И корабль тонет… - Владимир Гурвич

Раздался стук в дверь. Ромов поморщился — никого видеть сейчас ему не хотелось. Скорей всего это Суздальцев, а с ним ему меньше всего хочется общаться. Но и не открыть он не может себе позволить.

Ромов соскочил с кровати, отворил дверь — и обомлел. Перед ним стоял Шаронов. Вот уж в чем он был уверен, так в том, что тот никогда к нему сам не зайдет.

— Вы ко мне? Заходите, Андрей Васильевич. Очень рад, что решили заглянуть.

— Я вам не помешал?

— Что вы, я ничем особым не был занят. Так, размышлял про сценарий.

— Вот по этому поводу я к вам и заглянул. — Шаронов зашел в каюту и остановился. — Как вы тут живете, у вас так накурено.

— Простите, вообще-то я не так много и курю. Но сейчас случай особый, курение помогает творческому процессу, — на ходу стал сочинять, сам не зная зачем, Ромов. — Вот я и разошелся. Сейчас открою иллюминатор — и все быстро развеется.

Ромов устремился к иллюминатору и открыл его. Ему было неудобно перед собой за свое поведение, но все это происходило помимо него. Кто-то таинственный заставлял его так поступать. И сопротивляться не было никаких сил.

Шаронов опустился на стул, Ромов сел напротив него.

— Есть ли у вас какие-то мысли по поводу сценария? — спросил Шаронов.

Ромов лихорадочно искал ответ, четких мыслей на сей счет на данный момент у него не было. По большому счету он только еще собирался заняться его обдумыванием.

— Я думаю, это не так все просто, учитывая поставленные перед нами задачи.

Шаронов уловил его состояние.

— Задачи действительно поставлены сложные. Но разрешимые. Если поразмыслить, в них нет ничего принципиально сложного.

— Вы полагаете? — вздохнул Ромов. — А мне, четно говоря, они показались далеко не самыми простыми.

— В чем-то вы правы, рассказ нашего друга чрезвычайно тривиален. Хотя он свято убежден в обратном. И сделать из него что-то необычное не так-то просто.

— Вот видите, вы тоже так считаете, — обрадовался Ромов.

— Я вам так не сказал, — усмехнулся Шаронов. — В институте нас специально учили: взять самый обычный, можно даже сказать, примитивный сюжет, и сделать из него нечто оригинальное — в этом и заключается подлинное мастерство.

— Да, да, я тоже это проходил. Вот только поможет ли это нам?

— Мы могли бы организовать нечто вроде соревнования, — неожиданно произнес Шаронов.

Ромов почувствовал испуг, не узнал ли он каким-то образом про его договоренность с Суздальцевым. Тот вполне мог стравить их, для продюсера это может быть выгодным ходом.

— Вы полагаете, что это целесообразно? — пристально взглянул на Шаронова Ромов.

— Такие вещи всегда идут на пользу дела. Но сейчас не та ситуация.

Ромов ощутил некоторое облегчение. Кажется, в их тайну с Суздальцевым Шаронов не посвящен. Хотя, как поведет он тогда, когда наступит конец всей этой истории, и придет момент выбирать сценарий? Но об этом лучше пока не думать.

— Я с вами полностью согласен, — произнес Ромов.

— Я так и предполагал. Я решил, что нет смысла дожидаться конца повествования нашего героя. И кое-что набросал. А коль вы определены в мои соавторы, пришел вам показать. Почитайте, выскажите свои соображения. Можете что-то сразу исправлять. Затем обсудим.

— Конечно, буду рад, — пробормотал Ромов. К такому повороту событий он не был готов.

Шаронов вручил ему флешку.

— Считайте, что это и ваш текст. Поэтому ведите себя с ним по-хозяйски. Когда завершите работу, скажите. Обсудим.

Шаронов встал и направился к выходу.

Едва закрылась за ним дверь, Ромов бросился к компьютеру, вставил флешку и погрузился в текст. Читал, не отрываясь, пока не дошел до конца. Закрыл файл и несколько секунд бессмысленно смотрел на монитор. Затем лег на кровать и закурил.

Ничего не изменилось, Шаронов остался Шароновым — одним из лучших сценаристов страны. А может быть и мира. Это он, Ромов, понял едва ли не с первой страницы. Не исключено, что он, Ромов, не очень замечательный автор, но все же он достаточно владеет профессией, чтобы отличить туфту от настоящего произведения. А Шаронов, черт бы его дери, сразу сумел повернуть дело так, что становится жутко интересно и одновременно глубоко. Как ему только это удается. И в прошлых фильмах у него это замечательно получалось. Не случайно же люди балдеют на его картинах, выходят из зала сами не свои. Он, Ромов, прекрасно помнит свои впечатления от первого фильма Шаронова, дня три ходил под впечатлением увиденного. Ему тогда было лет шестнадцать, он был довольно циничным парнем. А тут проняло, что называется, до костей.

Сигарета незаметно сгорела до конца и обожгла пальцы Ромова. Он тут же закурил другую. Все это, конечно, замечательно, если продолжить сценарий в том же духе, то можно замахнуться и на пальмовую ветвь в Каннах, и на Оскар в Голливуде. Но что же в таком случае делать ему, Ромову? Он же должен переплюнуть сценарий Шаронова, иначе ему обещанных денег не видать, как собственных ушей. А как тут к черту переплюнешь, он же не совсем идиот, чтобы не понимать, до такого уровня ему не подняться. Хоть миллиард обещай. Если не дано, ничего не поделаешь. Но как же хочется получить деньги, аж сил нет. В принципе после того, как Шаронов начал писать, продолжить в том же духе уже не так и трудно. Он бы сумел. Но как это сделать, Шаронов же не станет молчать.

Да, задачка. Когда Суздальцев увидит этот шароновский вариант и сравнит его с тем, что представит он, то будет сильно недоволен. А от Суздальцева зависит, получит ли он деньги. Надо бы что-то предпринять, вот только что? В голове ни одного способа решения вопроса. Да и какие могут быть способы?

Ромов сунул в рот новую сигарету и едва не выплюнул ее — такой горькой она ему показалось. Вот и на душе у него такая же горечь.

Последний разговор с Филиппом никак не выходил из головы Шаповалова. Вроде бы ничего особенного, молодой парень решил походатайствовать за понравившеюся ему девку, вполне естественно. Но что-то во всем этом было настораживающее. Хотя они мало проводят время вместе, все же он немного знает сына. И даже не столько знает, сколько чувствует. А Филипп, судя по некоторым признакам, настроен чрезмерно серьезно. Если ему что-то втемяшит в голову, он может упорно добиваться свой цели, сколько не бессмысленно она была. Так уже было в ряде случаев. Это с виду он совсем мягкий, застенчивый, даже в чем-то не от мира сего. А если как следует поковыряться, можно наткнуться и на гранитные плиты. Ему, Шаповалова, давно уже кажется, что он в отношении с ним, постоянно и безрезультатно бьется о них головой.

Шаповалова не отпускало ощущение, что надо каким-то образом подправить ход событий. Он вовсе не намерен отказываться от своего плана, более того, реакция Филиппа убедительно свидетельствовала о том, что он выбрал верную стратегию. Эта девица сумела задеть и весьма чувствительно, по крайней мере, некоторые струны души сына. Но вот подкорректировать ситуация совсем не лишне. Будет весьма неприятно, если эта Марина вообразит о себе не той, кем она есть на самом деле. В своей жизни он много раз сталкивался с подобными случаями. И не помнит, чтобы хоть один из них кончился бы благополучно. Каждый должен знать свой шесток — это одно из самых неукоснительных правил, которое он твердо усвоил. И когда кто-то об этом забывает, надо указать ему на допущенную ошибку. И даже если еще ничего подобного не случилось, то профилактическую работу будет совсем нелишне провести. Не надо ждать, когда положение выйдет из-под контроля.