Нф-100: Изобретатель смысла - Дмитрий Шатилов

Недурно иметь такие идеалы, за которые можно отдать жизнь.

Когда коллеги торгового представителя упрекнули его в неэтичности поступка, он ответил: "Ну и что? Чем война хуже футбола?". Война, действительно, была ничем не хуже футбола, так что ответ показался вполне убедительным. Нововведение быстро подхватили конкуренты, и вскоре все боеспособные племена могли похвастаться контрактом с какой- нибудь известной фирмой. Это оказалось неожиданно удобным в плане различения конгарских племён: теперь вместо того, чтобы утомительно рассказывать о победе очередного Дункаса над Конкасом, достаточно было сказать, что энергетические батончики надрали задницу шоколадным чипсам.

Широкая общественность восприняла перемены неоднозначно.

"Ну, по крайней мере, эти бездельники хотя бы вкусят плодов цивилизации"  - рассуждали добропорядочные граждане.

Бунтари и нонконформисты, напротив, цедили сквозь зубы презрительное и беспощадное: "Они продались".

Правда, как водится, укрылась где- то посередине, то есть там, где её никто и не подумает искать. Ещё больше запутал ситуацию резкий экономический подъём, начавшийся одновременно с войной.

Выглядело всё следующим образом. Спрос, вызванный необычной агрессивной рекламой, вкупе с открытием нового рынка сбыта в среде конгаров повлёк за собой массовое расширение производства, вследствие чего тысячи землян получили высокооплачиваемую работу с полным пакетом льгот - работу, которая целиком и полностью зависела от войны.

Сто восемнадцать тысяч двести двадцать три семьи - именно столько Гиркас оставил без пропитания, остановив Торакайскую бойню. Была среди этих семей и моя. За редким исключением, все письма, которые Гиркас получил в течение нескольких месяцев после окончания Бойни, были полны неподдельной ненависти и презрения.

"Вы хуже убийцы!  - писала восемнадцатилетняя девушка из кантона Фош.  - Тысячи людей вы лишили надежды на достойное существование. Хорошо ли вам спится по ночам?"

"Я никогда не гонялся за деньгами",  - сообщал в письме житель кантона Гастон- Леру.  - "Всё, что я хотел, это оплатить лечение матери и обучение в колледже. Вы лишили меня возможности заработать деньги. Теперь моя мать мертва, а я бросил колледж, потому что одними добрыми намерениями не заплатить за учёбу. Вчера я всерьёз думал о том, чтобы ограбить человека."

"При встрече я переломаю тебе все кости",  - гласила лаконичная записка рабочего с разорившейся макаронной фабрики.

Менее деликатные авторы открыто клеймили Гиркаса чудовищем, конгарским выкормышем, вшивым недоноском, духовным паралитиком, подонком, моральным уродом и существом, стоящим в развитии бесконечно ниже человека.

Один из пострадавших, путая всё - и время, и пространство - называл Гиркаса грязным евреем.

Что же касается меня, то я по заданию "Голоса Новой Трои" написал статью, в которой, помимо классических "врага народа", "шпиона" и "лакея", именовал Гиркаса "фашиствующим молодчиком" и "экономическим террористом". Впоследствии за эту статью я просил у Гиркаса прощения, и был прощён.

Да, ему тогда пришлось несладко. Помимо вышеперечисленных мнений, каждое второе письмо содержало в себе угрозу самой жестокой расправы, так что, будучи избитым лишь однажды, Гиркас был вправе считать, что легко отделался.

Желая приблизить завершение конфликта, Консультативный совет Новой Трои разрешил близлежащим кантонам снабжать враждующие стороны из собственных арсеналов. Таким образом, в руки конгарам попали триста лучемётов без батарей, двадцать два нерабочих грузовика, и ядерная боеголовка, как выяснилось в один прекрасный день, вполне исправная.

И вот, когда конгары были должным образом одеты и вооружены, тогда- то и начались первые трудности. С использованием цивилизованных средств ведения войны число убитых выросло настолько, что изначальная причина конфликта стала несколько неприличной. Попросту говоря, стыдно стало конгарам убивать друг друга в таких количествах всего- навсего из- за двух дураков, тем более что никто уже не помнил, кто бросил камень первым. Никто не помнил даже, бросал ли кто вообще камень!

Однако жрать в три горла и получать от кантонов подачки конгарам хотелось по- прежнему, и вот вожди племён собрались, чтобы решить, как быть дальше. Зазвучали робкие голоса, взывающие к здравому смыслу, но их заглушили мощные призывы к войне. Наиболее часто звучал довод: "В кои- то веки живём по- человечески, а не как всегда!".

Слово взял Виснегар, предводитель племени дзираев.

-  Пить хочется,  - сказал он.  - Кто- нибудь фляжку захватил?

Тромкас из северных консаев перебросил ему бурдюк, полный вина из скисших ягод фора. Виснегар отпил немного и громко рыгнул.

-  Хороша, но не добродила. Сколько выдерживал?

-  Неделю,  - ответил Тромкас. Бурдюк тем временем пошёл по рукам. День выдался жаркий, и конгары пили с жадностью, не обращая внимания на струйки, стекающие по подбородку.

-  Дело дрянь, братцы,  - продолжил Виснегар, когда последний вождь, выжав остатки вина себе в глотку, отбросил бурдюк в угол походной юрты.  - Мои уже бучу поднимают: за какие- такие идеалы мы своим же бошки отворачиваем? Известное дело - у одного братюня в соседнем племени, у другого сеструха, у третьего - вообще хрен пойми кто, но тоже жалко.

-  Сволочи,  - констатировал широкоплечий Румвей,  - у меня вчера батю угробили, так я и виду не подал.

-  Это я его,  - подал голос Дунлик, возглавляющий племя руфиев,  - В смысле, батю твоего я уделал. Он, пока не помер, всё бабу вспоминал. Горячая, говорит, что твоя печь, а уж сладкая... Тирвис звали - не твоя маманя?

-  Не,  - ответил Румвей.  - Братюнина. Он клятву дал: за батю триста человек положить. Пока троих успел.

-  А ты?

-  А мне- то что? Батя старый, зажился. Зла на тебя не держу.

При этих словах конгары, внимательно слушавшие разговор, одобрительно загудели.

-  Молодец парень!  - крутил усы старый Дунвей.  - Вот что значит хорошее воспитание!

-  Известное дело,  - поддакнул его сосед Коннавис,  - кровопролитие нам тут ни к чему.

После этих слов между конгарами завязалась оживлённая дискуссия, в ходе которой они с полной очевидностью сумели установить, что кровопролитие - вещь, в общем- то, излишняя, и нет никакой причины, почему хорошие люди должны убивать друг друга.

От этого они перешли непосредственно к обсуждению войны, причём каждый напропалую хвастался собственными победами. Особенно усердствовал Тромкас: подобрав где- то конский череп, он воздел его над головой и принялся уверять собравшихся, что это не что иное, как голова знаменитого Румсена, который ел за десятерых, имел четыреста жён, и погиб от его, Тромсена, молодецкого удара.