Сэнсэй IV. Исконный Шамбалы - Анастасия Новых

По учению Заратуштры эти шесть великих божеств, созданных Ахуро-Маздой, вызвали к жизни род «язатов», то есть «достойных поклонения» или же «(тот), кому подобает поклонение», считавшихся в древнеиранской религии добрыми богами, помощниками Ахуры-Мазда. Митра был одним из них, но наиболее почитаемым. А помощниками им в делах добра и изведения зла служили благие духи — фраваши, также считавшиеся преломлением лучей Света, сосредоточением которого был Ахура-Мазда… Первоначально, даже тот же Митра не имел определённого облика. Он относился к божественному проявлению, и даже не имел статуса какой-то отдельной сущности. Слово Митра означало договор, согласие, посредничество.

— Договор? — озадаченно промолвил Виктор. — Кого с кем? С жрецами и божествами или между людьми?

Женька усмехнулся:

— Слово договор у меня ассоциируется только с контрактом Аримана или с людскими заморочками.

— Контракт Аримана — это уже извращенная копия того, что было изначально, — заметил Сэнсэй.

— А что было изначально? — тут же поинтересовался Николай Андреевич.

— Согласно первичным знаниям, которые давались людям, в понятие слова «митра» вкладывался смысл особого внутреннего договора, если можно так выразиться, своеобразного согласия человека с самим собой, в частности со своей внутренней божественной сущностью — душой, или, как говорят современные люди, со своей Совестью. И он заключался в том, что если человек сделал свой личный выбор в сторону духовного, то он должен был следовать этому пути и по своим мыслям, и по своим словам, и по своим делам. И не нарушать этот договор!

Почему Митра позже почитался как «верховный Страж» данного договора, который следил за человеком «тысячью восприятий», «десятью тысячами глаз, тысячью ушей», «десятью тысячами шпионов» и никто не мог ввести его в обман? Это вовсе не означало, что за человеком следил какой-то глазасто-ушастый мутант извне. Нет. Человек может обмануть кого угодно из людей, но только не самого себя. Фактически контроль над соблюдением данного договора мыслями, словами и делами исходит от самого человека. И если он нарушал свои внутренние договоренности, неизменно возвращаясь к волне свого Животного начала, он просто не развивался в Духовном отношении дальше. А если выполнял эти «договоренности» — то, естественно, значительно продвигался в духовном развитии, и ему открывались новые горизонты познания духовного мира и самого себя.

Кстати говоря, понятия об этом внутреннем договоре было известно не только древним иранцам. Ещё раньше о нём знали и в древней Европе, и в древней Индии. В ведийской мифологии, например, до наших дней сохранилось упоминание о боге Митра, что в буквальном переводе с древне-индийского означает «друг» и рассматривается как второй участник этого договора. Митра вместе с богом Варуна (который был связан с космическими водами, и являлся охранителем истины и справедливости) считались стражами морального порядка и обладателями магической асурской силой. Древне-индийское слово Asura означает «обладающий жизненной силой», — тут же пояснил Сэнсэй. — Между прочим, славянское выражение «мир да бог» соответствует ведийскому mitra-bhaga-, и авестийскому Митра-Бага. Бага, считалось индоиранским божеством, которое ведало распределением благ, доли и было связано с Митрой. То есть, говоря простым языком, насколько ты внутренне был чист перед своей Совестью, настолько ты и формировал будущее своей Судьбы.

Именно из-за обретения человеком чистоты духовной, внутреннего очищения божественное проявление «митра» связывали с солнечным светом. Впоследствии, когда Митру стали олицетворять не просто с язатом, а возвели его до уровня сына Ахуро-Мазды, всё же сохранилось упоминание его рождения как «света из скалы», «солнца из камня». Люди стали это понимать в буквальном смысле. Хотя первоначально это указывало на источник этих знаний, данных людям, и звучало как «воплощение в мир света от священных гор» под коими и подразумевалась Шамбала. Почему в дальнейшем одно из наименований Митры был «источник Небесного Света». Того же Митру изображали и в более поздние времена не просто в лучевой короне, но и стоящим на опоре из цветка лотоса…

Когда же учение приняло религиозную форму, и Митру возвысили в пантеоне богов как посредника между богом и людьми, то люди стали приписывать ему функции, которые ранее принадлежали Ахура-Мазде. В частности уже Митра стал судьей на «мосте-разлучителе» Чинват, на который попадала душа человека после смерти.

— Чинват? Это у персов было что-то вроде загробного суда? — уточнил Николай Андреевич.

— Совершенно верно. Согласно этим религиозным воззрениям, когда человек ступал на этот мост Чинват, разделяющий царства живых и мертвых, то под стопой «грешника» мост становился узким «как лезвие бритвы», а под стопой «праведника» — широким и удобным для прохода. На загробном суде по обеим сторонам от Митры находились с весами правосудия язаты Рашну и Сраоша, которые взвешивали на весах мысли, слова и дела каждой души. Если чаша весов добрых мыслей и дел была больше, перевешивала, то душа данного человека считалась достойная рая. А если же весы склонялись в сторону зла, то душу отправляли снова в ад, коим считалось, заметьте, «жилище дурного помысла», где человек вновь переживает «долгий век страданий, мрака, дурной пищи и скорбных стонов».

— В реинкарнацию его, короче, — обобщил Виктор.

— Надо же, — удивился Костик. — У египтян — загробный суд с весами, у персов — загробный суд с весами. Так что, в самом деле есть такой загробный суд с весами, где судят душу?

— Ну как бы тебе поточнее сказать. Это всё ассоциативные объяснение, адаптированные для обыденного людского понимания, чтобы человек логикой мог уразуметь и представить себе то, что приблизительно произойдет с ним после смерти тела. Ведь процессы, происходящие вне материального мира, практически невозможно точно описать. Это же совершенно другой мир.

Женька тут же «растолковал» Костику.

— Ну да! Это тебе, брат, даже не случай с водоплавающим, расхваливающему воздуходышащему (для которого долгое пребывание в воде подобно смерти), насколько круто жить в океане.

Ребята просмеялись, а Сэнсэй одобрительно кивнул и заключил:

— Так что все эти слова — «суд», «весы», «судьи» — это всё ассоциативные слова, взятые из жизни людей, дабы им легче было понять, что их ожидает после смерти и главное, почему они должны рационально использовать отведенное им короткое земное время жизни на добрые мысли, слова и дела. Эти ассоциации конечно не точны, но для масс в целом выражают суть…

— Нет, я всё-таки не представляю себе, как можно узнать всё о человеке, о его мыслях, словах и делах, да ещё за целую жизнь, — пожал плечами Славик. — Как можно так распознать, кто есть кто?

На что Сэнсэй улыбнулся и по-философски, загадочно ответил:

— Если проявляется чистый проблеск света без всякой тени, то он сливается с общим Светом в единый луч. Если же вместо проблеска света проявляется тень, чистый Свет отталкивает тень в её среду. Ибо место тени там, где нет Света. И в этом суть.

— А какая она жизнь там, в духовном мире? — мечтательно произнес Руслан.

Володя пробасил армейским голосом:

— Дорасти духовно — узнаешь.

Сэнсэй же ответил Руслану:

— Как бы я тебе не рассказывал о тонкостях духовного мира, мне всё равно прийдётся объясняться с тобой языком материи и использовать грубые сравнения материального мира, поскольку человеческое сознание материально. В духовном мире нет языка материи.

Стас, явно решив выведать у Сэнсэя побольше сведений относительно этого вопроса, стал поддерживать Руслана.

— Нет, ну человеческий язык настолько богат словами. Может быть, возможно как-то раскрыть эту информацию в более расширенном спектре слов.

В ответ Сэнсэй лишь устало вздохнул. Женька, глянув на такое дело, тут же решил воспользоваться ситуацией и подколол Стаса своим очередным каламбуром:

— Понимаешь, как не пытайся объяснить обезьяне устройство двигателя внутреннего сгорания, она тебя вряд ли поймёт.

Коллектив засмеялся. А Стас, недовольный вмешательством Женьки в его «чистые намерения», тут же отреагировал на шутку друга.

— Ну ты же понял!

Коллектив ещё больше рассмеялся. Лишь Николай Андреевич, покачал головой, осудительно глянув на эту неугомонную парочку, и подытожил, обращаясь к Сэнсэю.

— Так значит, в зороастризме со временем просто произошла подмена знаний о внутреннем духовном на внешние материальные стимулы?

— Совершенно верно, — кивнул Сэнсэй. — Взять того же Митру. Ведь потом, он стал почитаться, говоря современным языком, как творец социума, ведущий социальной организацией людей, как божество договора, согласия в понимании взаимоотношений в людском обществе.