! Не советую мне дорогу перебегать, — в глазах его засветился безумный огонек, — никому не советую! Как бы потом не пожалеть!

Последние слова Щедринский выкрикнул громко, с театральными раскатами, что в драматических спектаклях обычно предшествует появлению нового действующего лица. И действительно — дверь открылась, и в студию осторожно вступил Колесников.

— «Кушать подано», — произнес он сакраментальную фразу, — это здесь?

Альберт Витальевич досадливо поморщился, как артист, которому мешают репетировать.

— С рецептами — в редакцию!

Колесников покачал головой.

— У меня не рецепт.

— А! — оживился Щедринский, — так вас уже отобрали! Вы — гость?

— Нет, я не гость, — вздохнул вошедший, — Я — участковый.

— Э-э… врач? — не понял Альберт Витальевич.

— Милиционер. Участковый инспектор капитан Колесников. Надо бы поговорить…

В гримерке Щедринский сразу бухнулся на диван, дрожащими пальцами выудил из пачки сигарету и торопливо закурил.

— Ну как вам наша кухня? — спросил он.

— Я, честно говоря, мало в этом понимаю, — признался Колесников, — а вот жена постоянно смотрит. Недавно приготовила карпа в сухарях по вашему рецепту — всем очень понравилось — и мне, и жене, и Тимке.

— У вас сын?

— Нет, две дочери. И кот.

— М-да… Я, собственно, имел в виду нашу телевизионную кухню. Вы, наверное, обратили внимание: шум, ругань… На самом деле у нас чрезвычайно слаженный коллектив. Просто это необходимый элемент творческой атмосферы. Для бодрости, так сказать.

— Да, бывает… — покивал участковый.

— Так что же заставило бдительные органы окунуться в пучину шоу-бизнеса? — Альберт Витальевич старался держаться развязно, хотя на душе у него было скверно. Мало ли, зачем пришел к нему этот добродушный мент, отец двух дочерей и кота?

— Нам нужна ваша помощь, — сказал Колесников.

— Слушаю вас, товарищ… — на этом слове Щедринский споткнулся, но другого не подыскал, — … товарищ капитан.

— Тут на днях из области поступила ориентировочка… — участковый раскрыл папку и вынул листок бумаги. — В райцентре Довольное пропала продавщица гастронома, Сорокина Вера Павловна, сорок седьмого года рождения. Искали чуть не две недели по всей родне, и вдруг дочь увидела ее по телевизору, в вашей программе…

— Ну вот видите! И от нас, значит, бывает польза!

— Не все так просто, Альберт Витальевич. Домой-то она до сих пор не вернулась.

— Погодите, погодите… — Щедринский защелкал пальцами, припоминая. — Вера Павловна, продавщица? Здоровенная такая тетка? Отлично я ее помню! Снималась у нас в конкурсе рецептов.

— Когда это было?

— Когда… — Щедринский посмотрел на большой настенный календарь, весь изрисованный значками и пометками. — Четвертого февраля. Ровно две недели назад.

— Четвертого? — переспросил Колесников. — Как раз четвертого она уехала из Довольного…

— Может, у нее родственники в городе или знакомые?

— Проверяли. Никого.

— Ну, значит, пристукнули тетку, — легко вздохнул Альберт Витальевич. — Где-нибудь на обратном пути, в электричке. Сейчас это запросто…

— Тогда было бы тело, — возразил участковый, — а по сводкам…

— Да ладно вам, по сводкам! — отмахнулся телеповар. — Кто их в наше время считает, покойников! А, может, под снегом лежит где-нибудь в лесополосе, весны дожидается… Эх, жалко бабешку! Готовила, правда, так себе, но зато бойкая была, с прибаутками, анекдот даже рассказала. Мы ее хотели объявить победительницей конкурса, пригласили на следующую съемку, а она не явилась. Пришлось Бесноватого вызывать…

— Кого? — удивился участковый.

— А, это фамилия такая — Бесноватый Федя. Единственный наш конкурсант-мужчина. По-моему, тихий шизик какой-то. Но на безрыбье, как говорится…

— Так… — Колесников оттянул узел галстука и расстегнул воротник рубашки. — Дела-а…

— Что такое? — встревожился Щедринский.

Участковый порылся в папке и вынул еще одну бумагу.

— Гражданин Бесноватый Федор Константинович, шестьдесят девятого…, по заявлению матери, ушел из дома одиннадцатого февраля сего года, и до настоящего времени его местонахождение неизвестно…

Она сама пошла за мной. Я и не знал, что она идет, пока не услышал, как поскрипывает снег под тяжелыми ее сапогами. Я был уже возле самой дыры, ведущей в подвал. Мне просто хотелось отдохнуть, посидеть в укромном месте, куда никто не притащится даже случайно. Я больше не мог оставаться с людьми, потому что чувствовал: Оно вот-вот появится. И тут — эта несчастная баба.

— Ой! Извиняюсь! — сказала она. — Я думала, так к выходу короче…