Нова Свинг - Майкл Гаррисон

Эдит занималась тут всем, но за барной стойкой не стояла. На эту роль она наняла парня с пляжа, с которым Лив некогда провела ночь; оказалось, что тот предпочитает называть себя Никки Ривера, в честь премиального бренда чемоданов. Решение это оправдало себя. Никки без лишнего шума заботился о бизнесе. Он починил умывальник. Его навыки общения с людьми помогли повысить выручку. Он помогал и с новыми номерами программы: Эдит подбирала себе музыкантов со всего города по его советам. Спустя несколько месяцев в баре уже было не протолкнуться каждый вечер.

Танго оказалось посетителям в новинку, немало увеличивая их самооценку: они ведь так быстро обучались, когда надо веселиться, а когда восторгаться. Отличительной чертой бара стали дорогие коктейли, привлекавшие девушек в медовых шубках; нижнее белье у них, по заверениям Никки, было от Уэст. Толпа набивалась разношерстная, и, рассчитывай Эдит как-то цивилизовать улицу открытием нового заведения, усилия эти явно пропали бы втуне. Однако ее инвестиции в свое дело привели к тому, что заведение прославилось далеко за пределами не только Стрэйнта, но и города Саудади, а затем по всему Пляжу и меж звезд гало; в этом Эдит не приходилось сомневаться. Немногим выпадает второй шанс. Она перестала обивать пороги корпоративного порта, а вместо этого принялась размещать рекламу у рикш, а впоследствии связываться с туристическими агентствами напрямую.

Иногда аплодисменты под конец вечернего выступления заставляли ее разрыдаться. Тогда она произносила полушепотом:

– Этот выход на бис я хотела бы посвятить человеку, который значил для меня в жизни больше всех остальных: моему отцу Эмилю; «Le Tango du Chat»[44] ему бы особо понравилось.

Так бар Лив Хюлы получил новое имя.

Однажды под конец дня близ Рождества Лив сидела за столиком в компании Девчонки с Аккордеоном, пила водку и «Бриллиантин» без льда. Снаружи, на Стрэйнт-стрит, лавки портняжек закрывались раньше обычного. Резкие порывы ветра проносились по улице, принося за собой хлопья снега; внутри же, на тускло освещенной сцене бара, три девочки-подростка в платьях с блестками – сестры – искоса поглядывали на бармена Никки, который сидел на краю сцены, вполголоса переговариваясь с управляющей.

– Свет и тень порою вытворяют одно и то же? – слышала Лив его слова. – В смысле, гм, подсветки?

Тут Девчонка с Аккордеоном, отточившая чуйку за тридцать лет в барах, улыбнулась и взглянула Лив Хюле в лицо.

– Ну и как тебе? – спросила она. – Хорошо я поработала?

Лив не знала, что ответить. Близилось Рождество. Спускалась тьма. На следующий день перед нею откроется новая жизнь – жизнь ракетной наездницы, доставляющей грузы в посылках без обратного адреса в неизвестные дотоле порты на планетах, о которых она прежде и краем уха не слыхала. Когда Лив впервые вернулась в «Le Tango du Chat», а произошло это несколькими неделями ранее, она готовила себя к переменам, но в то же время нервничала, не зная, что обнаружит там. Войдя внутрь, она ощутила, как сжимаются и скрываются в мгновение ока, подобно теоретическим измерениям выученной некогда космологии, десять лет ее жизни. Такова уж она, жизнь. Одно-единственное мгновение растягивается в вечность, а потом тебя из него выдергивают. Двигаясь вперед, время растягивало клееподобную субстанцию, которая ее здесь фиксировала, – вплоть до катастрофического разрыва. Ты-уловленная и ты-нынешняя – разные люди, ты-нынешняя и ты-прежняя – тоже; и самое безжалостное в этом, как открылось Лив, было то, что отличия между ними не кардинальны. Взвешивая про себя эти мысли, она услышала свой голос:

– Кажется, ты поработала очень успешно.

– Я же тебе обещала, что не буду сентиментальничать, – сказала Эдит и выставила Лив еще одну порцию.

К ним присоединились Ирэн с Толстяком Антуаном, рискнувшие впервые посетить «Le Tango». Ирэн полагала, что кто угодно испытает смешанные чувства, возвратясь на так хорошо знакомое место. Она вынуждена была признать, что уже плохо помнит, как именно выглядел бар «Белая кошка, черный кот» в те дни; впрочем, в ее памяти он останется навсегда, в той или иной форме, смешанный с частью жизни, отвергнуть которую ее сердце бессильно. Толстяк поозирался, потирая шею, а потом ушел резаться с барменом Никки в «трехчленного Хьюи», так что трудно было сказать, какого он мнения о редизайне. Опустилась тьма. Пропустив еще несколько стаканчиков, они втроем отбыли на Карвер-Филд. Провожая Лив Хюлу до дверей, Эдит выразила сожаление, что идея такой удачной инвестиции не пришла ей в голову раньше.

– Но я все равно не представляла, как медленно она будет окупаться, даже сейчас.

Когда они удалились по улице, перекрикиваясь: «Смотри, какой снег!» – она взяла свой любимый на то время инструмент – старенький диатонический аккордеон опалесцирующего синевато-мятного цвета, с тремя рядами клавиш и выступающими мехами, при растяжении обнажавшими символ туза червей или, быть может, завлекательно раскрытого влагалища, – и на пробу сыграла несколько аккордов. Результат ее, кажется, не удовлетворил. Она отказалась от новой выпивки. Вытащила один из дневников Эмиля, которые всегда держала при себе, и стала его перелистывать. В пятом часу вечера явилась высокая женщина и села за столик у дверей.

Светлые волосы женщины были коротко острижены, и во всех движениях ее сквозила бесстрашная уверенность, достигаемая лишь основательной перекройкой. По ее предплечью неслись стайки данных, на вид как азиатские иероглифы. Она приехала в припаркованном теперь рядом с баром розовом «кадиллаке» 1952 года выпуска. Ее все знали как детектива организации, именуемой обычно Полиция Зоны, и завсегдатайку «Le Tango». Она частенько наведывалась и на подпольные бои. У нее был нюх на таланты и их выкройку. Она знала жизнь Стрэйнта. Приезжала рано и задерживалась допоздна. Ее заказ: двойной «Блэк Харт», чтоб аж заколбасило. Она оглядывала посетителей с таким видом, словно те ее одновременно забавляли и удивляли в равной степени. Тем вечером она послала бармену Никки усмешку, обещавшую скорое свидание с ним, и кивнула Эдит Бонавентуре.

– Интересная книжка? – поинтересовалась она. – Вы ее все время читаете.

В итоге ночка выдалась хлопотная. Выступал приглашенный дуэт из какого-то бара «Прибой» вниз по Корнишу, тот, что постарше, – заЗипирован под Сэмюела Беккета, более молодой – в костюме, который был ему великоват; они играли на аккордеоне и саксофоне, исполняя джаз-бибоп, продуманную, немного шулерскую деконструкцию простых и популярных композиций. Эдит такой репертуар был не по вкусу, но корпоративная клиентура, заваливавшая сюда раз в неделю покричать, поаплодировать и пролить на столики пиво «Жираф», явно одобряла его. К трем часам пополуночи все разошлись. Дуэт упаковал инструменты, получил свои деньги и растаял в ночи. На улице по-прежнему сыпал сухой снег, не собираясь прекращать. Бармен пожелал спокойной ночи и поднялся к себе; остались только Эдит и полицейская. Обычно этим все и заканчивалось. Они сидели за разными столиками. То и дело одна поднимала голову и улыбалась другой, а иногда подходила к дверям и выглядывала на Стрэйнт-стрит в сторону Зоны Явления. Ракета, стартовавшая из некорпоративного порта, ножницами разрезала небо.

Благодарности

Первоначальная редакция первой главы опубликована на Amazon.com под названием «Туризм», несколько абзацев десятой главы опубликованы в журнале «Locus» как часть эссе. Я отдаю дань благодарности Луи Родригесу, который заставил меня задуматься о saudade; Юкке Халме за «Финское танго»; Зали Кришне – не только за веб-мастерство, но и вычитку рукописи; Филиппе Мак-Эван, которая одолжила мне свой дом, где бы я мог писать. И доброй семье Филлипсов, которая поддерживала меня, как всегда.

Примечания

1

Saudade (португ.) – «ностальгия об утраченной любви».

2

Entrada – вход (португ.).

3

Здесь и далее описания Зоны отсылают к сюрреалистическим пейзажам Пастельного Города, преобразованного инсектоидными инопланетными захватчиками, из более ранней повести Гаррисона «Буря крыльев» (цикл «Вирикониум»). Отсылки к этому циклу являются сквозными для всей трилогии о Тракте Кефаучи.

4

Ср. созвучную фразу в «Буре крыльев»: «Но если насекомые изменили этот клочок Земли, то и Земля начала изменять их».

5

В оригинале непереводимая игра слов: досл. from the Church of the Rock to the Rock Church.

6

Эта глава переписана Гаррисоном из рассказа «Туризм».

7

Отсылка к одному из убийств, совершенных маньяком Майклом Кэрни в «Свете».

8

«Черный прибой» (фр.).

9

Отсылка к рассказу Гаррисона «Путешествие молодого человека в Вирикониум», где портал из нашего мира в Вирикониум расположен в туалете кафе «Добрая старая Англия».