Фол последней надежды - Юля Артеева

было, а может нет. Он, когда узнал, что так вышло, предложил мне еще принести. Я попросила воды, а он вернулся с колой. Но я пить уже не стала. Вот и все.

Богдан почти стонет, запуская руку в свои светлые волосы, и дергает их.

Говорит:

— Ну тебе же не пять лет! Ты не знаешь, что на незнакомых вечеринках нельзя брать бокал из чужих рук?! Да и вообще, блин, нигде нельзя! Либо берешь у бармена, либо у официанта, либо наливаешь сама. Всегда следишь за своим бокалом! И не таскаешься где не нужно!

— Богдан, не перебарщивай, — говорю, нахмурившись.

Я понимаю, конечно, что он зол, но Геля этого не заслужила. А она наконец отмирает.

Выкрикивает с обидой:

— Да почему я-то?!

— Ты на Арину посмотри! Она вообще не в адеквате, с ней разговаривать в принципе бесполезно! Можешь представить, что было бы, если бы ты эту дрянь выпила? Хорошо, если бы жива осталась. И, может, сама была бы этому не рада.

Закрыв лицо ладонями, Ангелина срывается на громкие рыдания. Плачет так горько и искренне, что самому выть хочется. Я обнимаю ее и рявкаю:

— Богдан, тормози!

Он приглушенно матерится, отвернувшись от нас. Затем резко поворачивается, подходит и забирает у меня сестру. Крепко прижимает к себе, гладит по волосам, по вздрагивающим плечам, целует куда достает.

Говорит:

— Прости. Прости меня, Энж. Я сильно испугался. Если бы реально что-то случилось, я бы на месте умер. Ты, блин, это понимаешь?!

Геля, понемногу успокаиваясь, часто кивает. А я снова чувствую укол ревности. Интересно, так будет всегда? На первом месте брат, а я, при самых неплохих раскладах, на втором?

— Парни, — говорит Тарас, — Леха подъезжает уже. А девчонке вашей, по ходу, нехорошо.

Синхронно обернувшись, мы смотрим на Арину, которая так и стоит, в нелепо завязанной толстовке, склонив голову, и покачивается из стороны в сторону.

И сколько же в бокале было этой хрени?

— С ней все будет хорошо? — спрашивает Геля.

— Конечно, Котенок, — отвечаю машинально.

Замаячившие на дороге фары приносят облегчение. Ну наконец-то!

Черная тойота тормозит около нас, и из окна высовывается Тарасов старший. Весело говорит:

— Здарова, школьники! Что-то вас многовато.

— Потерпишь, — цедит Дима и усаживается на переднее сидение.

Мы вчетвером забиваемся назад. Гелю я сажаю себе на колени, а Арину в ее смирительной рубашке Богдан сажает около окна, отгораживая ее от нас собой. Но я все равно вижу, как она тянется к Субботину и трется лицом о его шею. Крепко же ее забрало.

— Куда едем? — спрашивает Леха.

— Пока просто — отсюда. И побыстрее, Леш.

Он кивает и резко трогается с места. Какое-то время мы едем молча. Я прислоняюсь лбом к Гелиному плечу и прикрываю глаза. Господи, какое счастье, что с ней все хорошо. Сжимаю ее покрепче и чувствую, как она целует меня в макушку.

— Ребят, — говорит Богдан встревоженно, — Арина вырубается, это нормально?

Леха смотрит на нас в зеркало заднего вида. Спрашивает:

— Перепила?

— Не совсем, — нехотя поясняет Дима брату, — девчонкам коктейль с сюрпризом принесли.

— Ей лучше не спать тогда. Тормошите.

Переглядываемся с Богданом, и я вижу, как его глаза стремительно наполняются паникой.

— Что нам делать? — дрожащим голосом спрашивает Геля.

— Энж, позвони Сорокину.

— Витале? Зачем?

— Его батя нарколог. Спроси адрес клиники и может ли он нас принять.

Геля открывает список контактов и нерешительно смотрит на брата.

Говорит:

— Уверен? Может, он только справки для автошколы выписывает, как он нам тогда поможет?

— Гель, — я хмыкаю, — у Сорокина своя клиника. Он футболистов столько прокапал, там шестизначное число.

— У нас в городе их столько нет… — отвечает она растерянно.

— Так не по одному разу, Котенок.

— Ладно. Бо, не давай ей спать, хорошо?

Субботин не отвечает, хлопает Арину по щекам и легонько встряхивает. Бормочет:

— Ари, Ари, открывай глазки, родная. Ну давай же, девочка.

Леха прибавляет скорость, а Геля нервно проговаривает в телефон:

— Виталя, не поздно? Очень нужна твоя помощь!

Я, извернувшись в тесноте салона, открываю бутылку с водой, набираю в ладонь и плещу Арине в лицо. Набираю снова и обтираю ей шею. Господи, дай сил пережить сегодняшний вечер. И еще немного удачи.

Глава 50

— Черт, — говорю глухо.

В пятый раз жму на кнопку напротив надписи «американо», но автомат не реагирует. Не то чтобы я так уж сильно хотел кофе, но мне нужно чем-то себя занять.

Оборачиваюсь через плечо. Туда, где на лавочке в больничном коридоре сидят Геля и Богдан, плечом к плечу. Она вертит в руках шоколадный батончик, он обнимает ее за шею и пялится в стену. Им понадобилось не так уж много времени, чтобы помириться. Хмыкаю. Пословица звучит иначе, но эти брат и сестра — точно одна сатана.

Вздыхаю и возвращаюсь к битве за кофе. Снова нажимаю кнопку и вдавливаю ее в идиотский автомат что есть сил. Может, хоть так он сообразит, что мне нужен американо? Экран наконец загорается и раздается тихое урчание. Я внутренне ликую. Давно так не радовался отвратительному кофе в пластиковом стаканчике.

Геле беру какао и наконец оставляю автомат в покое. Подхожу к Субботиным и говорю:

— Сори, Богдан, у меня только две руки. Если ты что-то хочешь, то…

Он смотрит на меня исподлобья. Почему-то именно в этот момент я хорошо понимаю, что Богдан, который всегда улыбается и которому «все по кайфу», очень сильно отличается от настоящего. Он дергает уголок губ вверх, еле заметно, но взгляд его смягчается. Хлопает себя по коленям и говорит:

— Да, пойду возьму себе что-нибудь. Тарас? Будешь?

Диман, который устроился на подоконнике, как птичка на жердочке, отвлекается от своего телефона и ловко соскакивает на ноги. Вдвоем они, тихо переговариваясь, отходят в конец коридора.

Я сажусь рядом с Гелей, протягиваю ей какао. Слежу за тем, как она кладет шоколадку себе на колени, берет стаканчик обеими руками поднимает на меня взгляд.

Тихо говорит:

— Спасибо.

— Как ты?

— Не знаю. Переживаю за Арину.

— Все будет хорошо, Гель. Нам даже врач об этом сказал.

Она кивает, пьет какао. Улыбается мне наконец:

— Сладко. То, что нужно. А перед папой Виталика сильно неловко, конечно. Что он теперь подумает?

— Адам Григорьевич всякого навидался, некогда ему думать еще и о нас.

— А вдруг он в школу сообщит?

Я обнимаю ее, касаюсь носом макушки. Тихонько тяну в себя сладкий запах.

Говорю:

— Придумаем что-нибудь.

Может, это несколько легкомысленно — обещать подобное, но я почти уверен, что все действительно будет в порядке.