Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гневные крики, которые вырвались у него из груди, свидетельствовали о том, что голос к нему вернулся. Жильбер посмотрел туда, где, по его мнению, должен был находиться Париж, и обрушил ужасные проклятия на тех, кто отнял у него силы и отвагу.
Он схватился за голову, завертелся волчком и рухнул посреди дороги, утешая себя мыслью, что, подобно античному герою, боролся до конца.
Падая, он все еще бросал вокруг угрожающие взгляды и сжимал кулаки.
Глаза его закрылись, мышцы ослабли: он потерял сознание.
В это время по проселочной дороге, которая отходила от дороги между Тьеблемоном и Воклером, неслась карета, будто подхваченная ураганом. Вскоре она выскочила туда, где без сознания лежал Жильбер.
— С дороги, с дороги, сумасшедший! — раздался окрик, сопровождаемый ударами кнута.
Жильбер ничего не слышал.
— Уйди же с дороги, или я раздавлю тебя, черт побери!
Кнут обвил его, и одновременно послышался душераздирающий крик. Жильбер ничего не почувствовал.
Несмотря на нечеловеческие усилия, форейтору не удалось удержать лошадь, скакавшую впереди: она стрелой взвилась над Жильбером. Форейтор успел остановить других лошадей. Из окна почтовой кареты высунулась женщина.
— Боже мой! — в ужасе закричала она. — Бедняжку, верно, задавило?
Пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пыль, летевшую из-под копыт, кучер проговорил:
— Похоже, что так, сударыня.
— Безумец! Бедный мальчик! Стойте на месте! Стоять, стоять!
Открыв дверцу, дама вышла из кареты.
Форейтор спрыгнул с лошади и пытался вытащить из-под колес Жильбера, думая, что тот, истекая кровью, умер. Незнакомка бросилась на помощь кучеру.
— Вот это называется повезло! — вскричал форейтор. — Ни царапины, ни синяка.
— Но он без сознания.
— Верно, испугался. Давайте оттащим его к обочине и поедем дальше, ведь госпожа спешит.
— Ни в коем случае! Я ни за что не брошу бедное дитя.
— Он цел и невредим, он сам придет в себя.
— Нет, нет. Такой молодой, такой несчастный! Наверное, сбежал из коллежа и предпринял путешествие, которое оказалось ему не под силу. Посмотрите, как он бледен: еще немного — и он бы умер. Нет, я ни за что его не брошу. Перенесите его в берлину на переднее сидение.
Кучер повиновался. Женщина села в карету. Жильбера положили на переднее сидение, голова его была прислонена к стенке, обитой шерстяной тканью.
— Трогай, — приказала молодая дама, — мы потеряли десять минут; вы получите один пистоль, если наверстаете упущенное время.
Кучер угрожающе взмахнул кнутом. Услышав знакомый звук, лошади поскакали галопом.
XX
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЖИЛЬБЕР УЖЕ НЕ ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЕТ О ПОТЕРЯННОМ ЭКЮ
Когда спустя некоторое время Жильбер пришел в себя, он был приятно удивлен, увидев, что лежит у ног какой-то дамы, которая внимательно его разглядывает.
Это была молодая женщина лет двадцати четырех-двадцати пяти, с большими серыми глазами, вздернутым носиком и лицом, загоревшим под южным солнцем. Маленький тонко очерченный капризный рот придавал ее открытому и веселому лицу выражение лукавства и настороженности. Красоту ее рук выгодно подчеркивали рукава из фиолетового бархата с золотыми пуговицами. Юбка серого шелка в цветочек, с пышными складками, закрывала все сидение кареты. Еще больше Жильбер был удивлен тем, что ехал в карете, которую несут галопом три почтовые лошади.
Улыбаясь, дама внимательно изучала Жильбера. Он смотрел на нее до тех пор, пока не понял, что это не сон.
— Кажется, вам лучше, дитя мое, — сказала дама.
— Где я? — произнес Жильбер, очень кстати вспомнивший фразу, которую часто встречал в романах.
— В безопасности, мой юный друг, — ответила дама с ярко выраженным южным выговором. — Но вас только что едва не раздавила карета. Как могло случиться, что вы упали посреди дороги?
— Я почувствовал слабость, сударыня.
— Силы оставили вас? А что случилось?
— Я очень долго шел.
— Вы давно в пути?
— С четырех часов дня. Со вчерашнего дня.
— И с четырех часов вы прошли?..
— Я прошел шестнадцать или восемнадцать льё.
— За двенадцать-четырнадцать часов?
— Так я же почти все время бежал!
— Куда вы направляетесь?
— В Версаль, сударыня.
— А откуда идете?
— Из Таверне.
— Что это, Таверне?
— Замок, расположенный между Пьерфитом и Бар-ле-Дюком.
— Вы, наверное, не успели поесть?
— Не только не успел, сударыня: мне не на что было поесть.
— Что вы говорите?
— Я потерял деньги, когда бежал.
— Значит, вы ничего не ели со вчерашнего дня?..
— Только немного хлеба, который я взял из дома.
— Бедняжка! Почему же вы нигде не попросили дать вам поесть?
Жильбер презрительно усмехнулся.
— Потому что я горд, сударыня.
— Но когда умираешь с голоду…
— Лучше умереть, чем унизиться.
Ответ рассудительного собеседника привел даму в восторг.
— Но кто вы, друг мой? — спросила она.
— Я сирота.
— Как вас зовут?
— Жильбер.
— Жильбер, а дальше?
— Дальше — никак.
— Ах, вот что! — сказала молодая дама, не переставая удивляться.
Жильбер подумал, что своей замысловатостью его ответы не уступали остроумию Жан Жака Руссо.
— Вы слишком молоды, чтобы бродить по большим дорогам, — продолжала незнакомка.
— Хозяева оставили меня одного в старом замке. Я последовал их примеру и покинул замок.
— Без всякой цели?
— Земля велика; говорят, что под солнцем всем хватает места.
«Наверно, это какой-нибудь незаконнорожденный, который убежал из дворянского дома», — решила незнакомка.
— Вы говорите, что потеряли кошелек? — спросила она.
— Да.
— Там было много денег?
— У меня была только одна монета достоинством в шесть ливров, — ответил Жильбер, стыдясь выдать свое отчаяние и боясь назвать слишком большую сумму, что могло навести на мысль о том, что он приобрел деньги нечестным путем, — но я бы сумел их приумножить.
— Монета достоинством в шесть ливров для столь долгого путешествия! Этого хватило бы дня на два — и то только на хлеб! А какой долгий путь вас ожидал! Вы сказали, из Бар-ле-Дюка до Парижа?
— Да.
— Я думаю, что это приблизительно шестьдесят — шестьдесят пять льё.
— Я не считал льё, сударыня. Я сказал себе: нужно проделать этот путь, вот и все.
— Безумец! И вы отправились пешком?
— У меня сильные ноги.