Белла чао (1943) - Николай Соболев

В палату тогда завалилась целая делегация, да такая, что сам доктор Папо не смог удержать своих коллег по Верховному штабу — товарищей Джиласа, Ранковича, Рибара и Йовановича.

— Ну что, поздравляем, — Милован положил на мое одеяло зеленые нашивки.

Взял в руки, поднес поближе к глазам — две горизонтальные полоски, а над ними… шестиконечная звезда, щит Давидов!

— Вы что, меня в гетто заслать хотите?

— Это знаки различия майора! — отсек сомнения Арсо и показал свой рукав, где красовалась точно такая же нашивка, только с тремя полосками.

— А ты кто тогда? Старший майор?

— Арсо у нас генерал-майор, один из первых, — улыбнулся Иво. — Из твоих знакомых еще Коча и Пеко Дапчевич.

Старше них только два генерал-лейтенанта и лично друг всей антифашистской молодежи генерал-полковник Тито. А я, значит, майор — лихо, некоторым командирам дивизий только подполковника дали, да и Владо Смирнову тоже.

— Гордись, — шепнул мне Джилас, когда все расходились. — Хотели капитана присвоить, но прикинули, что мало: за тобой штурмовая рота, Плевля, Белград, Гойло и так далее. Так что майор, авансом.

Вообще-то на звание тут только рота тянет, остальное разве что на ордена и медали — если за успешные акции чины давать, то скоро в армии от маршалов не протолкнешься. Но так-то спецгруппа Верховного штаба по сути отдельная рота, ее командир на ступеньку выше капитана, все логично.

А что касаемо наград, то этим тоже озаботились, теперь в НОАЮ есть и орден Народного героя, и Партизанская звезда трех степеней, и памятный знак. Милован порадовал, что последний мне положен по определению (дадут всем, кто вступил в партизанские отряды в 1941 году), и очень вероятно, что еще и «звездой» наградят.

И мой парадокс достигнет высочайшего градуса — заслуженный майор и орденоносец с неотмененным смертным приговором. Велебит весь в делах, да и я тоже, возможностей напоминать ему почаще нет, но надо бы этот камень с шеи снять.

Ладно, прожил год с вышкой, и еще проживу.

Кроме нашивок высокое руководство подбросило и гостинцев: половину барашка, бутыль ракии, здоровенный кувшин вина, корзину лука и овощей, корзину лепешек. И тут же, ведомая острым партизанским чутьем на жратву, немедленно подвалила почти вся наша команда с примкнувшими пациентами. В ход пошло ранее заныканное и стащенное, от сланины до кирпичей и решетки.

Глиша, с вечно недовольным выражением на угрюмом лице, складывал очаг и хмыкал, слушая, как спорят Бранко и Небош. В целом вопроса как приготовить мясо не было — на углях, как же еще? Но вот в частностях… Чевапчичи или ражничи? Вэшалица или плескавица? По семейному рецепту Бранко или по фамильному секрету Небоша? Сошлись на ражничах и все, свободные от складывания очага, нарезки мяса и заготовки дров, засели строгать штапичи, деревянные шпажки.

Бранко и Небош увлеклись так, что проспорили все на свете, Глиша успел развести огонь, обмотать кусочки мяса местным беконом-сланиной, нанизать на псевдошампуры, получить угли, уложить и даже частично пожарить. Когда всклокоченные и охрипшие снайпер и пулеметчик нашли компромисс, на импровизированном столе уже шкворчала горячим жиром горка ражничей, источая мясной дух.

На запах шашлыков набежали пациенты, охрана госпиталя и проходившие мимо. Даже больничарки и врачи помладше украдкой от начальства урвали по кусочку. Полбарашка и все запасы исчезли в одно мгновение, как и ракия с вином, начались песни. Приволокли гитару, насунули Ромео — пой!

И пофиг, что с недолеченной раной он заметно ограничен в подвижности рук. Но Ромео пристроил инструмент, попробовал и приловчился брать аккорды и бить по струнам почти не двигая плечом:

Una mattina mi son svegliato,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

Una mattina mi son svegliato

Ed ho trovato l’invasor.

Ох, какая песня! Она и раньше мне нравилась, особенно в исполнении Горана Бреговича, а теперь, с начальными знаниями итальянского, еще и понимать стал. Ну, не все, но общий смысл уловил — есть враг, мы партизаны, будем биться, пока не освободим страну. Подпевали все — строчки повторяются, рефрен повторяется, со второго куплета подхватили и даже спели еще раза два. Могли бы и больше, но появился доктор Папо и устроил перворазрядную выволочку — персоналу что не пресекли, охране что покинула посты, пациентам за нарушение режима, короче, досталось всем.

Оставалось петь песни и утешаться, что мы все успели сожрать, но пришел новый гость и дальше вокалом ребята занимались без меня.

В отличие от англичан, ходивших без знаков различия, а то и вовсе в сербской одежде, генерал-майор Корнеев прибыл полностью по форме, в новеньких необмятых погонах с одной звездочкой на зигзаге. Любопытно, он прямо в мундире прыгал? Хотя нет, скорее всего, в десантном комбинезоне, а то мало ли что — отнесет ветром в сторону и уронит прямо на голову фельджандармерии целого генерала. Но сильно, сильно — Романийское плато, несмотря на все подвижки фронта возле Черного моря, на краю дальности туда-обратно. Нет, для посадки полкилометра тяжелому бомбардировщику, может, и нашли бы, но вот полтора для взлета — это фантастика, не уверен даже, что Райловац и Бутмир смогли бы принять и отправить.

Николай Васильевич — обаятельный мужик, с правильными чертами лица, разве что глаза посажены чуть глубже, чем надо, и порой сквозь благожелательность выстреливал взгляд, от которого я вспоминал о Смерше, НКВД и прочих опасных словах. Вот зуб даю, что он из разведки. Впрочем, военный дипломат — разведчик по определению, в британской миссии все поголовно, так и нашим отставать не стоит.

Начал издалека, с расспросов о моем и рассказок о своем боевом пути, потихонечку подвел к «аналитическим выводам». Выложил ему все, что раньше рассказывал Миловану, да толку — в Москве материала для анализа больше, и головы там куда умнее.

— Год коренного перелома, говорите? — усмехнулся генерал. — Немцы-то еще сильны и непременно попытаются ударить летом.

— После высадки союзников немцам придется перебрасывать часть сил в Италию.

— По нашим сведениям, немцы готовятся к