Искатель, 1996 №6 - Виктор Алексеевич Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Виноват, — сказал Пафнутьев. — Я уже провел с ними работу, одного даже уволил.
— Уволил? — удивился Невродов явно не для Пафнутьева, для Бевзлина, который сидел в его кабинете, было предназначено это восклицание.
— Да! Я не намерен работать с людьми, которые не умеют прилично себя вести! — продолжал Пафнутьев угодливо и усердно.
— Правильно, от таких надо избавляться! — подыграл ему Невродов. Но в голосе его оставалось беспокойство, может быть, зависимость — такие нотки в разговоре Пафнутьев чувствовал остро и безошибочно.
— Павел Николаевич, — проговорил Невродов несколько смущенно. — Анатолий Матвеевич уважаемый человек, его знают в нашем городе давно и с самой лучшей стороны…
— Брать его пора, — ответил Пафнутьев, отбросив все дипломатические обороты. — Он оставил след на трупе!
— Сейчас это не имеет слишком большого значения. Дошли слухи, что ты плетешь вокруг него свои сети, это правда? Не надо, Павел Николаевич. Это все недоразумение. Я во всем разобрался, у меня нет никаких сомнений в том, что Анатолий Матвеевич…
— Валерий Александрович, вы решили позвонить мне в присутствии этого хмыря. Как я понимаю, не по своей воле. До сих пор мы с вами работали вместе, были единомышленниками и не подводили друг друга. Я правильно понимаю положение?
— Да, вполне.
— Я остался один?
— Нет, Павел Николаевич.
— Я могу ваши последние слова принять всерьез?
— Да. Вы обязаны это сделать.
— Он торгует младенцами, умерщвляет стариков, завел бордель, вокруг него постоянно гибнут люди…
— Возможно… Видите ли, Анатолий Матвеевич намерен выставить свою кандидатуру в губернаторы нашего города. И у меня нет сомнений в его победе. Он депутат, проявляет большую заботу о горожанах, можно сказать, содержит роддом, заасфальтировал рынок, оплатил новую крышу на здании школы… Кроме того, он три месяца платил зарплату учителям, без него они попросту все бы вымерли от голода.
— Так, — крякнул Пафнутьев.
— Я хочу, чтобы вы все это знали, — произнес Невродов тем странным голосом, который позволял толковать его слова по-разному — то ли он сообщал сухо информацию, то ли предупреждал или же хотел насторожить. — Прошу обратить внимание, Павел Николаевич, на еще одно важное обстоятельство… Анатолий Матвеевич вхож в ближайшее окружение президента. Вам это о чем-нибудь говорит?
— Да, и очень много. О президенте, в основном.
— Завтра-послезавтра забросьте мне все бумажки, которые у вас собрались. Я сам поговорю с Анатолием Матвеевичем и задам ему вопросы, которые покажутся мне уместными.
— Нас двое? — снова спросил Пафнутьев.
— Да.
— Мы вместе?
— Да.
— Я вас правильно понял?
— Я в этом уверен. Учитывая сложившуюся обстановку, я прошу вас, требую, в конце концов, прекратить копать под этого человека. Не позволю! — в голосе Невродова прозвучали гневные нотки, но Пафнутьев, о, этот старый пройдоха, шут и хитрец Пафнутьев явственно уловил в словах областного прокурора второе дно. — Вы меня хорошо поняли?
— Очень хорошо понял. Главное то, что мы, как и прежде, вместе, мы с вами последние воины и продолжаем наше святое дело. В прокурорских кабинетах, на городских свалках, в подворотнях и бардаках мы продолжаем, Валерий Александрович, выполнять нелегкие свои обязанности!
— Совершенно правильно, Павел Николаевич. Понадобится помощь — звоните. Возникнут сложности — поможем.
— И не тянуть? — подсказал Пафнутьев.
— Ни в коем случае. Скоро выборы губернатора, и Анатолий Матвеевич должен предстать перед народом в истинном своем облике. — Невродов помолчал, видимо, сообразив, что выразился слишком откровенно. — Чистым и светлым.
— Предстанет! — заверил Пафнутьев.
— Закон остается законом, Павел Николаевич, не забывайте об этом. Но и наш уговор в силе — победа моя, поражение ваше.
— Я помню об этом.
— Будьте здоровы, — сказал Невродов и положил трубку. Наконец-то он эти последние слова смог наполнить и холодом, и властностью. Его сипловатый голос прозвучал истинно по-прокурорски.
Шагая из прокуратуры домой, Пафнутьев полной грудью вдыхал весенний воздух. Лужи уже не подмерзали к вечеру, они совсем обмелели, асфальт просох и только в выбоинах собиралась вода, выдавая огрехи дорожников.
Значит, и к Невродову, областному прокурору, подобрался Бевзлин. Значит, и в его кабинет он может входить, распахивая дверь ногой. Шаланда — ладно, этот попроще, да и должность у него не столь высока, но Невродов… Пафнутьев покрутил головой, усмехнулся про себя. Влип, значит, Валерий Александрович, затянуло его в водоворот сатанинской обольстительности Бевзлина, клюнул на открытую его улыбку, на расчетливую благотворительность. А может быть, на открытый кошелек?
Но и Бевзлин подзалетел, Невродов облапошил его играючи. Однако же, и в самом деле нельзя быть таким самоуверенным — решить вдруг, что все тебе позволено, все двери открываются, все жадно смотрят на содержимое твоих карманов.
Невродова этим не возьмешь.
Да и ничем его не возьмешь.
Фанатик, недалекий и усердный служака, на которых, между прочим, держится жизнь. Да, не на вдохновенных, дерзких и отчаянных, не на изящных и воспитанных, не на галантных обладателях тонкого вкуса и высоких манер, нет. Жизнь все-таки держится на таких вот дундуках, как Невродов, или опять же, как Пафнутьев, подумал с улыбкой Пафнутьев.
Почти вдоль всех улиц стояли иностранные машины выше средней изношенности, но попадались и совершенно новые, последних моделей «джипы» и «мерседесы», «вольвы» и «бээмвэшки» — самые дорогие и роскошные. Причем, бывало их здесь гораздо больше, чем можно было встретить в Париже или Лондоне, Нью-Йорке или Гамбурге. Крутые ребята торопились заявить о себе, о безграничных своих возможностях, о заработках, которые и не снились целым заводским, больничным или учительским коллективам, всем их членам вместе взятым.
Киоски сверкали подсвеченными изнутри напитками всех цветов радуги, создавая на улице праздничное, радужное, но все-таки обманное впечатление. Не всем, далеко не воем удавалось наутро проснуться после употребления этих вот наливок и настоек, каких-то несъедобных цветов — синих, зеленых, молочно-белых, а то и вообще землисто-серых.
Андрей шел сквозь всю эту скороспелую мишуру новой жизни, снова и снова просчитывая сегодняшнюю свою затею. Прекрасно знал он, помнил, что случаются свидания, плавно и незаметно переходящие в смертельную поножовщину, трепетные и взволнованные встречи, которые опять же плавно и незаметно переходят в перестрелку, в погоню, а то и в… Чего не бывает — в расчлененку.
Он прошелся вдоль универмага, постоял у витрины, у которой несколько дней назад назначил Наде первое свидание. До назначенного времени оставалось полчаса.
Андрей решил не идти по главной улице, а добраться к нужному переулку дворами. Это было гораздо безопаснее, да и появиться он мог неожиданно, в последний момент. Пробираясь между детскими площадками, песочницами, размокшими за зиму беседками, в которых пенсионеры отчаянно сражались во
