Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн

– Я не злюсь, – отвечаю я, но на самом деле мои мысли сейчас далеко. Я не хочу никуда ехать. И уж тем более в Истон, на этот Большой Базар Южного Огайо, где мы, паломники субботнего вечера, можем купить что угодно, от шлепанцев до бриллиантового ожерелья, подкрепиться хоть попкорном, хоть суши и прошляться, разговаривая, всю ночь напролет.

Сегодня мои уши особенно чутки: последствия вчерашнего вечера, когда я услышала столько разных языков, отличных от моего родного. Не успела Джен припарковаться, а я уже устала переводить. Я выжимаю из себя улыбку. Выжимаю из себя вялые шутки. Я через силу притворяюсь, что через пару секунд не убегу с воплями куда-нибудь, где царит полная тишина. Но когда Джен спрашивает меня, все ли в порядке, я не могу ответить ей ни на каком языке, кроме джозийского.

– На самом деле мне тут не очень, и мне больше всего хочется пойти домой.

Джен тут же переводит это на дженский и спрашивает:

– Почему? Ты злишься на меня, да? Потому что я говорила про Софи и Джоша?

– Она злится на меня, – возражает Эмми с презрением. – Потому что я радуюсь из-за Джоша.

– Ни на кого я не злюсь.

– Злится, – обращается Эмми к Джен.

– Ну да, я не в восторге, что вы говорите обо мне в третьем лице, будто меня тут нет.

Эмми поворачивается к Джен:

– Вот видишь! Злится.

– Я не злюсь.

– Джози, не злись, – Джен берет меня под руку и прижимает к себе. – Может, ты просто хочешь есть? Пойдем сначала поедим.

И вот мы протискиваемся сквозь толпу незнакомцев и пихаемся локтями. И, знаете, я и правда испытываю какую-то примитивную радость, глотая крендель и запивая его газировкой. Но радость эта вызвана тем, что, пока я жую и глотаю, мне не приходится говорить.

Мы проводим здесь несколько часов, и за это время мне начинает казаться, что я смотрю на мир через вогнутые линзы бинокля. Предметы не увеличиваются, а, наоборот, кажутся меньше и дальше; изображение замылено и пропорции искажены. А может, это не с миром беда, а со мной.

Под конец вечера я уверяю Джен, что не злюсь на нее. Я уже вышла из ее машины и иду к дому, когда она перегибается через сиденье и спрашивает:

– Значит, это из-за Эмми? Ты на нее злишься?

– Да, – отвечаю я, и Джен улыбается.

– Ну, хорошо. Я рада, что не на меня.

– Не на тебя.

Я злюсь на себя. Правда.

Поднявшись в комнату, я кладу сумочку на комод и валюсь на кровать. Пышные подушки и тишина действуют на меня, как роскошная пенная ванна. Я так устала жить в чужой стране среди многочисленных дружественных племен. Даже свадьба Кейт приносит с собой все новые и новые языки и сообщества, к которым мне надо подлаживаться, уж как получается. Все эти попытки переделать себя, переключаться с одного языка на другой, с одной культуры или субкультуры на следующую, физически, умственно, становиться то женщиной, то девочкой, обниматься и кивать, ходить на выпускные и на свадьбы – все это не только выматывает, но, кажется, порой и просто поглощает меня полностью. Школа, Кэп, дом, Истон, Софи, Стью, балы, выпускной, родители, команда по бегу, команда по волейболу, Кейт, Джофф, младшекурсники, старшекурсники, подружки невесты, Итан.

Да, мой проект по языковой вариативности был легче легкого, но он же доказал мне то, что я так долго пыталась отрицать. Так вот где спряталась та колючая нитка, что донимала меня в последнее время.

Я знаю много разных языков, и новые тоже даются мне без особых усилий. Но, каким бы полиглотом я ни была, если я не говорю на джозийском, то все равно мне приходится притворяться. Мы все притворяемся, когда взаимодействуем вне рамок родной культуры. Это неизбежно: нельзя до конца быть собой, разговаривая на иностранном языке.

Попадая в чужую среду, ты становишься посетителем, гостем. Иногда очень желанным, и тебя даже приветствуют визгами и поцелуями. Но ты все равно чужак. Потому что стоит тебе заговорить на своем языке, и ты перестаешь быть частью общины. И тогда, сколько бы вокруг ни было людей, ты остаешься один.

26 октября, 23:22

Похоже, у меня не так много друзей, как я думала.

Я закрываю дневник и дальше додумываю свою мысль. Писать об этом мне не хочется.

Похоже, у меня не так много друзей, как я думала. Близких друзей, с которыми я бы могла общаться на том глубоком уровне, когда не только можно быть собой, но и чувствовать, что тебя понимают, даже если ты ничего не говоришь.

Молчание – и естественное, и неловкое – это тоже язык. Неловкое молчание орет во весь голос: «У нас с тобой ничего общего». А если вы оба молчите и вам хорошо, то это лишь подтверждает вашу связь.

Я с трудом сглатываю, когда понимаю, что мы с Итаном никогда не молчали вместе. Комок в горле становится еще больше, когда я вспоминаю, что почти ни с кем не могу спокойно молчать.

Стью часто напоминает мне об этом, и он прав: я действительно слишком много разговариваю.

Глава 34

Вечер воскресенья. Я лежу у Стью на кровати. Тетя Пэт и дядя Кен ушли к нам в гости: сегодня второй прием после пятницы: будет формальный ужин и игра в карты. Обычно побеждает моя мама. Софи заперлась в своей комнате и рисует реку, бегущую меж тенистых берегов. Она покрылась льдом и течет в никуда. Отвлекается Софи, только чтобы позвонить или написать друзьям, и по телефону она клянет себя за то, что «я говорила ему, что люблю. Я его ненавижу!».

Они расстались из-за Сары Селман, которую Джош неосмотрительно назвал горячей штучкой: так же, как когда-то Софи. Она посчитала это угрозой и предательством одновременно. Они поругались, когда Софи отказалась поверить его заверениям, что она куда привлекательней Сары. Софи расплакалась. Все остальное можно прочесть на ее картине и на Facebook.

– Как может Софи ненавидеть Джоша сегодня, если в пятницу любила? – спрашиваю я. И это значит: «Как я могла испытывать такое сильное чувство к Итану, когда теперь я не знаю, что чувствую, кроме всепоглощающего разочарования?»

Стью поворачивается на табурете, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Ты все усложняешь.

– Но это правда сложно. Тебе ли не знать.

– Откуда бы мне знать? – он растягивается на кровати рядом со мной.

– От многочисленных и разнообразных девушек, которым ты признавался в любви, а теперь либо ненавидишь, как Софи ненавидит Джоша, либо, как в двух известных мне случаях, заносишь их в список побед, а они вот прямо сейчас лежат и страдают по тебе.

– Кто это по мне страдает?

– Ты сам отлично знаешь.

– Джози, – он чуть не смеется. – Просто поразительно, как плохо ты меня знаешь.