Игрок 2 - Аристарх Риддер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Планы у тебя, конечно, грандиозные, — усмехнулся я, — за тебя можно только порадоваться, что ты себе такие цели ставишь. А насчёт академиков… Так, они разные бывают. Ты же наверняка знаешь, что лучший отдых, это смена рода деятельности. Я вот, например, писатель. И я с удовольствием помогу твоим родителям сегодня. Физический труд облагораживает, знаешь ли.
— Фёдор, — Настя сморщила губки в мимолётном недовольстве, — ты сейчас говоришь как старый дед! Тебе бы ещё сейчас пенсне и древний пиджак с заплатками на локтях. Был бы вылитый Яков Соломонович, наш преподаватель пропедевтики детских болезней. Тот тоже любит повторять, что труд сделал из человека обезьяну, — услышав это что я, что таксист который нет-нет, да прислушивался к нашему разговору, рассмеялись, — ой. Я оговорилась! Из обезьяны человека, конечно же! Фёдор, хватит смеяться! Прекрати, а то обижусь!
— Хорошо, хорошо. Твоя взяла, — ответил я. А насчёт твоего Якова Соломоновича я могу сказать, что сразу видно, что он умный человек. Оба его высказывания очень точны. Ой! — Настя не удержалась и ткнула меня локтем в бок, — ладно, ладно. Я пошутил. Долго ещё?
— Нет, почти приехали. За воротами сразу налево, а потом второй поворот направо и до конца, — объяснила девушка водителю.
* * *То, что кооператив новый, было понятно практически сразу. Далеко не все участки могли похвастаться наличием домиков или даже заборов, но это не главное. Плодовые деревья, вот что говорило о молодости этого Мелиоратора. Ни одной по-настоящему высокой и раскидистой яблони я не видел.
Зато инфраструктура имелась вся. Издалека виднелась водонапорная башня, наверняка воду качают из водохранилища, и повсюду стояли электрические столбы.
Участок Настиных родителей был не исключение. Да, он достаточно большой, но домик, как говорится, в процессе сборки. Как я понял, это будет стандартное деревянно фанерное строение, но зато двухэтажное. Пока что из строений на участке был только хозблок, совмещённый с летней кухней. Так это назвала моя спутница.
Мама Насти вместе с еще парочкой незнакомых мне женщин занимались грядками, а буквально через десять минут после того как таксист скрылся за поворотом, появился и отец девушки.
И появился очень величественно. За рулём не чего-то а аж целого студебеккера.
— Ага, дочка, приехала! И своего писателя привезла. — обрадовался он, — я вот решил вспомнить молодость и сам сел за руль «Студера». Давай, прозаик, скидывай свою югославскую куртку и помогай разгружать. Круглое, само понимаешь, надо нести, а квадратное катить.
— Может, вам ещё и траву в зелёный цвет покрасить? — усмехнулся я.
— О, — Настин отец хлопнул меня по плечу и воскликнул, — сразу видно знающего человека! Уважаю! Но это покамест ни к чему. Давай мы с тобой покурим, а потом и за дело! Делу, как говорится, время, а потехе час. Разгрузим «Студер», а потом поужинаем и чайку попьём. А у меня, прозаик, такой чаёк есть! Чабрец, липа, зверобой! Лютый зверь, а не чаёк!
Ну как после такого не воспылать любовью к простому физическому труду?
Вот я и им и пылал почти два часа. Мешки с цементом, какие-то балки, листы фанеры, стекла для окон, метизы и прочее, прочее прочее.
На закуску мы разгружали большие стальные листы, окрашенные радикально чёрной краской. И о них все Настины родственники говорили с придыханием. Это будет бак для воды. Вернее, нет, да не так. Это будет БАК!
И вот этот вот бак меня и добил. Когда последний лист покинул кузов грузовика, и я разогнулся, то понял, что всё. Спина, фигурально выражаясь, заорала на меня: «Ну что, прозаик, наигрался в пролетария? Вот теперь страдай, сорвал ты меня, сорвал!»
Глава 20
— Эх, Фёдор Михалыч, вот жеж тебя угораздило — Дмитрий Фомич мне вроде бы и сочувствует мне, но как-то ехидно, — сразу видно, что ты интеллигент, в жизни ничего тяжелее х… — Настина мама бьёт мужа локтем в бок, и он тут же исправляется, — тяжелее ручки в руках не держал. Но это ничего, есть у меня одна настоечка, буквально один раз вечером помажешь спину, и всё как рукой снимет, обещаю!
— Ирод, отстань от человека, — Настина мама тут же вступает в разговор, — спасу уже нет от твоих настоек. И я же тебе говорила, чтобы ты грузчиков нашёл. Но нет! Сам, всё сам. Вы уж, Фёдор Михайлович, извините нас, — это уже мне, — Это моему мужу вся эта тяжесть, что слону дробина. Он, лось здоровый, мешки по десять пудов одной рукой таскает.
— А что ты извиняешься? — Дмитрий Фомич искренне удивился, — надо же было посмотреть, какого себе Настя, наша дочь между прочим, мужика нашла. А то знаю я этих интеллигентов. Ни гвоздь забить, ни дерево посадить.
— Папа! — возмущённо закричала НАстя.
В это время я полулежу на самом настоящем персидском ковре, который безо всякого пиетета к нему постелен прямо на крымскую травку.
Прямо передо мной уже кипит самовар, Настя с матерью раскладывают нехитрую снедь, а Дмитрий Фомич возится со своими травками. Не жизнь — малина!
Запахи малинового варенья, свежезаваренного чая с травками и ароматного душистого хлеба такие, что злости на старого хрыча, устроившего мне проверку, нет совершенно. Скорее наоборот. Это забавно. И обязательно нужно будет использовать этот эпизод в книге.
Которую, вообще-то, уже пора и писать. Да, писатель — птица вольная, вон некоторые из моих коллег по писательскому ремеслу годами пишут одну-единственную нетленку, то вдохновения нет, то солнце не так встало утром. Но что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Для того чтобы с возвышенным видом сидеть на даче в Переделкино или Серебряном бору и под сенью елей месяцами обдумывать ключевой диалог романа, нужно сначала стать большим и важным. А не подающим надежды молодым дарованием, как сейчас.
