Рюрик - Галина Петреченко

Дагар вскинул голову. Что-то обнадеживающее прозвучало в последнем обещании жреца. Такое бывало редко за последние два года.

«Что может быть сильнее, чем уверенное чутье жреца?» — подумал меченосец и радостно улыбнулся.

— Ты уверен в благополучном исходе испытания? — тихо спросил он, пытаясь по глазам жреца узнать правду.

— Да, — просто ответил Бэрин, не отводя спокойного взгляда от заинтересованного, пытливого взора военачальника.

— Это хорошо, — обрадовался Дагар и спохватился: — Ну, я побегу. А ты в дом! Слышишь, Бэрин? — крикнул он, уже убегая в сторону крепости.

Бэрин помахал ему рукой, посмотрел вслед, подосадовал, что не может уже вот так ловко и быстро бегать, вздохнул, одернул обрядовое одеяние и пошел искать Рюрика, спрашивая всех по пути, где можно найти князя.

— Да вот он, — крикнул один из дружинников, указывая на Рюрика, помогающего закрепить огромный железный крюк в стенном отверстии крепости. Князь был высоко на помосте.

— А-а! Бэрин! — оглянулся на него вспотевший Рюрик. — Не подходи сюда! Здесь опасно! — крикнул он. — Жди меня там, внизу! Мы сейчас крюк испытывать будем! — Рюрик осторожно передал дружиннику рычажное устройство на треноге и ловко спустился вниз. — Давай! — скомандовал он смекалистому гриденю и махнул рукой к себе. — Крути!

Бэрин раскрыл рот от удивления. Из узких расщелин вылез сначала один, затем другой и третий круторогий крюк, угрожая зацепить любого, кто приблизится к стене крепости.

— Ну, как? — спросил его довольный Рюрик.

— И внушительно и страшно! — отметил потрясенный жрец. — Это Ярмерик с Абрамом такие крюки смастерили? — удивленно спросил он и заметил, как Рюрик недоуменно повел плечом, как бы говоря: «Не только они, здесь многие поломали головы!» Жрец оглядел счастливого в эту минуту князя и тут же спросил его: — А спина твоя как? Ничего не чувствует?

Рюрик перестал улыбаться. Да, с тех пор, как в княжеской сустуге зашито ячменное зерно, его больше не преследовало омерзительное ощущение, будто кто-то примеривается к его спине секирой. Но начались сновидения — одно кошмарнее другого. «А вот говорить ли об этом жрецу, — подумал князь и посмотрел на Бэрина. — Как было бы хорошо! Я отвлекся здесь, наверху, от мрака, томящего мою душу… — подумал Рюрик, но злой досады к жрецу не испытывал. — Я не хочу вникать в тот мир, в котором ты плаваешь, как рыба в воде», — хотел было сказать князь, но что-то остановило его. Он вздохнул, вытер пот со лба и хрипло проговорил:

— Да, спина теперь меня не беспокоит.

— А что… беспокоит? — Жрец сразу понял его. — Сны, — сдался Рюрик и уныло вздохнул. — Я так не хотел говорить тебе об этом, — горько сознался он.

— Почему? — испуганно спросил Бэрин. — Ты не хочешь доверяться мне? Он отвел Рюрика от стены. Там, наверху, прикреплялись бревна для сбрасывания на врага. Одно бревно грозило вот-вот сорваться: дружинники устали и едва удержали его.

— Да нет, — печально ответил Рюрик, отходя в безопасное место вслед за жрецом. — Понимаешь, Бэрин, я устал от этого довлеющего мрака. Я знаю, что они не остановятся ни перед чем. Не заклинания, так заговоры… Я не хочу об этом думать! — горячо прошептал он. — Я хочу прожить пусть короткую жизнь, но не оглядываясь и не ежась. Я хочу дышать полной грудью! Я хочу быть князем, Бэрин, а не жертвой волхвов моих врагов! — с досадой воскликнул Рюрик и отвернулся от жреца.

Как Бэрин любил, как жалел в эту минуту гордого, но хлебнувшего уже столько горя князя! Как ему хотелось опекать его, этого несчастного и безнадежно обреченного рикса. Бэрин протянул руку, дотронулся до плеча Рюрика и очень тихо сказал:

— Я всегда с тобой, князь! Но… это значит, что ты всегда должен рассказывать мне о… обо всем! Хорошо? — ласково спросил он, глядя в спину Рюрику.

Рюрик поморщился. «Опять ты за свое, Бэрин», — недовольно подумал он и передернул плечами. Но, повернувшись к жрецу, увидел столько сочувствия и сопереживания в глазах друида солнца, страдальческое их выражение окончательно смутило Рюрика. Он глубоко вздохнул и еле выдавил из себя:

— Хорошо, Бэрин. Но… ты бы лучше своего коня нам попытал! — уже бодрее предложил он.

— И попытаю! Нынче же вечером! — Жрец с радостью подхватил разговор. Но он прекрасно понимал, что Рюрику сейчас нельзя тратить время на беседы, а потому перебил сам себя: — Ну, я пойду, сынок.

Бэрин отошел от князя, решив зайти к Эфанде и выяснить, какие сны не дают покоя их риксу…

А младшая жена князя рарогов в это время занималась сушкой трав весеннего сбора. Небольшими аккуратными пучками висели на северной стене клети веточки белокудренника, полыни, наперстянки, диоскории, астрагала, цветы рябины и шиповника, распространяя в жилище княгини удивительный аромат разнотравья. Бэрин широко распахнул дверь клети и шумно вдохнул пряный запах.

— Ба! Уже наготовила трав! — изумился жрец, с удовольствием дыша всей грудью. — Не выгонишь меня? — улыбаясь, спросил он немного испуганную Эфанду и бесцеремонно сел на стул.

— Нет, Бэрин! Добро пожаловать, — чуть-чуть растерянно, но нежно и сердечно пригласила Эфанда, одернув скромное льняное платье: она только что прикрепила последний пучок травы к стене, а потому и распоясалась, и немного разлохматилась. Бэрин залюбовался Эфандой: порозовевшая, нежная, сероглазая, светловолосая и вся такая естественная и простая. Вот она подпоясала плетеным пояском платье, накинула на плечи тонкий ажурный убрус, привела в порядок волосы и улыбнулась.

«Боги! — подумал Бэрин, глядя на Эфанду. — И эта девочка — жена! Такие ручки! Такая точеная шейка! А головка! Как у русалки!.. Нет, эта головка умеет запоминать нужные советы. Эта головка унаследовала от отца Верцина ум и прекрасную память, а от матери Унжи — терпение, нежность и красоту. Ей хочется поклоняться бесконечно… Да, именно такая жена нужна нашему Рюрику», — думал Бэрин, по-хозяйски рассматривая любимую жену своего рикса.

— Я слушаю тебя, наш достославный верховный жрец! — нежно проговорила Эфанда и посмотрела в глаза Бэрину.

«Ни тени беспокойства, — снова подметил жрец, наблюдая за Эфандой, и захотел, чтобы она еще что-нибудь сказала. Он бессознательно улыбался, глядя на нее, и радовался ее красоте, как ребенок, который впервые увидел прекрасный цветок. — И все-то ей к лицу: и это серое платьице, и этот голубой убрус…»

— Не попьешь ли киселя овсяного? — между тем спросила Эфанда и налила жрецу в глиняный горшочек киселя. — Устал ведь, на, выпей! — ласково предложила она и заставила Бэрина выпить весь кисель.

Бэрин выпил кисель, поставил на стол горшок, вздохнул и вдруг без обиняков спросил:

— Эфанда, ты хорошо запомнила облик князя… Вадима?

Эфанда немного нахмурилась, сосредоточилась и твердо ответила:

— Да, помню.

— Ты… поможешь мне свершить над его образом… заклинание? — медленно выговаривая тяжелые слова, хмуро спросил Бэрин. Он исподлобья смотрел на Эфанду и знал, что решиться на такое ей будет трудно.

Эфанда вскрикнула, широко раскрытыми глазами оглядела поникшего жреца и с ужасом прошептала:

— Н-нет.

— Н-нет, — как эхо повторил Бэрин и понял, что сейчас он не просто дотронулся до нежной души Эфанды — он тяжело ранил ее. Зная, что молчать в таких случаях нельзя, Бэрин выпрямился и, видя, как часто вздымается невысокая грудь княгини, глухо проговорил: — Эфи, ты не на небесах живешь и ведаешь, что враги твоего Рюрика не гнушаются ничем. Они уже несколько раз проводили… заклинание над его обликом…

Эфанда ахнула и мгновенно побледнела.

— Какое варварство, — с ужасом прошептала она и недоверчиво покачала головой. — Не может быть. — И, не веря ни Бэрину, ни самой себе, хмуро посмотрела на жреца.

— Ты замечала, как он иногда… как бы каменеет? — тихо спросил жрец, видя ее мучения. — Напрягает спину, скрывает ото всех боль, пронизывающую лопатки?

Эфанда молча кивнула головой.

— Это и есть проявление заклинания, — мрачно подытожил Бэрин. — И ты прости меня за жестокость, Эфи, но мне очень хочется тем же ответить и Вадиму, — резко завершил он и встал.

Лицо Эфанды преобразилось: оно стало суровым, и Бэрин не смог сразу понять, подурнела она при этом или нет.

— Я… не могу… убивать, — тихо, но решительно заявила Эфанда, глядя на жреца снизу вверх.

— Заклинание — это еще не убийство, — возразил ей жрец и, нагнувшись к ней, настойчиво проговорил: — Особенно удачно оно получается тогда, когда его свершают люди, кровно заинтересованные…

— Нет! — решительно перебила она его и встала. — Я ненавижу Вадима, Гостомысла, их зломыслие, козни, но… я не верю, что они хотят смерти Рюрика! — горячо проговорила она, глядя прямо в глаза жрецу.

— Я бы тоже не хотел в это верить, но нынешнее появление норманнов чьих рук дело? — терпеливо спросил ее жрец.