Малахитовый Лес - Влада Ольховская

Глупый вопрос, обидный даже. Конечно, Илья помнил. Это был вальс подснежников – история про нечто хрупкое, ранимое, с упрямой верой в лучшее пробирающееся через ледяную броню. Доказывающее, что жизнь воскресает даже тогда, когда все кажется промерзшим насквозь и навеки завершенным. Белая мелодия со всполохами зеленого и голубого.

– Сыграй этот вальс, – попросила Ксюша. – Остальное я устрою. Думаю, у меня получится, но ненадолго, так что ты смотри в оба, если тебе так уж важно увидеть это сияние.

Илья пока ничего не понимал, но согласиться было не так уж сложно. Музыка делала его уверенным.

Если Ксения и Илья поняли друг друга сразу, то понять их перешептывания со стороны было куда сложнее. Сначала Тори просто радовалась тому, что ее план начал воплощаться раньше, чем она ожидала, да еще и безо всяких усилий. Роман сам предложил заглянуть к Илье, ей только и оставалось, что с готовностью согласиться.

Эти двое действительно оказались друзьями. Естественно, Илья не начал вести себя как нормальный человек, не протянул руку для рукопожатия, да и обниматься с гостем не бросился. И все равно несложно было догадаться, что он рад видеть Романа и даже скучал по нему. Что ж, это увеличивало то влияние, которое было у Градова на него – и груз, который Тори предстояло принять на совесть, если у нее все получится.

Однако прямо сейчас ей не нужно было ничего менять, это ее несколько успокаивало. Они все устроились в гостиной, скоро к ним присоединилась Ксения, заметившая приход гостей из окна. И все было нормально, пока Илья не уволок художницу на кухню.

– Как думаешь, что у него случилось? – тихо спросила Тори.

– Бесполезно гадать. Я уже привык к тому, что Илью нужно воспринимать просто как стихийное явление.

– Ты говоришь так, будто он сумасшедший…

– Вовсе нет, – покачал головой Градов. – В некотором смысле, он куда свободней меня или тебя.

Вот об этом ей как раз хотелось расспросить поподробней, Тори просто не успела – хозяин дома вернулся в гостиную и сразу направился к роялю. Ксения же подошла к ним, и, хотя ее лицо по-прежнему невозможно было увидеть, Тори насторожилась так, словно увидела многозначительный взгляд.

– Почему у меня такое ощущение, что вы что-то спланировали? – поинтересовалась она. – Неожиданно коварное.

– Коварное? – показательно удивилась Ксения. – Мы? Никогда! Просто я уговаривала Илью сыграть для вас…

– Вообще-то, это он тебя утащил, а не ты его, – напомнила Тори.

– Он не всегда знает, как нужно принимать гостей, я дала подсказку. Но я предложила сегодня сделать нечто большее, чем показательное выступление. У Ильи, да и у меня тоже, редко бывают в гостях пары…

– Мы не пара! – поспешно и неоправданно громко заявил Градов.

– Ну, вы – мужчина и женщина, это вполне тянет на танцевальную пару. Вот я и уговорила Илью сыграть что-нибудь такое, подо что можно танцевать. Вальс. Он сказал, что вы умеете, Роман Андреевич.

– Зато я не умею, – призналась Тори.

– Так это и не важно. Если мужчина умеет, женщине достаточно просто прислушиваться к его телу.

– Мы все еще о танце говорим? – не сдержалась Тори.

Но Ксения и не думала смущаться:

– Пока о танце. Слушай, я же говорила тебе, как Илья воспринимает мир… Так почему бы не дать ему красивую картинку, чтобы он написал новую музыку?

Илья не обращал на их спор никакого внимания. Он уверенно устроился за роялем, коснулся тонкими длинными пальцами клавиш – и началась магия. И вроде как Тори следовало подготовиться к этому, она уже слышала, как талантливо играет Шведов.

Но иногда подготовиться просто нельзя. Каждая гроза – это новая гроза, каждая весна похожа и не похожа на предыдущую. Пожалуй, Градов был прав, сравнив Илью со стихией. Его музыка была такой же прекрасной и такой же непредсказуемой, она превращалась в нечто большее, чем звук.

Эту мелодию хотелось слушать, касаться ее, стать ее частью… И теперь возможность танцевать под нее не казалась Тори такой уж плохой идеей, но девушка была уверена, что ее спутник ни за что не согласится. Это же совсем не в его духе – взять и посвятить время чему-то столь бесполезному и не приносящему выгоды.

Но Градов в очередной раз ее удивил. Он первым поднялся с дивана и протянул Тори руку.

– Правда, что ли? – поразилась она.

– Конечно. Почему нет? Или ты против?

– Я… Я не против.

Его ладони все еще были перемотаны бинтами. Это не удивляло, повязки по-прежнему меняла Тори, она знала, что самые серьезные раны уже затянулись. И все равно поначалу было страшно коснуться его, взять за руку – как будто это могло навредить. Но Градов поторопил ее, привлек к себе, и она решила, что смысла нервничать попросту нет.

Градов действительно умел правильно двигаться, тут Ксения не соврала – хотя Ксения никогда не врет. Тори же танцевать не училась, да и вообще не помнила, когда ей доводилось делать это в последний раз. В школе, что ли? Или в студенчестве?.. Странная получилась жизнь: слезть по водосточной трубе со второго этажа ей было проще, чем танцевать с мужчиной.

Так что в первые минуты выходило как-то неуклюже, неловко. Тори старалась двигаться правильно, нервничала и неизменно ошибалась: нельзя преуспеть в том, чего совсем не умеешь. Но, признав это, она решила расслабиться, прильнула к своему партнеру всем телом, и от этого действительно стало легче. Теперь она чувствовала каждое его движение в самом начале, в миг, когда мышцы только-только теряли покой. Она предугадывала, что будет дальше, и следовала за этим движением, как за подсказкой.

Тори не напрягалась, хотя раньше она верила, что без усилий ничего толкового не получится. А оказалось, что порой нужно просто расслабиться, подчиниться потоку – и все придет само. Не всегда. Но бывает.

Эта гармония, этот расслабленный успех даже приносили ей удовольствие. Тори в принципе всегда радовалась, преуспевая, а теперь это оказалось совсем уж неожиданным. Музыка окутывала их обоих теплой пеленой, ливнем из лепестков весенних первоцветов, создавая отдельный мир, уютный, особенный и маленький, способный вместить только двоих – но для двоих и предназначенный. Тори не сдержалась, подняла голову, чтобы посмотреть в глаза своему партнеру, и увидела, что он тоже смотрит на нее. И улыбается – так, как, ей казалось, он не умел.

Если бы эта музыка, живая, проникающая солнечными лучами под кожу, оборвалась резко, стало бы даже больно. Но Илья бы так не поступил, не допустил бы,