Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV - Сергей Князьков

Сражение под Красным 6 ноября 1812 г. (Гессе)

Французские войска думали в Смоленске найти и достаточное продовольствие и готовые зимние квартиры. Правда, запасы, собранные в Смоленске, были достаточны, но прежде всего было в высшей степени трудно организовать правильную раздачу порций, озверевшие от холода и голода французы разбивали провиантские магазины, вырывали из рук съестное, резали лошадей фуражиров. «Человек, который несет хлеб или что-нибудь съестное, не может быть безопасен, — пишет Пюибюск, провиантмейстер французской армии. — Он или должен оставить свою ношу или его убьют». А кроме того, сама раздача была организована на началах, далеко несправедливых. Тот же Пюибюск свидетельствует нам: «Раздача жизненных припасов весьма неуравнительна, все наклоняется к пользе гвардии, как-будто бы прочее войско, столько раз сражавшееся, недостойно и жить на свете».

О зимних квартирах, конечно, и думать не приходилось. Неприятель был за плечами. Оставалось одно, как можно скорее выйти из Смоленска и спешить далее в Белоруссию, оттуда в Литву и Польшу, где население было более расположено к французам, а главное, чтобы избегнуть нападения с боков Чичагова и Витгенштейна. Дав армии четырехдневный отдых, Наполеон начал выступать из Смоленска отдельными отрядами. Впереди шли поляки, вышедшие еще 31 октября, за ними совершенно расстроенные вестфальцы Жюно, еще далее — дивизия Клапареда (1 ноября); затем уже 2-го выступили Мортье с молодой гвардией, а позднее старая гвардия с Наполеоном. Даву, принц Евгений и Ней оставались еще в Смоленске. Дивизия Клапареда подошла к Красному, обогнав вестфальцев, и вытеснила отсюда гр. Ожаровского, который шел впереди армии Кутузова и, наконец, заняла Красный. Это было 3 ноября. Наполеон со своей гвардией шел также к Красному. У деревни Ржавки, параллельно дороге, разместился авангард Милорадовича, встретивший войска Наполеона сильной канонадой, но кавалерийские атаки предприняты им были лишь тогда, когда большая часть колонн неприятельского отряда прошла мимо русской позиции. Наполеон был пропущен. Правда, он потерпел, но далеко не так, как можно было ожидать. Однако русские генералы считали это большим успехом. Генерал Ермолов, донося фельдмаршалу, что в Смоленске осталось до 25 тысяч с Даву, самоуверенно добавлял: «Это все должно быть истреблено и принадлежать нам».

Из этих осужденных, в глазах Ермолова, на уничтожение отрядов первым тронулся уже раньше расстроенный корпус принца Евгения. Когда русская пехота пошла в атаку на эти остатки итальянского корпуса, осаждаемого со всех сторон казаками, прискакал Милорадович и от лица Кутузова просил задержать атаку. Французы сами повели атаку и, хотя им пришлось много оставить на поле сражения, много сдалось на милость победителю, однако они пробились до Красного. Как поляки Зайончика и вестфальцы, так и остатки корпуса вице-короля немедленно пошли далее по дороге в Оршу. Наполеон же с остальными войсками остался в Красном и решился на смелое дело — атаковать Кутузова, чтобы заставить его приблизить к себе авангард и таким образом дать дорогу Даву, а за ним и Нею. Сражение следующего дня шло в трех пунктах: подходящему Даву пришлось иметь дело с авангардом Милорадовича, который так же, как и в деле с вице-королем, действовал крайне пассивно. Армия Кутузова была разбита на две части: одна часть под начальством кн. Голицына должна была атаковать Наполеона, а другая обойти неприятеля и встать на пути между Красным и Оршей; ею командовал Тормасов. Но Наполеон, казалось, забыл свою недавнюю апатию. Французские мемуаристы-очевидцы именно к этому бою приурочивают его знаменитые слова: «J'ai assez fait l'empereur, il est temps que je fasse le general». И он вновь стал гениальным полководцем. Он держался против сильнейшего и бодрого неприятеля, пока дивизии Даву одна за другой переходили опасный Лосминский овраг под картечью Милорадовича. Наполеон пропустил их всех вперед, предписав, не останавливаясь, идти к Красному, куда пошел и он. В арьергарде оставалась дивизия Фридрихса, которая одна и оказалась жертвой наступавшей армии Тормасова. Нерешительность фельдмаршала повредила и здесь: Тормасов по дороге был остановлен, и его авангардный отряд генерала Розена успел захватить лишь эту дивизию Фридрихса.

Марш. Ней, князь московский (Ланглуа)

Оставался Ней, с самой Вязьмы шедший в арьергарде армии. Несмотря на то, что он получил извещение от Даву, что вице-король сильно потерпел, что сам Даву в опасном положении, Ней решил исполнить предписания императора и вышел из города только 5 ноября, взрывая за собой смоленские стены, свидетелей многих осад и приступов. Русские войска совсем не ожидали Нея и ему без выстрела удалось перейти через опасный Лосминский овраг, обойти первые ряды русской артиллерии. Лишь тогда русские одумались, открыли огонь, начались атаки. Милорадович предлагал Нею сдаться, обещая ему почетные условия. Маршал отказался и сам повел атаки. Французы шли под расстрел, но имели даже частичный успех, хотя, конечно, урон их был громаден. Ночь прекратила сражение. Фезанзак, один из полковых командиров, передает нам следующий диалог: «Плохо наше положение», сказал Ней тихо одному из своих офицеров. «Что же вы будете делать?» спросил, в свою очередь, офицер. «Перейду за Днепр». — «А где дорога?» — «Найдем». — «А если Днепр не замерз?» — «Замерзнет». И Нею удалось переправиться через Днепр там, где он действительно уже замерз, у Сырокоренья. Есть основание предполагать, что русским была известна эта переправа, более того, А. Н. Попов прямо утверждает, что Кутузов извещал об этом Платова. Почему же Ней совершил эту переправу беспрепятственно? М. Богданович подчеркивает «беспечность» русских, которые, по-видимому, даже не докончив боя, «расположились по квартирам, а кавалерия; высланная для наблюдения за отступавшими французами, совершенно потеряла их из вида». Ней с остатками своего корпуса долго бродил, преследуемый казаками, засел под конец в селении Якубове, с ожесточением отбиваясь от врага, и здесь ему удалось войти в сношение с вице-королем, который пришел к нему на помощь. Так последний отряд великой армии соединился с ней.

Заканчивая описание этого многодневного боя в окрестностях Красного, нельзя не согласиться со словами мемуариста-француза: «Этот старец (Кутузов) исполнил наполовину и плохо то, что так мудро задумал».

Так отступала великая армия, потеряв на пути до 50 тысяч. В научной литературе все еще горячо дебатируется вопрос о причинах погибели французской армии — природные ли условия или победы русских сыграли тут главную роль? При ближайшем рассмотрении этот вопрос сам по себе отпадает — победы русских потому и были так легки, что французы с трудом могли драться, подавленные теми условиями, в которые они были поставлены.

(Современная грав.)

Первое, что сильно ослабляло боевую способность великой армии, было «наследие Москвы», создать которое сознательно стремился Кутузов.

Армия еще в Москве начала терять свою дисциплину. Ван-Дедем обвиняет в этом прежде всего офицеров, они распустились, а за ними и нижние чины. «Свыше 10о мороза я не могу найти ни одного генерала на своем посту», говорил сам Наполеон.

За боевую негодность значительной части армии, или, по крайней мере, того, что шло с армией, — говорил один вид ее при выходе из Москвы. «Можно было подумать, — восклицает очевидец, — что двигался какой-то караван кочевников или одна из армий древних времен, возвращавшаяся после великого нашествия с рабами и добычей». Женщины и дети, следовавшие за армией, и особенно эта добыча, возбуждавшая личное корыстолюбие, прежде всего тормозила действия войск. Наполеон и маршалы энергично боролись против этого, но малоуспешно: правда, эти же богатства иногда и спасали армию, особенно при набеге казаков: алчные до наживы, казаки бросались грабить, давая возможность французам оправиться и отбить врага.

Второе, что ослабляло французскую армию, это было отсутствие продовольствия и возникший отсюда голод.

Уже в бою у реки Чернишни оказались дефекты французской конницы: лошади были истощены, добывать фураж в стране, враждебно настроенной, было нелегко. Кроме этого, лошади были плохо подкованы. Одним словом, важная часть всякой армии — лошади были в совершенно неудовлетворительном состоянии. К чему это вело? Кавалерия не могла нести своей прямой службы — вести дело наблюдения за неприятелем, добывать фураж, провиант и отражать легкую кавалерию врага — казаков. Артиллерии постепенно совсем не стало — она стала обузой для войска. В бою под Красным при подсчете орудий, действующих у русских, историки приводят цифры 30, 50, 60, у французов — 6, 12. Французская армия стала однородной по оружию пехотой. Но пехоте добывать себе пропитание нелегко, особенно в истощенной стране, при одной возможности — идти большой дорогой, не сворачивать по сторонам, где стерегут казаки. И вот понемногу, вывезенный из Москвы, провиант, неправильно распределенный, зачастую сам по себе не ценный, понемногу истощается и от неумеренного употребления, и от захвата врагом, и от неправильной перевозки. «Не подумали даже, — пишет доктор де-ла-Флиз, — о перестановке обозов на полозья». Начинается голод. Нечего говорить, как это ослабляет силы армии. Встречаемые на пути провиантские магазины, даже в Смоленске, не оказывались достаточными. Можно открыть любые мемуары этой ужасной войны, письма очевидцев ее и примеры этого страшного голода зачастят перед нами. Тот же де-ла-Флиз пишет от 4 ноября (по нов. ст.): «Мы встретили на дороге большое количество палых лошадей, и тут я в первый раз увидел, что солдаты вырезывали лошадиное мясо и варили из него суп». Кутузов в письме к дочери пишет: «Некоторые мои генералы уверяли, что они видели двух несчастных, жаривших на огоньке части тела третьего их товарища». И эти примеры далеко не единичны. О какой же дисциплине или способности к бою можно говорить после этого?