Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Третью ночь не сплю, Гейдар Алиевич…
– Ну-у? – Алиев вроде бы удивился. – А что случилось?
– Такие события…
– События, да…
Алиев замолчал и выжидающе посмотрел на Расула.
Расул знал, что телефоны в кабинете Гейдара Алиевича звонили редко-редко.
Никто не решался лишний раз беспокоить Президента, иногда звонил только Ильхам, его сын, по вечерам – Сева, старшая дочь, и маленькая Зарифа, самая любимая внучка…
Тишина в этом кабинете всегда была какая-то особая…
– Ты спи, слушай, если я не сплю, – протянул Алиев, – зачем все не спят, если Президент – за рабочим столом, на посту, так сказать, все видит… на посту… все контролирует…
– Точно так, Гейдар-бек. Понимаю.
– Пей чай, Расул, хороший чай, слушай, я… ты знаешь… люблю чай, ты вот виску пьешь, виску любишь (Алиев любил «уточнять» модные слова – в зависимости от настроения), а я, ты видишь, чай люблю! В Политбюро все чай любили, все… кофе по-турецки – не уважаю, совсем не уважаю, кофе с коньяком… тоже не люблю, хотя «Ширван» – хороший коньяк, полезный, но я вот тебе, Расул, сказать хочу. Приехал я однажды к Дмитрию Устинову, его только-только министром… обороны… назначили. Принял он меня в двенадцать ночи, проговорили минут сорок… Дмитрий Федорович… я, Расул, очень его любил, его все уважали… выходит, короче, он меня проводить – к лифту. Навстречу идут два полковника, замерли, честь отдают, стоят как вкопанные. Дмитрий Федорович удивился… ночь, говорит, на дворе, а вы, товарищи офицеры, на работе, у нас… что? Война, что ли? Что случилось?
Парни… офицеры эти… мнутся, глаза опустили:
– Как-то неудобно, товарищ министр, вы же в кабинете… вот и мы, значит, сидим… все сидят… все управление сидит… Вдруг, товарищ министр, какой-то вопрос… если министр работает, полковникам стыдно сидеть по домам…
– Товарищи офицеры, – говорит Устинов, – вы поймите: я же – молодой министр, мне… чтоб детально армию понять… нужен год, не меньше, иначе я в армии всем чужой буду. Если я чужой, какой же я тогда министр? А у вас – семьи, дети, у вас родители, которые хотят видеть своих детей, такие жертвы… что, Родине нужны? Вы же Родине служите! Я вам приказываю: марш сейчас по домам!
Он так и сказал, Расул: приказываю отправиться домой, к семьям. Начальнику управления, говорит, я сам позвоню…
Год, чтобы вникнуть, слушай… меня, помню, это поразило… он же, Дмитрий Федорович, всю жизнь с армией, вел оборонку, нарком со сталинских времен, две звезды Героя за оборонку… и – людей любил, берег, слушай, людей, о семьях заботился, чтоб сон, значит, был полноценный, – вот, Расул, какие люди были у нас в Политбюро!..
Гейдар Алиевич взял в руки пиалку и медленно, осторожно сделал первый глоток…
– А чай… вроде бы… вреден для печени, мне врач говорит… – неуверенно сказал Расул. – Он… там… в печени блокирует… что-то… чай…
– Что ты говоришь? – протянул Алиев, – первый раз слышу. А что он там блокирует?
– Ну… протоки разные, желчь…
– А мама моя… ты ее знаешь… все время чай пьет, причем крепкий чай…
Расул встал.
– Передайте ей салам, Гейдар-бек! Чтоб сто лет…
– Ты садись, садись… – передам. Чего стоять?
– Спасибо, Гейдар-бек.
Расул сел.
– Я вот что думаю… – продолжал Алиев. – Черная икра – холестерин, все знают, красная икра – холестерин, тоже вредно, но Клим Ворошилов, между прочим, когда отправлял Бескова в Лондон… – слушай, какой год был, сорок шестой, да?.. – играли против «Арсенала»… представляешь, Расул, война только-только закончилась, товарищеский матч… проиграть нельзя, престиж страны… – так вот, Ворошилов говорит: вы, товарищи, берите в Лондон побольше красной икры, чистый белок, у футболистов силы будут… поморы по сто лет живут, едят только рыбу и красную икру… – Алиев сделал паузу. – Не знаю, икра не икра, но наши выиграли, Хомич молодец, все молодцы!.. А еще говорят, красную икру иначе солят. Соль другая, с йодом, но вот поморы, рыбаки… они ж… правда… долгожители…
Расул молчал, не получится разговор, он это понял, не нужен Алиеву разговор, совершенно не нужен, Гейдар Алиевич – отделился, он отделился от всех, от него, от Расула, от тех, кому он, Алиев, был хоть чем-то обязан.
– Поздравляю, Гейдар-бек. Такая победа… На весь мир… победа… на всю планету.
– Бутылку принес? – Алиев кивнул на газетный сверток.
– Для домашнего бара, – встрепенулся Расул. – Как украшение, Гейдар Алиевич! Как – бриллиант! Тридцать лет бутылочке, пить страшно. И паспорт есть, паспорт дали… сертификат.
– …ой-ей… ей… – протянул Алиев…
– …с судьбой, Гейдар Алиевич, бутылочка… с судьбой, была… она на корабле, который разбился в Шотландии, полвека на дне лежала… в ракушках вся… пока не нашли…
– А пить-то можно, слушай? – не поверил Алиев. – Ты молодец, Расул, можешь удивить…
Алиев смотрел на черную, с ракушками, бутылку виски глазами ребенка.
– А не врут, уверен?..
– Как можно, Гейдар-бек, это ж у них… подсудное дело, если обман. Англия не врет!
Расул осекся. Англия, «контракт века»… как бы Гейдар Алиевич… не подумал чего…
Алиев внимательно разглядывал «виску». В его глазах действительно было что-то детское, и даже веки не казались такими тяжелыми.
«Не мой день, – подумал Расул, – не мой день сегодня… одна глупость на языке, черте что говорю…»
– Ты молодец… – Алиев откинулся на спинку стула, – молодец, Расул, что пришел… Помнишь, меня из Политбюро выводили, а мой портрет у тебя в кабинете еще два месяца висел?..
– Было… Гейдар Алиевич…
– Директор большого завода, член бюро райкома, боролся за меня… ты, говорят, плакал, когда Муталибов заставил тебя портрет снять…
– Вы все знаете, Гейдар-бек… Откуда вы все знаете…
– Так ты ж сам рассказывал, – засмеялся Алиев.
Смех был тихий, не смех, а так, смешинка с улыбкой, – смеяться Алиев не умел.
– Забыл… – Гейдар Алиевич наклонился к нему, – а, Расул?..
– Да как-то…
– А я все помню, слушай. И ко мне ты приезжал, помню, убеждал меня, с мамой говорил, – я ничего не забыл. Я ничего не забываю, Расул.
– Знаю, Гейдар-бек…
– Помню, ты пожелал стать Председателем парламента. Рамиза… ко мне подсылал, премьером нет, не хотел… заменять меня хотел, когда я заболею или уеду куда-то… Рамиз Ризаев два раза тогда приходил, влиял на меня, хотя премьер… было бы для тебя не плохо, слушай, бизнес ты знаешь, нефть знаешь, но – поддался я… уговорам… тебе навстречу пошел…
– …так ведь не жалеете, Гейдар Алиевич, правда? Весь Баку знает: сонную артерию Расул Гулиев за Гейдара Алиевича кому угодно перегрызет…
– Что ты, что ты, Расул, у нас же есть кому… постоять… за нас, и у тебя есть, и у меня есть… Какие проблемы?
Алиев опять засмеялся… – по-своему, смешками…
– Главное, Расул, в другом. Главное, чтоб долго мы жили, долго-долго, слушай, каждый в своем доме, жил, чтоб дороги вели нас к храму – да?., не к трону, слушай, главное, это храм, так я думаю… – мне вчера Эдуард звонил, поздравлял, хорошие слова говорил, себя предлагал… – а я, Расул, в опале был, так он в «мичуринке» по другой лестнице бегал… чтоб только не встретиться со мной… не дай бог Горбачев узнает, что Эдуард Шеварднадзе в больнице с Гейдаром Алиевичем поздоровался, это ж скандал, слушай, на весь мир! А ты – другой. Я это знаю, Расул. Знаю! Учти: Эдуард все потоки в Грузии ведет. Сам контролирует, зять контролирует, племянник контролирует… он всех подтянул, всю родню, от сигарет до порта в Поти, наркотики… я ничего не исключаю, время нынче такое – исключать ничего нельзя. На тебя Эдуард куксится, ты съездий к нему, слушай, объяснись… ревнует он тебя, к порту ревнует… сам понимаешь…
Расул поднял глаза:
– Завтра же позвоню, Гейдар-бек. Даже сейчас могу позвонить, только поздно уже…
– Зачем сейчас? Солнце уходит – голова тухнет. Гейдар Алиевич, скажи, посоветовал, ну их… к черту, слушай, Эдуард убивать… умеет, Гамсахурдию он оформил, знаю, что говорю… Игорь… у него, Гиоргадзе, – помнишь, Расул, на тебя покушение было?..
– Так это…
– Знаю. Сейчас спать иди, ни о чем не думай… Завтра концерт у нас… торжественный… там встретимся, рядом сидеть будем, с семьей приходи, я вот тоже… всех возьму…
Расул встал.
– Спокойной ночи, Гейдар-бек.
– Что ты, Расул, что ты… – Гейдар Алиевич замахал руками. – Я еще поработаю, Расул, спать… веришь? совсем не хочу…
20
Утро чудесное-расчудесное, а Руцкой приехал в аэропорт ужасно злой. В Исламабаде совершенно дикое, беспощадное солнце; в Лахоре, столице Пенджаба, где Руцкой встречался с моджахедами, было еще страшнее: сорок четыре градуса в тени.
Гульбельдин Хекматьяр разыграл перед русскими мерзкий спектакль – настолько мерзкий, что Алешка даже пожалел Руцкого.
За страну обидно, слушайте!
Политика нельзя уничтожать. Тем более – Руцкого, только что прошедшего Афганистан.
