Искатель, 1996 №6 - Виктор Алексеевич Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это совершенно точно?
— Есть акт вскрытия.
— Мне сказали, что с ним поработали ваши костоломы, все пытались выбить из него какие-то страшные тайны… А после этого он умер на нарах от сердечного приступа.
— С ним не работали никакие костоломы. Скажи, среди способов, которыми Бевзлин избавляется от ненужных или опасных людей… Есть такой — удар иглой в сердце?
Надя медленно повернула голову к Андрею. Теперь она казалась еще более растерянной.
— Да, такой случай был… Но там все произошло случайно, никто этого не хотел…
— Кроме исполнителя, — поправил Андрей. — Только исполнитель знал, чего он хочет. При обыске в квартире твоего отца мы нашли в холодильнике отрубленную руку, — сказал Андрей. — Она лежала в морозильном отделении, завернутая в газету с подсохшими пятнами крови.
— У него в холодильнике?! — забыв о слезах, о размазанной по щекам туши, Надя уставилась на Андрея. — У него в холодильнике лежала человеческая рука?!
— Человеческая, — кивнул Андрей. — Наш эксперт потом нашел на ней татуировку… Небольшой якорек… Между большим и указательным пальцами. И еще в этой руке был обнаружен маленький осколочек. Наши ребята сделали вывод, что человек этот участвовал в войне и имел отношение к морю.
— Спиридонов… — шепотом произнесла Надя. — Петр Иванович Спиридонов. Это он…
— Сосед? — спросил Андрей.
— А ты откуда знаешь?
— У твоего отца многие соседи почему-то умирали… По разным причинам. Ты этого не знала?
— Анатолий обещал отца не трогать.
— Анатолий — это кто?
— Бевзлин.
— Надо же, — удивился Андрей. — У него, оказывается, имя вполне человеческое.
— У него и фамилия человеческая, — повысила голос Надя, почему-то ей захотелось защитить Бевзлина.
— Нет, — твердо сказал Андрей. — Фамилия у него совершенно нечеловеческая. Это уж точно. К тому же, еще и фальшивая. Настоящая его фамилия — Бевз. И очень многие люди хотели бы с ним встретиться и поговорить. О многом они хотели бы с ним поговорить. Что касается твоего отца… Бевзлин не мог его не тронуть по той простой причине, что ваша квартира оставалась единственной на площадке, которая не принадлежала твоему Толику. А сделай он на всей площадке одну квартиру, ее цена подскочила бы очень сильно. Отдельный лифт, отдельная площадка, бронированная дверь, автоматчики у входа, полная безопасность… Это сейчас дорого стоит. Есть люди, которые готовы платить любые деньги за такие квартиры.
— Он обещал не трогать отца, — повторила Надя, как заклинание. — Он обещал мне это и дал слово.
— Бевзлин дал слово? — усмехнулся Андрей.
— Наверное, Анатолий не очень хороший человек, наверное, его можно назвать плохим человеком, но слово свое он держит. И я прямо тебе об этом говорю. И поэтому жизнь твоя в опасности.
— В мире кое-что изменилось, Надя. Жизнь Толика в не меньшей опасности.
— Откуда же ему грозит опасность?
— Он обидел очень крутого человека… Его зовут Пафнутьев Павел Николаевич.
— Это тот самый прокурорский чиновник, который…
— Да, это он, — Андрей не позволил Наде произнести обидные для Пафнутьева слова.
— Оставим это — женщина устало махнула рукой, — Знаешь… Ты, конечно, парень ничего так. И, возможно, в другой жизни у нас с тобой могло бы что-то получиться… Но здесь, сейчас… Слишком многое стоит между нами.
— А что между нами стоит?
— Если сказать одним словом… Бевзлин.
— А кто это? — спросил Андрей с серьезным видом.
— У меня такое чувство, что у тебя будет возможность познакомиться с ним поближе.
— Я сам этого хочу!
— Да? — улыбнулась Надя. — Ладно, Андрей, оставим это… Знаешь, отвези меня домой или хотя бы поближе к дому… Я плохо себя чувствую. Мне плохо, Андрей…
— Что-то случилось?
Женщина посмотрела на него, но ничего, кроме усталости, не было в ее взгляде. Она помолчала, потом, видимо, решившись, вздохнула, закурила новую сигарету.
— У меня умер ребенок, — сказала она негромко. — Совсем недавно… Месяц еще не прошел.
— Сколько было ребенку? — механически спросил Андрей, чтобы не молчать, чтобы заполнить паузу если не словами, то хотя бы звуками.
— Неделя, — сквозь слезы проговорила Надя. — Ему было около недели.
— А что с ним случилось?
— Что случается с детьми в первые часы после рождения? Этого никто не знает, но время от времени дети почему-то умирают. Поэтому я сейчас не в самом лучшем виде, не в самом лучшем расположении духа… Ты уж меня прости… В другое время мы поговорили бы иначе… Не обижайся, ладно? — она беспомощно улыбнулась сквозь слезы.
Что-то произошло в сознании Андрея, и все те разрозненные сведения, которые он впитывал в последние дни, все, что услышал краем уха в кабинете Пафнутьева, в логове Бевзлина, в больнице у Овсова, вдруг выстроилось в какую-то зыбкую цепочку, дрожащую от внутреннего напряжения, пульсирующую так, будто в ней билась живая кровь. Но как всегда бывает в подобных случаях, человек не верит в прозрение, опасается не оправдать собственных надежд на себя же… И невольно ищет хоть какое-нибудь подтверждение этому провидческому мигу…
И пока Андрей молчал, охваченный непривычными, может быть, бесовскими чувствами, Надя достала из сумочки и протянула ему небольшой снимок, сделанный поляроидом, квадратик цветной бумаги. На снимке была изображена улыбающаяся Надя и на руках у нее крошечный, отчаянно орущий младенец. Кто-то, видимо, посетил Надю в роддоме, сделал снимок счастливой мамы и тут же вручил ей на добрую и долгую память, не подозревая даже, что это первая и последняя фотография только что родившегося человека. Андрей всмотрелся в фотографию, глянул на Надю, опустил стекло, чтобы лучше видеть снимок, и снова всмотрелся в сморщенное, как печеное яблоко, лицо ребенка.
— Твой ребенок… Девочка? — спросил он напряженным голосом.
— Да… А как ты узнал? Неужели по этому снимку можно определить — мальчик или девочка?
— Почему-то подумалось, — Андрей опять взглянул на снимок. — Послушай, а что это у нее между бровями?
— Родинка, — с улыбкой ответила Надя и тут же отвернулась.
— Так, — протянул Андрей почти по-пафнутьевски. — Так… А как это произошло? Как она умерла?
— Ее унесли на ночь в инкубатор… Почему-то решили, что ей лучше переночевать в инкубаторе, заподозрили что-то… А утром сообщили, что спасти не удалось.
— Ты видела ее мертвой?
— Нет, — сказала Надя. — Мне сказали, что не положено. И потом я была в таком состоянии, что даже не хотелось… Наверное, это плохо, но не до того было.
— Родинка, говоришь, между бровями?
— Поехали домой, Андрей. Я же сказала тебе… Мне плохо.
— А отец кто?
— Извини, но это уже не твое дело! — резковато ответила Надя.
— Бевзлин?
— Да! — неожиданно заорала Надя, глядя на Андрея бешеными от злости глазами.
— Я так и
