Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

— Что ж, буду готов к его визиту, — ответил Ройбен.

— Как я уже сказал, на самом деле он парень неплохой. Его тут все знают. Он просто из тех странных людей, что шатаются по всему миру, каких тут много бывало. Но теперь это твой дом.

Ройбен проводил Гэлтона до дверей.

— Если хочешь, приходи вечером в «Таверну», выпьешь с нами, — сказал тот. — Будем праздновать то, что кто-то разделался с кошкой, которая забрала моего пса!

— «Таверна»? А где здесь «Таверна»?

— Сынок, мимо не проедешь. Прямо по дороге.

Ройбен закрыл дверь за Гэлтоном и пошел в библиотеку.

Открыл папку с документами на дом, которую переслал ему Саймон Оливер. Был же рукописный список подрядчиков и работников коммунальных служб, который составила для него Мерчент в последний час своей жизни. Может быть…

Где-то должна быть копия.

И он нашел ее.

Быстро проглядел список. Вот он, Томас Маррок. «Друг семьи, появляется время от времени. Может попросить разрешения переночевать в лесу у дома. Старый друг Феликса. На твое усмотрение. Никаких особых привилегий. Как пожелаешь».

Он поднялся наверх и обнаружил Лауру в ее кабинете.

Рассказал ей все, что узнал от Гэлтона.

Они сели в «Порше» и поехали в Нидек.

Нидек, как и сказала ему в свое время Мерчент, оказался типичной глубинкой, в нем не насчитывалось и пары сотен жителей. В городке была единственная улица, узенькая, на многих магазинчиках висели таблички «Продается», а «Таверна» оказалась рядом с единственной в этих местах заправкой и круглосуточной бакалейной лавкой. Она тоже была выставлена на продажу.

Они вошли в уютную небольшую столовую. Народу внутри было достаточно. Обстановка была деревенской, стены были обшиты нестругаными досками, в углу пожилой мужчина играл на гитаре, напевая какой-то печальный кельтский мотив. На столах лежали скатерти в красно-белую клетку и стояли свечи.

Трактирщик сидел в своем небольшом кабинете, закинув ноги на стол, читая книжку в мягкой обложке и одним глазом глядя в небольшой телевизор, где показывали очередную серию «Дымка из ствола».

Ройбен спросил его, не знает ли он человека по имени Маррок и не снимал ли он здесь комнату на этой неделе.

— Ага, был он тут, — ответил трактирщик. — Но у меня не останавливался, нет. Я думал, остановился в доме Нидеков, на холме. На самом деле, мне кажется, он всегда там останавливается. Или раньше останавливался, до недавнего времени. Но он тут был, да.

— Вы, случайно, не знаете, откуда он родом? — спросил Ройбен.

— Ну, он всегда по миру путешествовал, так вот и не скажешь. Кажется, вчера вечером говорил, что был в Мумбае. А как-то раз сказал, что прибыл из Каира. Не знаю, был ли у него постоянный дом где-то. Почту он всегда получал в старом доме, насколько я знаю. Погоди, слушай, кажется, ему сегодня письмо пришло. Почтальон сюда принес, сказал, что не имеет права носить в тот дом теперь. Оставил здесь, чтобы я ему отдал, когда он появится.

— Может, я ему письмо передам, — сказал Ройбен. — Я из дома Нидеков.

— Да, я знаю, кто ты такой.

Ройбен представился, извинившись, что не сделал этого раньше.

— Ничего страшного, — ответил трактирщик. — Я тебя уже знаю. Тут тебя теперь все знают. Рады, что в старом доме будет новая семья. Рад с тобой познакомиться.

Трактирщик вышел в столовую, а потом вернулся с письмом в руке.

— Жена его вскрыла, не поняв, кому оно. Потом увидела, что оно Тому Марроку. Все остальное не на английском, так что прости. Скажи ему, что это мы оплошали.

— Благодарю вас, — ответил Ройбен. Ему еще никогда не доводилось красть почтовое отправление, защищенное федеральным законом, и он почувствовал, что слегка краснеет.

— Если он зайдет, скажу ему, что ты дома и забрал письмо.

— Это будет лучше всего, — ответил Ройбен.

Сидевший у бара Гэлтон помахал рукой и поднял бокал с пивом, когда Ройбен и Лаура выходили из «Таверны».

Они поехали обратно.

— Нельзя верить ничему, что говорил тот человек, — сказала Лаура. — Ни по поводу «других», ни по поводу его намерений. Это все ложь.

Ройбен глядел прямо перед собой. У него была одна мысль на этот счет. Что страж уже был в доме, вчера, еще до того, как они приехали.

Как только они оказались в гостиной, он открыл письмо. Был уверен, что, раз оно принадлежало погибшему существу, теперь незачем об этом беспокоиться.

Письмо было написано такими же странными буквами, которые он уже видел единожды. Когда глядел на дневник Феликса.

Три страницы, и ни единого слова, которое он мог бы понять. Но вот что-то, что, судя по всему, является подписью.

— Пойдем, — сказал он. Повел Лауру вверх по лестнице, в небольшой кабинет Феликса. Включил верхний свет.

— Он пропал, — сказал он. — Дневник Феликса. Он лежал тут, на столе.

Начал рыться в ящиках стола, понимая, что это бесполезно. Кто бы ни похитил таблички, видимо, он забрал и дневники Феликса Нидека.

Поглядел на Лауру.

— Он жив, — сказал он. — Теперь я это знаю. Он жив и написал этому Марроку, сказав вернуться сюда, чтобы…

— Ты не знаешь, что он ему сказал, — перебила его Лаура. — И не можешь в точности знать, что это письмо от Феликса. Точно знаешь лишь то, что они владеют одним языком, шифром.

— Нет. Я знаю. Он жив. Он не умирал. Что-то помешало ему вернуться сюда и объявить, что он жив, заявить права собственности. Может, он хотел скрыться. Может, больше не мог показываться людям на глаза в силу возраста. Поскольку попросту не старел. Ему пришлось исчезнуть. Хотя я и не могу допустить, что он так жестоко поступил бы с Мерчент и ее родителями — просто исчезнув.

Мгновение он стоял, оглядывая уже знакомую ему небольшую комнату, доски, стенды, все без изменений. Те же поблекшие надписи мелом, те же пожелтевшие вырезки из газет, приколотые на стендах. Те же фотографии улыбающегося Феликса, улыбающегося Сергея и остальных загадочных людей, их друзей. На полках все те же предметы, старинные. Все точно так же. Вот только древних табличек нет.

— Мне надо как-то связаться с ним, поговорить с ним, умолять его, чтобы он понял, что со мной случилось, что я не понимал, что это такое, что я…

— Что это с тобой?

Ройбен шумно выдохнул.

— Нервозность. Она наступает, когда я не могу совершить превращение, когда я не слышу голоса, зовущие меня. Мне надо куда-то уйти. Надо прогуляться. Мы не можем здесь оставаться. Не можем сидеть, как на тарелочке, ожидая, когда он нанесет удар.

Он принялся расхаживать, снова оглядывая полки. Вот, здесь, судя по всему, были другие дневники, на полке, но полки не были забиты книгами до отказа, так что и не скажешь точно. Забрал ли их Маррок, когда залез в дом? Или это сделал сам Феликс?

Дверь в смежную с кабинетом спальню была открыта. Угловую спальню, в северо-западном углу дома, ту, где он и Мерчент занимались любовью. Перед ним снова встал образ этого человека, хозяина этих комнат, человека, который выбрал себе эту огромную кровать, черную, украшенную крохотными резными фигурками, поставил рядом с лампой черную диоритовую статуэтку кошки, оставил в ящике столика книгу стихов Китса.

Он взял в руки книгу. В ней была выцветшая бордовая закладка. Ройбен открыл страницу. «Ода меланхолии». На странице стояла черная галочка, чернилами, у первой строфы, потом длинная линия и строчка этих странных букв, тех, которыми писал Феликс. Будто морская рябь.

— Вот, это он пометил, очень давно.

Лаура взяла книгу в руки, поднесла к лампе и начала тихо читать:

Не выжимай из волчьих ягод яда,

Не испивай из Леты ни глотка,

И Прозерпине для тебя не надо

Сплетать из трав дурманящих венка;

Для чёток не бери у тиса ягод,

Не позволяй предстать своей Психее

Ночною бабочкой, пускай сова

Тебя не кличет, и пускай не лягут

Над тенью тени, став ещё темнее, —

Печаль твоя останется мертва.

[1]

Какая трагедия! Как он хотел поговорить с ним, воззвать к его чувствам.

Я делал то, что было для меня естественно, делал потому, что не знал, что еще делать.

Но было ли это правдой?

Его охватило всепоглощающее желание силы. Нервозность сводила его с ума.

Ветер бросал на черные окна струи дождя. Он слышал шум волн, накатывающихся на берег.

Лаура, такая терпеливая, такая уважительная, такая молчаливая. Она стояла у лампы, с томиком Китса в руках. Поглядела на обложку, а потом на него.

— Пошли, — сказала она. — Мне надо кое-что проверить. Может, я ошибалась.

Она повела его по коридору, к главной спальне.

Небольшая книжка в мягкой обложке «Как я верую» все так же лежала на столе, там, где она оставила ее утром.

Она открыла ее и принялась аккуратно переворачивать хрупкие страницы.

— Да, вот оно. Я не ошиблась. Погляди на надпись.

Милый Феликс,

За тебя!

Мы это пережили;

Сможем пережить все что угодно.

С поздравлениями,

Маргон