Оружейникъ - Алексей Кулаков

– Расскажи мне, как все было.

Слушая короткий рассказ своего работника, хозяин время от времени задавал уточняющие вопросы и совсем было потерял интерес к продолжению беседы – если бы не одна мелкая подробность, мельком прозвучавшая в слегка путаной речи Мартына.

– В каком смысле часто виделись? По работе?

– Ну да, он ко мне каждый день подходил, да не по разу.

– Зачем?

– Проверить, как дела со станочком, указать чего. Раньше и Валентин Иванович приходил, да вот уехал куда-то.

Фабрикант вздохнул, явно набираясь терпения, и продолжил расспросы все в той же вежливо-нейтральной манере:

– Что за станочек?

– Так это… У меня приятель в пятом оружейном работает. Вот. Он мне как-то рассказывал – какое муторное дело в стволах нарезы строгать, по два зараз да в три-четыре прохода. Я, значит, и подумал тогда, а нельзя ли их как-то за один раз сделать? Измыслил протяжку на шесть резцов разом, бумагу написал. Ну как смог – обучение-то на курсах ваших я еще не закончил. Вот. Да в ваш ящик опустил, словом, все как полагается. Господин Греве дня через два… нет, три. Да, точно, через три дня меня нашел, порасспрашивал да и отвел к Иммануилу Викторовичу. Вот.

Он мог бы еще долго рассказывать своему работодателю про все свои идейки и полученные из них результаты, если бы не увидел, как тот прямо на его глазах звереет.

– Кто знал про твою работу? Герт, Греве, кто еще?

Слегка заикаясь под взглядом пронзительно-желтых глаз и всем телом ощущая разлитую вокруг него угрозу, Мартын поспешно перечислил имена пятерых слесарей и одного инструментальщика, составлявших его невеликую бригаду.

– Плюс начальник цеха. Он ведь в курсе, чем вы занимаетесь? Ясно. О разговоре молчи, работай спокойно. Над тем же, что и раньше. Свободен.

Мастерового из кабинета вынесло, словно сухой листок осенним ветром помотало-покрутило по этажам да и опустило на лавочку рядом с охранником.

– Эк тебя пробрало. Что, ругали?

– Не…

– Хвалили, значит. Ты не думай, Александр Яковлевич хоть и крут характером, да за ним благодарность не заржавеет. Всенепременно отметит хорошего человека, я тебе верно говорю! Ладно, топай давай, нельзя здесь просто так стоять.

А еще через три дня к нему вернулась шапка. Семья только-только собралась за общим столом на завтрак, как в дверь громко и сильно постучали. Жена, метнувшаяся открыть, вернулась в комнату заметно побледневшей, а следом за ней на пороге показался сам главный инспектор условий труда господин Долгин с небольшим посконным мешком в руках. Вытряхнул его прямо на пол и поинтересовался, не хозяйское ли это добро?

– Моя. А где нашлась-то?

– Где нашлась, не твоего ума дело. Точно твоя?

Получив подтверждение на право владения бесформенным куском грязного кроличьего меха, инспектор молча развернулся и ушел. А на следующее утро он же объявил семейству Бусыгиных, что квартиру эту они заняли по ошибке, вследствие чего должны ее как можно быстрее освободить. Особый вес его словам добавляла артель из полудюжины грузчиков, перекуривавших под окнами жилища и готовившихся к небольшому трудовому подвигу. На робкий вопрос хозяина, куда же им теперь податься, вместо ответа на стол лег ордер на просторную пятикомнатную квартирку, расположенную практически напротив их прежней «двушки». Затем на ордер легла толстая пачка красненьких десятирублевых банкнот. Ну и прикрыло все это великолепие обычным бумажным листком, оказавшимся приказом о переводе главы семейства с основного производства в экспериментальный цех номер три с одновременным повышением до бригадира. Кивая на стопку такой важной бумаги, господин Долгин коротко пояснил:

– Александру Яковлевичу понравилось, что ты умеешь так быстро бегать. Да еще и со своим начальством на руках. И протяжка твоя ему тоже понравилась. Очень. – Главный инспектор уже начал разворачиваться в сторону двери, когда услышал вопрос про Герта. – Доктор сказал, что вовремя его в лазарет доставили, да и били без особой злобы. Так что скоро снова увидитесь.

Спустя четыре дня после окончания стрельб в Гатчине на фабрике и в ее окрестностях все было выметено, вскопано, отсыпано гравием и песком. Короче, все цвело и зеленело, сияло и блестело, так что дело было только за самим гостем. Однако его императорское высочество Михаил Александрович что-то не торопился приехать за обещанными игрушками, и надо сказать, последнее обстоятельство фабриканта даже радовало – остальные гости как с цепи сорвались, прибывая один за другим. Первыми появились юрист и парочка инженеров от Круппа. Просмотрев предложенные ими документы, князь поставил несколько подписей, подтверждая тем самым, что ему все понравилось, и отправил их в Петербург уже к своему юристу, согласовывать последние изменения к контракту. Следом за ними появилась пятерка специалистов от Тиссена (Александр уже привык, что они появляются у него с небольшим перерывом, а иногда и в один и тот же день), опять же представила документы на подпись и оперативно отбыла в столицу. Не иначе как устраивать со своими конкурентами капиталистическое соревнование под лозунгом «кто первый подпишет с князем Агреневым контракт». То ли Август Сильный опасался, что у его партнера кончатся деньги, то ли старина Фридрих решил освоить весь полученный с его помощью кредит, но работали немцы на диво оперативно, в каждый свой приезд заваливая стол князя буквально в три слоя – всевозможными сметами, расчетами, чертежами и эскизами. Затем припожаловал его новый компаньон Яковлев: подумав хорошенько, отставной лейтенант решил, что быть мелочным ему как-то и не к лицу, и с ходу «округлил» свой заказ с семнадцати до тридцати станков. Проводив последнего гостя (недалеко, до кабинета своего управляющего), фабрикант совсем было намылился посетить стрельбище и немного размяться – так, в пределах сотни-другой патронов, не больше. И даже успел пройти половину пути, но его все равно догнал вестовой от охраны, с длинным и узким конвертом в руках. Неподписанным.

«Неужели анонимку прислать сподобились? А, нет. Градоначальник обо мне вспомнил, на совместную трапезу приглашает. Никак полицмейстер поделился с Модестом Арнольдовичем радостной вестью о скором приезде великого князя Михаила. Или опять зачесалось насчет небольшой такой дольки паев в моей компании?»

Прикинув, успевает ли он по времени и с «рокотом» поработать, и за столом у градоначальника ложкой помахать, Александр досадливо сплюнул и пошел переодеваться к обеду. После недолгого перебора остановившись на самом светлом костюме, уже через десять минут он полностью соответствовал своему нынешнему статусу. Стоя перед большим зеркалом и завязывая шелковый галстук, молодой человек немного грустно улыбнулся.

«Владелец заводов, газет и пароходов. Правда, второго и третьего пока нет, но это только пока».

Поправив немного кобуру с уже вполне серийным «малышом» для скрытого ношения, он застегнулся на все пуговицы и потянулся к шляпе.

– Ой!

Резко довернув голову на противный жестяной звон, так, чтобы видеть отражение за своей спиной, Александр тут же улыбнулся – упорная в своих намеках горничная засмотрелась на хозяина дома и сама не заметила, как налетела на небольшой столик для перчаток и визиток, сбив с того серебряный поднос. Сидя на полу, Наталья растерянно хлопала своими длинными ресницами и никак не могла решить, что же ей дальше делать.

«Хороша!»

– Не ушиблась?

Протянув руку помощи обессилевшей от непосильной работы девушке, князь полюбовался ровным и очень красивым румянцем на ее щечках, а вот ответ, как ни силился, разобрать не мог. Пискнув что-то невразумительное, горничная покраснела еще больше и замерла почти по стойке «смирно», вдобавок закрыв глаза. Типа – делайте что хотите, меня здесь нет. Александр еще раз поправил шляпу, слегка воровато огляделся и… всю дорогу до трехэтажного каменного особняка градоначальника вспоминал восхитительный вкус быстрого поцелуя.

«Определенно ради таких моментов и стоит жить! А какая скромница оказалась, а? Руками вроде и оттолкнула, а грудью и бедром так прижалась, что едва без обеда не оставила. Чертовка».

За столом у Модеста Арнольдовича было ожидаемо многолюдно: кроме самого семейства почтеннейшего градоначальника в виде его самого, жены и приехавшей погостить дочери (к счастью, вполне уже замужней особы) присутствовал благочинный[13] всех церквей Сестрорецка отец Анастасий. А также полицмейстер (разумеется, с супругой), еще пара мелких чиновников без своих вторых половинок и втрое большее количество местных дворян. И вот у них-то в наличии были и жены, и дочери в «подходящем для замужества» возрасте. Самое же печальное для князя было в том, что обед всех интересовал гораздо меньше, чем его скромная персона: поначалу за столом звучал обычный светский треп, но чем дальше, тем больше тема общего разговора смещалась на фабриканта, уж очень он всех присутствующих интриговал. Своей закрытостью, необычной для столь молодого возраста серьезностью, богатством – да практически всем. Особенно старались две почтенные матроны, имевшие очень сомнительную славу активисток-общественниц. В том смысле, что очень активно участвовали в светской жизни небольшого, в сущности, курортного городка, добросовестно собирая и пересказывая любые слухи на любую тему. А в свободное время так же усердно исполняли обязанности свах, по мере сил и разумения «соединяя любящие сердца».