Неукротимое пламя - Джулия Холл

Даю себе еще три секунды на панику, а затем беру себя в руки. Дергаю за каждую из веревок в поисках ослабших узлов или тех, что можно развязать. Если придется сломать пару косточек, чтобы освободиться, сломаю без раздумий. Места, чтобы извернуться, почти нет, и все мои дергания только делают узлы крепче.

Идем дальше, проверяю, насколько крепкий стул. Сделан из цельного дерева, под моей задницей и спиной набивка. Даже не скрипит, когда я раскачиваюсь, но дерево сломать должно быть проще, чем порвать веревки.

Стул настолько огромный, что мои ноги даже не достают до пола. Они не связаны. И это единственное преимущество в нынешнем положении. Пытаюсь подвинуться вперед, думая о том, что если смогу встать на пол, то, вероятно, смогу и стул сломать. Но он слишком тяжелый, и я не могу раскачаться настолько, чтоб достать до пола.

Снова накатывает разочарование. Но я не поддаюсь.

Вытягиваю ноги вперед, пальцами задевая деревянный стол передо мной. Энергично размахивая ногами взад-вперед, подвигаю стул на несколько дюймов вперед. Этого достаточно, чтобы я смогла оттолкнуться от передней плоской панельки; совершив сие действие, я заваливаюсь назад. Удар об пол получается сильным, из легких выбивается весь кислород.

Но при падении даже треска дерева не было слышно. Теперь я лежу на полу, все еще обездвиженная, и смотрю на плоский потолок белого цвета.

Дурацкий антикварный стул, который прослужит нескольким поколениям вперед. Почему Торн не привязал меня к какой-нибудь дешевке из «Икеи»? Его я бы уже давно сломала.

Нужно восстановить дыхание. Закрываю глаза и позволяю себе сделать два глубоких вдоха, чтобы сосредоточиться, но на этом всё. Как только я открываю глаза, игра продолжается.

Переключаю внимание на ремни, стягивающие запястья. Затянуты они настолько туго, что вот-вот перекроют кровообращение. Но это моя единственная возможность освободиться. Теперь, когда я лежу на земле, преимуществ у меня нет. Ситуация сейчас, конечно, хуже, чем минуту назад, и меня это бесит.

Так как пространства для маневра здесь очень мало, приходится жертвовать своей кожей. Я до крови растираю запястья, красная жидкость капает на опоясывающие их веревки. Это больно, но из-за того что кровь скользкая, получается подвигать рукой взад-вперед плюс-минус на дюйм.

Я понимаю, что браслет с красным камнем будет снять труднее, поэтому переключаюсь на другую руку. Тяну и дергаю ремешок во все стороны со всей силы, пытаясь освободиться. Тьма внутри меня, которая на самом деле является Серафимой, растет и набирает силу с каждой минутой. Нельзя терять ни секунды. Нужно кого-нибудь найти и попросить запереть меня до тех пор, пока мы не придумаем, как ее из меня вытащить. Не позволю себе зациклиться на том, что нас вообще невозможно разделить, или на том, что, как говорил Торн, она окончательно захватит надо мной контроль. Я просто не допущу этого. Это мое тело, и я не отдам его этому монстру.

Боль в руке просто невыносима. Грубая веревка натирает мою кожу, образовывая на ней трещины. Я сломала себе парочку хрупких косточек, но это не столь важно. Кожа и кости восстановятся.

Прикусываю губу, чтобы не закричать от боли, когда веревка задевает самую плотную часть моей руки, врезаясь в костяшки. Из-за скользкой крови и содранной кожи мне удается высвободить руку.

Не упуская ни секунды, ослабляю ремни на втором запястье, теперь у меня свободны обе руки. Пытаюсь снять браслет с красным духовным камнем, но, как и в прошлый раз, он не поддается. Простонав, пытаюсь освободиться окончательно. Развязать веревки на животе и груди сложнее всего, потому что узлы находятся сзади, но теперь, раз руки у меня свободны, вывернуться из них куда проще.

Бросившись к двери, прикладываю ухо к поверхности, чтобы прислушаться к звукам снаружи. Если я действительно хочу сбежать, нужно действовать разумно и осторожно.

Максимально напрягаю слух, но не улавливаю даже очень тихих шагов. Моментально выбегаю из комнаты и несусь вперед по огромному коридору.

Блин, где мы вообще? На этот раз в настоящем дворце? Торн действительно любит экстравагантные жилища. С потолка, который находится минимум в двенадцати футах над моей головой, свисает множество люстр. Стены украшают старинные портреты, а богато украшенный ковер прямо-таки кричит о роскоши.

Шагаю, не издавая ни звука, но торможу, услышав приглушенные стоны за закрытой дверью, мимо которой я только что прошла. Замираю, понимая, что когда-то уже попадала в похожую ситуацию. Но, как и тогда, в Уайтхолде, я не могу просто проигнорировать звук и не проверить.

Подобравшись поближе к двери, прижимаюсь ухом к деревянной поверхности. В комнате тишина, если не считать прерывистого дыхания, которое я улавливаю своим острым слухом. Медленно повернув ручку, я приоткрываю дверь настолько, чтобы можно было заглянуть в щель.

К стулу, стоящему в центре комнаты, привязана девушка. Голова ее наклонена вперед, волосы спадают непослушными волнами вниз, скрывая от меня ее лицо.

Широко открыв дверь, я бегу к ней. Опустившись на коленки, начинаю развязывать узлы, не дающие ей двигаться.

– Пришла закончить начатое? – хрипит она.

Вздрогнув, я смотрю в один открытый светло-карий глаз. Второй закрыт и опух. Половина ее лица измазана в спекшейся крови, вторая половина тоже опухшая.

– Шира? – Мои пальцы с сумасшедшей скоростью развязывают путы. – Что ты здесь делаешь?

Ее невеселый смешок перерастает во влажный кашель.

– Как будто бы ты не в курсе, – выдает она. – Нам вообще не стоило доверять тебе. Только поэтому ты и смогла меня одолеть. – Ее голос несколько раз прерывается, пока она говорит, а в здоровом глазу сияет ненависть, я бы даже сказала – чистое отвращение.

Вспоминаю о том, что Серафима выманила Ширу из дома.

Качаю головой.

– Это была не я.

– Я была там, когда все произошло. – Она наклоняет голову к плечу, чтобы показать мне свои повреждения на лице. – Это точно твоих рук дело. Скажи мне, ты случайно наткнулась на Ставроса или умышленно искала?

Обвинения в том, что убийство Ставроса было преднамеренным, попадает точно в цель. Приходится напомнить себе о том, что она не понимает, что несет.

– Я не причиняла тебе вреда. Это была Серафима, а не я. Все сложно.

Он издает звук, который, вероятно, должен быть насмешкой, но из-за хрипов при каждом вздохе сложно сказать наверняка.

Слова наслаиваются друг на друга, пока я активно развязываю узлы.

– Оказывается, она не погибла во время церемонии, как мне казалось. Мы слились в одно целое, но я этого не осознала.

– Ты – Отрекшаяся? – Это наверняка больно, но Шира дергается и отстраняется от меня настолько далеко, насколько ей позволяют веревки. – Мы пустили в Эдем Отрекшуюся? – Каждое слово наполнено отвращением.

– Нет, все не так просто. – Я на секунду замираю, потому что, возможно, теперь я и правда Отрекшаяся. Не может быть, ведь я –