Бирюк - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хрипя еще и дергаясь от афтершоков, перевалился на бок, затягивая Сашку на себя. Ковры коврами тут, но не хрен на полу застуживаться. Она прижалась лицом в изгиб моей шеи, начав тереться лицом и целуя.
— Сашк, мне бы в душ. Вонючий-небритый с дороги. — Даже с места дернуться попытался. Ну не совсем же скот.
Но Александра не отпустила, шумно носом потянула и лизнула ключицу.
— Я по твоему запаху так скучала, — пробормотала хрипло, и мой нижний дурень, что еще толком и не опал и хоть самой головкой, но еще в ней был, стал снова тяжелеть.
— Вот теперь нюхай, сколько хочешь, — буркнул, сам носом зарываясь в ее волосы.
— Ты же насовсем ко мне, Коль? — вдруг вскинулась Сашка, вскидывая голову. И у меня даже яйца поджались от боли и испуга в ее взгляде.
— Малыш-малыш, — обхватил ее щеки и кинулся зацеловывать глаза, скулы, лоб, — да я к тебе насовсем с самого начала. Разом и по самые здрасти. Не поняла разве? Я не от тебя ездил, а по делам. Но теперь все. На хер все дела во всем, сука, мире. Теперь пойдем-ка мы, Сашка жениться.
— Что, прямо сейчас? — захихикала она, и от этого по члену у нее внутри дрожь прошлась. Охуительно!
— Не, не сейчас, — проворчал, нажимая на ее бедра, заставляя скользить по мне и насаживая опять до рваного «а-а-ах!» — Есть у нас несколько часов и чем заняться до открытия ЗАГСа.
ЭПИЛОГ
— Яр, Андрюха! — позвал я обоих, клацая пультом в поисках нужного канала после эсэмэски Корнилова.
— Срочное что? — сунулся в кабинет Боев, уже с пиджаком, перекинутым через локоть. — Дел у меня до хренищи.
— На минуту-то зайди, — кивнул я ему на экран, где уже пошла заставка скандальных новостей.
Скривив недовольную морду, пробурчал, что домой ему надо. Надо же, домоседом каким заделался. Точнее, Катька моя его так оформила. И правильно сделала. Вон ходит, рожа и так-то всегда довольная была, и зубы сушил вечно, а теперь вообще аж глаза режет. Что тот прожектор светится.
— Что тут? — пропихнулся мимо Боева Камнев, хмурясь. Он-то у нас улыбается, только когда по телефону сюсюкает со своей Роксаной. Сюсюкает! Кто бы знал, что он это в принципе умеет.
— Смотрите.
Начался выпуск. Я увидел знакомые мордахи приютских ребят. Журналист опрашивал их, повторяя с нажимом самые убийственные вещи. Демонстрировал на камеру добытые мной бумажки, зачитывал фамилии. Да уж, прямо сейчас до хрена народу волосы, на глазах седеющие, на себе рвет. Так вам, сукам, и надо.
Выпуск закончился, репортер пообещал еще подробности в следующем и заявил, что требует считать данный выпуск официальным обращением к соответствующим структурам. Я выключил телек и посмотрел на мужиков. Камнев кивнул и хлопнул меня по плечу.
— Хорошо это, Колян. Хорошо.
А вот Боев прищурился и уставился на меня, похоже, в ярости.
— Ты. Ты, блядь, не сказал нам ничего! — заорал он. — Мне не сказал. Какого хуя, Шаповалов. Ты мне друг. И промолчал! Она моя женщина!
— И моя сестра, — принял я его гнев спокойно. Понимаю. На его месте я бы тоже злился. Но поступил, как сам решил. Как правильно.
— Сестра, да. Но моя, моя женщина. Жена! Я, бля, как теперь должен ей в глаза смотреть, а?! Как?! Что скажу? Прости, Катюха, но мою работу брат твой сделал, а я чмо позорное и ни хера и пальцем не шевельнул?
— Не говори. Вообще, — веско сказал Яр. — Кате сейчас это на хрена? Нервы все. Волнения.
— А она, по-вашему, на Луне, бля, живет и не увидит вот это все?
— Случилось и случилось. Ей зачем знать, кто и при чем, — пожал я плечами.
— Ей знать? А мне? Мне знать, что ни хера, ни хера не сделал?
— Ты ребенка ей сделал. Ты ее счастливой сделал и делаешь, дурака кусок. Выдохни, Андрюха, — попросил его. — Давайте теперь уже просто жить. И женись уже на моей сестре, а то придется мне тебе морду опять бить.
— Себе, дебил, набей. Из-за тебя до сих пор тянули, — буркнул Боев и вылетел из кабинета, шарахнув дверью.
— Отойдет, — махнул рукой Яр.
* * *
— Алька! Алька, зараза такая! — Даже сквозь входную дверь квартиры от отцовского крика можно было оглохнуть. Не говоря уже о том, что он колотил по той еще и ногами, похоже. — А ну открывайте, поганцы!
— Узнал, — подмигнул мне Коля и отхлебнул чай.
— Узнал наверняка, — вздохнула я и пошла открывать, но не сделала и шагу, как он поймал меня.
— Тут будь. Разберусь, — велел он и направился в прихожую.
— Вы чего это удумали, а?! — кричал папа теперь и в квартире. — Через три дня роспись у них. Роспись! Моя дочь что, нищенка какая, чтобы без свадьбы…
— Александра этого не хочет, — оборвал его невозмутимо мой мужчина.
— Па, у меня уже была одна свадьба. Не хочу я больше такого.
— Была у нее. А я людям как в глаза смотреть должен? Моя дочка, моя, замуж втихаря выскочит. Не бывать этому! А ну собирайся, Алька, поедем все организовывать. Я всех на уши поставлю, хоть что-то достойное успе…
— Папа! Я не хочу! — отрезала я, а Коля обнял за талию, поддерживая. — А раз я этого не хочу, то и не буду делать. И ты меня не заставишь.
— Ах ты… Вот. Все ты виноват, Шаповалов! Отца родного больше ни во что не ставит!
— Пап, перестань. Я тебя люблю.
— Ой, любит она, вы посмотрите! — отец уже не орал, а громко ворчал, хмурясь нарочито сильно. — Любишь — так давай слушайся. Сказал — нужна свадьба, значит, нужна.
— Па, если ты хочешь свадьбу, то тебе придется жениться самому. А мы с Колей обещаем эту свадьбу посетить.
— Умная, да? Я в жизни один раз женился, и все на этом, ясно? Тебе, Шаповалов, ясно?
Коля кивнул молча, улыбаясь, и поцеловал меня в висок.
— Чаю с нами выпьешь? — предложила я, и папа, насупившись, прошагал мимо нас на кухню.
— Че хотят, то и творят они, — бухтел он, прихлебывая чай. — В доме моем жить не хотят. Ишь ты, им тут лучше. Где тут жить,
