Ахиллесова пята - Александр Надеждин

– На заячье фрикасе в сидре?

– Да, кто-то ведь обещал поставить. За науку.

XIV

Был поздний вечер понедельника семнадцатого ноября. Шикарная пятизвездочная гостиница, в виде двенадцатипалубной махины океанского лайнера, длиной 963 и шириной 105 футов, водоизмещением более семидесяти тысяч тонн, по правому борту которого, вернее, по самой верхней его кромке, окрашенной в белоснежно-белый цвет, красовалось гордое имя «Queen Elizabeth 2», сложенное из почти полутораметровых букв, нанесенных краской уже немного поблекшего от времени черного цвета, постепенно набирая свою привычную крейсерскую скорость в двадцать восемь с половиной узлов в час, уверенно держала курс в сторону Нового Света. Миновав отметку в 4 градуса западной долготы, после уже более чем пятичасового плавания по еще относительно спокойным водам Английского канала, именуемого во всем остальном мире преимущественно на французский манер Ла-Маншем, корабль медленно приближался к мысу Лизард, являющемуся южной оконечностью Британского архипелага, за которой начинался выход в уже куда более бурные и непредсказуемые воды Атлантического океана. Легкий осенний бриз, практически не ощущаемый на пирсах Саутгемптонского порта, расположенного далеко в заводи глубоко врезавшегося в сушу залива, тоже уже сменился освежающей морской прохладой, заставляющей забыть о плюсовой двенадцатиградусной температуре воздуха.

Впрочем, во всем объеме обширного внутрипалубного пространства лайнера царило лето, вернее, даже не лето, а какая-то необыкновенная, инопланетная приятно-расслабляющая атмосфера вечного тепла, всеобщей благодати и комфорта, непрекращающегося даже в самых, казалось, прозаических и обыденных местах.

Олег Иванов сидел в баре «Золотой лев» за небольшим столиком на двоих человек, недалеко от входной двустворчатой распахивающейся взад-вперед двери, как раз напротив левого бокового угла кареобразной барной стойки и, не спеша, потягивал из высокого пинтового бокала тягучий карамельный «Гиннесс».

Бар находился на так называемой «upper deck» – «верхней палубе» (то есть, иными словами, на девятом этаже этого гигантского плавучего дома), на которой не было ни одной каюты и которая предназначалась исключительно для совместного времяпрепровождения и отдыха пассажиров – она была полностью оккупирована различными так называемыми public rooms and facilities, а именно помещениями и заведениями увеселительного, гастрономического и прочего питейного предназначения. Совсем рядом с баром, только чуть впереди, поближе к носовой части судна, расположился вместительный театрально-концертный зал, рассчитанный на пять с лишним сотен зрителей (точнее, только его партерно-амфитеатровая часть – балкон считался уже принадлежностью следующей палубы), а прямо напротив него, вытянувшись вдоль левого борта лайнера, сверкало своими огнями не менее вместительное казино, с рулеткой, столами для блэк-джека и однорукими бандитами, рассредоточившимися вдоль стен, отгородивших всех желающих легко и весело расстаться со своими деньгами от всего остального корабельного мира.

Сам бар, будучи рассчитан где-то на сотню посетителей, в настоящий момент был заполнен менее чем на треть. В основном это были одиночки, и только лишь в дальнем конце заведения, по другую сторону барной стойки, сдвинув вместе два стола, шумела, хотя и не очень сильно, какая-то веселая компания рыжеволосых молодых людей, по всей видимости, ирландцев, если судить по их произношению и характерным чертам лица.

Иванов, сделав очередной глоток, поставил кружку на желтый картонный кружок с изображенным на нем красным геральдическим львом. Рядом на столе лежал свежий вечерний номер «Таймс», который он неторопливо перелистывал, не читая, а лишь бегло пробегая глазами содержимое каждой новой страницы.

В этот момент на пороге бара показался очередной посетитель. Олег поднял на него глаза, затем снова опустил их, но не на газету, а на запястье своей левой руки, которое он быстро и внешне незаметно повернул так, чтобы в его поле зрения попал выскользнувший из-под манжеты рубашки золоченый циферблат. Оперработник с удовлетворением слегка кивнул головой. За последнее время он стал как-то по-особому ценить такие черты человеческого характера, как обязательность и пунктуальность.

Вновь вошедший посетитель – высокий мужчина, лет тридцати с небольшим, довольно крупной, даже немного грузноватой комплекции, сразу с порога медленно, справа налево, оглядел внутреннее пространство паба. Встретившись глазами с Ивановым, он немного неестественно замер, как человек, проглотивший лом или какой-то иной негибкий длинномерный предмет, но уже буквально через секунду едва заметно, почти одними только глазами, приветственно ему кивнул и подошел к барной стойке. Дождавшись, когда бармен, по его заказу, наполнил чистый пустой бокал жидкостью рубинового цвета с кремовой пенной шапкой, он снова огляделся по сторонам, как человек, ищущий себе свободное место в заполненном до отказа помещении, и, взяв бокал в руки, направился к небольшому столику на двоих, напротив левого бокового угла барной стойки, за которым уже сидел молодой человек в светло-фисташковом однобортном костюме и черной рубашке, лениво перелистывающий вечернюю «Таймс».

При его приближении молодой человек в фисташковом костюме на этот раз не поднял глаза, так как хотел скрыть мелькнувшие в них искорки непроизвольной улыбки. Надо заметить, что одет подходивший к его столику мужчина был весьма элегантно и даже можно сказать с шиком – белоснежный смокинг удачно контрастировал с черными брюками и такого же цвета галстуком-бабочкой, обтягивающим стоячий воротник белой сорочки. Было понятно, что у мужчины вполне определенные планы на последующую часть вечера и ночи, которую он, по всей видимости, собрался провести в более одухотворенных местах, к примеру, за столом с зеленым сукном, в заведении напротив. Тем не менее его нахождение сейчас в демократичной и немного расхлябанной обстановке, пусть и высокого класса, но все же пивной, с соответствующим бокалом в руках, вряд ли воспринималось кем-либо из остальных присутствующих как очень гармоничное. Но сам мужчина, похоже, не обращал на это легкое несоответствие никакого внимания, ведя себя абсолютно уверенно и спокойно, что позволяло угадать в нем принадлежность к определенному национальному типу, а именно, русскому, но не просто русскому, а русскому, уже хорошо успевшему вкусить, благодаря благоприятным объективным условиям и субъективным усилиям воли, прелесть жизни, не обремененной ограничениями возникающих потребностей имеющимися возможностями, и потому не испытывающему большого пиетета к некоторым условностям этикета, выработанным западной цивилизацией.

И все же улыбка, которую Олег Иванов сейчас уже сумел практически полностью подавить, была вызвана скорее не этим, а тем, что уверенность человека в белом смокинге в данный момент соседствовала с некоторыми непроизвольно демонстративными (хотя и, может быть, заметными только профессионалу) элементами конспиративного поведения, свойственными дилетанту, которому вдруг выпало счастье немного поиграть в шпионов.

Подойдя к столику, человек в смокинге вежливо осведомился: «Вы позволите». Фраза прозвучала негромко и по-русски. Получив в ответ одобрительный кивок головы и элегантный приглашающий жест рукой, автор фразы, покосившись по сторонам, изобразил на лице смешливую заговорщицкую гримасу и тут же небрежно приземлился на стоящий возле столика пустой стул.

Олег свернул и отодвинул в сторону газету; на место, где она лежала, тут же опустился мерцающий красноватым отблеском бокал, наполненный ирландским элем «Килкенни», что подтверждала соответствующая надпись на корпусе бокала.

– Привет, – вздернув вверх брови, так же негромко, как и свою предыдущую фразу, произнес подсевший к столику мужчина.

– Привет, – ответил Иванов и уже не сдержался, чтобы не улыбнуться.

– Какая приятная неожиданная встреча. Давненько не виделись.

– Давненько, – согласился Олег.

Они не видели друг друга всего чуть больше десяти часов, хотя познакомились и впервые увидели друг друга только вчера, в воскресенье.

Почти весь вчерашний день, с утра и практически до самого позднего вечера, Иванов вместе с Ахаяном провел в гостях у этого хлопца в бабочке и белом смокинге, которого прибывшее из Центра сначала в Париж, а потом в Лондон начальство представило Олегу как Антона Ивановича Артюхова и который уже пять с лишним годков жил в британской столице, на правах человека с двойным – российским и испанским – гражданством, в собственном, пусть и не в очень роскошном, но весьма приличном домике, на окраине «Большого» Лондона, в Уимблдоне, месте знаменитых теннисных баталий. Как Ахаян нашел этого Антона Ивановича Артюхова и кто его на него навел, почему тот согласился сотрудничать со Службой, на каких условиях – на все эти, равно как и многие другие сопутствующие вопросы Олег до сих пор не знал ответа. Он понял только одно: этот человек обязался помогать ему на протяжении всего круиза. Причем помогать всемерно, выполняя все поступающие от «особо уполномоченного сотрудника» (именно так Василий Иванович представил «помощнику» Иванова) просьбы.