Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На аэродроме воцарилась торжественная тишина.
Туркмен Хабибула глядел на Руцкого с ненавистью.
Руцкой поразил Алешку – настолько эффектно он говорил. Рядом с Алешкой переминались с ноги на ногу немцы из «Deuche Welle», они ни слова не знали по-русски, но слушали Руцкого, затаив дыхание, такая энергия была в его словах!
– Пройдут годы, Хабибула, – спокойно продолжал Руцкой, – и ты… чем черт не шутит… напишешь об Афгане большую книгу. О всех своих… подвигах, обо всем! Она, эта книга, быстренько обойдет весь мир, станет национальным бестселлером, потому что даже американцы, Хабибула, ничего не знают о том, как мы сражались с тобой в горах Гиндукуша, штурмом брали Хост, налаживали там, в Афгане, счастье и мир…
Но вот, дорогой Хабибула, прошли годы, ты вырвался из застенков, ты победил смерть! Россия, сынок, за это время тоже воспряла духом, скинула со своих плеч тоталитаризм, поэтому нашей боевой родине, Хабибула, сейчас как никогда дорог каждый человек, каждый русский, каждый узбек… то есть туркмен, – все дороги! И я, Хабибула, как должностное лицо, как вице-президент новой России, лично приехал за тобой в Исламабад. От имени российского руководства я сердечно благодарю господина Раббани за эту гуманитарную акцию и передаю всем лидерам оппозиции большой привет от Президента России Бориса Ельцина!..
Руцкой взмок, пот лился с него ручьем. Он, конечно, тоже волновался, но вида не подавал!
Одних только телекамер на летном поле было штук двадцать.
Расстались по-братски. Руцкой обнял Раббани и пригласил его «хоть завтра» посетить с визитом Российскую Федерацию.
А Хабибула – и впрямь странный… Одет как Гаврош, не в себе парень, это видно, дурковатый какой-то, специфический: вошел в самолет и как загорланит вдруг песню! На весь салон!
Алешка и Гаджиев переглянулись.
– На радостях, видно, – пояснил Андрей Федоров. – А ва-ваще странно, пацаны: если этот хер ни бельмеса по-русски, как же он, бл, в Афгане воевал? А? Он что, команды получал через личного переводчика, так что ли?
Белкин торжественно вручил Хабибуле две тысячи долларов – на новую жизнь! Увидев доллары, Хабибула тут же спрятал их за пазухой. Теперь он все время озирался по сторонам, боялся, видно, что их отнимут…
Стюард подал Хабибуле котлету по-киевски. Услышав, как Хабибула чавкает, Алешка вежливо попросил – приказал:
– И мне такую же. Пожалуйста…
Самолет набрал высоту. Федоров открыл бутылку коньяка:
– Ну что, коллеги, за успех? За Александра Владимировича?..
Везет, везет Руцкому, все время везет…
Умяв котлету, Хабибула отвернулся к окну. Алешка догадался, что самолет для него в диковину.
Зина, стюардесса, поставила перед Алешкой подносик с едой. Через дверь неожиданно заглянул Руцкой:
– Чтой-то ты в одну харю жрешь?
– Простите, Александр Владимирович… – покраснел Алешка.
– Кушай, кушай, я шучу…
Руцкой и Федоров ушли в президентский салон.
«Вся Россия – казарма», – говорил Чехов…
Если парень – ни слова по-русски… действительно: как же он воевал… а?
Алешка достал диктофон, и они с Гаджиевым уселись рядом с Хабибулой.
– Скажи, дорогой, ты когда в плен-то попал?
Хабибула удивленно посмотрел на Алешку:
– Какой плен?
– Ну, к Раббани – в застенки? К господину Раббани.
– А!.. В восемьдесят девятом.
– Когда, Хабибула?
– Год прошел. Год назад, – Хабибула зевнул и отвернулся к окну.
Алешка переглянулся с Гаджиевым.
– Хабибула, война в восемьдесят девятом уже кончилась…
– Ага, кончилась, – согласился туркмен.
Нет, он Алешке не нравился, решительно не нравился!
– Какое у тебя звание? – спросил Гаджиев.
– Хурзабет.
– Какое, Хабибула?
– Хурзабет… – не понимаешь? – Хабибула тупо смотрел в окно.
Белкин заинтересовался и подошел поближе.
– Хабибула… не волнуйся… не волнуйся, пожалуйста, – Алешка нервничал. – Ты в каких войсках служил?
– Как в каких? – не понял Хабибула. – В наших!
– Пехота, авиация?..
– Да погоди ты… – Белкин пристально взглянул на Хабибулу. – Слушай, пацан: у тебя когда-нибудь красный советский паспорт был?
Хабибула вытаращил глаза:
– Чего?
– Паспорт!
– Какой паспорт?..
– Советский, блин. Красный!
– Так при Наджибулле ни у кого паспортов не было. Зачем паспорта?
Хабибула испытывал к Белкину абсолютное доверие.
– При ком, при ком?..
– Наджибулла. Шах!
– Да ты кто ж будешь?! – изумился Белкин. – Говори, сука!
– Я туркмен, – испугался Хабибула. – Афганский туркмен… Из Кабула я…
Первым очнулся Гаджиев, бросился вперед, в первый салон – к руководству.
А там идет кир! Руцкой, Федоров и новый товарищ Руцкого, журналист Иона Андронов из «Литературной газеты», не скрывавший, впрочем, свою работу в органах госбезопасности, отмечают (вовсю!) крупную политическую победу.
Алешка похолодел: вице-президент России везет в Советский Союз гражданина непонятно какой страны! Без паспорта! Без визы! Во Внуково-2 готовится торжественная встреча, и об этом уже сообщили все мировые агентства, причем по Си-эн-эн была прямая трансляция из Исламабада!
А у гаврика… этого… даже паспорта нет, и кто он такой, как его фамилия – никто не знает! Причем (самое замечательное) – ближайшая остановка в Кабуле, из которого человек, названный на аэродроме Хабибулой, сыном Барбакуля, рванул к моджахедам с оружием в руках!
На цыпочках подошел Саша Марьясов, полковник из Ясенево, трясущимися руками развернул списки:
– Вот же фамилия, вот… вроде бы похожая…
Руцкой долго-долго молчал, потом плюнул под ноги и ушел спать.
«Уволят Сашу», – догадался Алешка.
– Да, не того… везем, – подвел итог Федоров. – Обманули, гады…
Белкин отобрал у Хабибулы две тысячи долларов, хотя Хабибула – орал и сопротивлялся.
– Бузить будешь – наденем наручники, – предупредил Белкин.
Самолет приближался к Кабулу.
Утром, с похмелья, Руцкой поинтересовался, жив ли Хабибула, что с ним? Начальник охраны доложил, что в Кабуле Хабибулу сдали в Красный Крест, а вот жив ли он – никто не знает, не интересовались…
21
Наталья Дмитриевна села за руль.
– Только не быстро, – попросил Александр Исаевич. – Если быстро, впечатления разбегаются. Мы с тобой не по надобности едем, зачем же нам быстро…
Александр Исаевич не любил, всегда волновался, если скорость автомобиля была больше сорока километров в час.
Его враг, главный идеолог Советского Союза Михаил Андреевич Суслов, передвигался по Москве со скоростью тридцать километров, это предел.
Ему на «ЗИЛ» поставили (спецзаказ!) двигатель от «Запорожца», ибо «зиловский» мотор скорость в тридцать километров – не держал.
Двое русских (двое точно) не любили быстрой езды, боялись за свою жизнь: выдающийся писатель и выдающийся коммунист. Два врага, схлестнувшихся – насмерть – сразу после «Ивана Денисовича»… – Солженицыну повезло, Суслов, «жердь с головою робота», как он его называл, читал «Ивана Денисовича» по приказу Хрущева, а Хрущев ненавидел Сталина («понурая свинка глубоко корень роет…») за вечный страх перед ним.
Сталин вернул в страну крепостное право, в Советском Союзе все были крепостные: Каганович, у которого Сталин расстрелял брата, Калинин и Молотов, чьи жены – сидели (Молотов развелся с Жемчужиной за несколько дней до ее ареста; в лагерь Полина Семеновна не попала, Бог миловал, она жила «на выселках», в казахской степи, недалеко от станции Байконур. Молотов примчался за ней через день после похорон Сталина, увез ее, полуголодную, домой, в Москву. Так до конца жизни Полина Семеновна его и не простила; жили они вместе, сначала в Кремле, потом, после отставки Молотова, в Ильинском друг без друга не могли, но оставались в разводе – до века).
Хрущев губил людей десятками тысяч, так же, как и Сталин (на Украине и особенно в Москве). В банде ЧК-ГБ все были хороши (исключением, пожалуй, оказался только Орджоникидзе), причем все товарищи из Политбюро, будущие Члены, давали – в лихие тридцатые – подписку о сотрудничестве с органами. Иными словами, помимо «вождя всех времен и народов» (какой слоган! большую глупость трудно придумать, верно?) у них – у всех! – имелся еще один начальник: руководитель тайной коммунистической полиции. – Словом, Хрущев… он из мужичества все же пришел… Хрущев, до слез потрясенный «Иваном Денисовичем», вряд ли плакал (на госдаче в Пицунде) по невинным жертвам «культа личности». Здесь, все-таки, другое: Сталин заставлял Хрущева плясать «гопака» на пьянках в Кремле, причем однажды (доподлинно известно) Сталин приказал Хрущеву исполнить этот танец в одних трусиках.
Такое можно забыть? «Гопак» со стриптизом? Разве украинские танцы в загородном доме у Сталина не навсегда по-свежу? «Иван Денисович» опубликован… – Суслов молчал первое время (он не любил самостоятельных решений), но, зная о позиции Брежнева, Подгорного, и о позиции (ярости)
