Серая Орда - Сергей Фомичев

— Нет, так предупредим или спасём? — не отставал от него Быстроног.

— Да какая вам, чудам лесным, разница? — разозлился Рыжий. — Я вас с собой на верёвке не тащил, сами пошли.

— Ты не горячись, строгий человек, — встрял в разговор Власорук. — Быстроног, он не зря спрашивает. Ему это важно.

— Да откуда я знаю, спасём, не спасём, — развёл Рыжий руками. — Это же не рыбу ловить.

— Вот то-то и оно, — сокрушенно пробормотал Быстроног и замолчал.

Рыжий глянул, а тот уже спит.

Поднялись рано утром. Где-то за лесом бренчали колокола.

— Слышишь, в Кадоме Покровская церковь звонит, — хвастливо сказал Быстроног, запихивая в мешок одежду. — А до полудня уже и к Цне выйдем. Вдоль неё тропа хорошая, быстрая.

— Что же это у вас за дороги такие? — удивился Рыжий. — Не летим, ведь, даже не скачем. Как так получается?

— Просто мы, вурды, коротким путём ходим, — важно пояснил Власорук.

— А мы каким? — хмыкнул Рыжий.

— А вы длинным, — спокойно ответил вурд. — Оттого, что меряете вы, люди, всё длиной. А мы короткостью.

— Какой такой короткостью? — не понял Рыжий.

— Вот, к примеру, на тебе пояс, — принялся объяснять Власорук. — Он какой длины, если, скажем, от кисти до кисти? Знаешь?

— Чего тут знать? — фыркнул Рыжий. — Полуторосаженный он у меня…

— Допустим, — степенно продолжал Власорук. — А какое, по-твоему, расстояние от конца до конца?

— У пояса? — уточнил Рыжий.

— У пояса, — кивнул вурд.

Рыжий подумал, пытаясь раскусить хитрость, вроде той, что детишки друг другу загадывают, но ничего не придумал.

— Полторы сажени и есть, — ответил он раздражённо и вдруг вспылил. — Чего вы мне, кочки болотные, голову-то морочите?

— А вот и нет! — радостно объявил Власорук. — Пояс вокруг тебя дважды обмотан, узлом завязан, концы вместе свисают, рядышком. Вершка между ними нет.

— О как! — смутился Рыжий, до которого дошла суть

Вурды заржали.

Но это был единственный случай, когда приятелям удалось поймать Рыжего. Обычно он на их зубоскальство особого внимания не обращал, а раз так, то и веселья в том получалось немного, поэтому вурды переключились целиком на монаха.

— Эх, зря мы с собой его взяли, — сетовал Быстроног на привале. — Тащится еле-еле. Ползёт просто.

— Ничего не зря, — возразил Власорук. — Ты представь, если бы еды про запас взяли столько, сколько этот овцевод весит. Вряд ли бы утащили. А тут, считай, еда сама ноги переставляет. Не шустро, конечно, согласен, но большое нам облегчение выходит.

— Да, — мечтательно произнёс Быстроног, — а случись нам нужда, подрежем монаха, и из ран его молоко хлестать начнёт, вместо крови, как у святого Пантелеймона.

Евлампий, хоть и попривык к вурдовым речам, услышав такое, подвинулся поближе к Рыжему. Вурды загоготали.

Однако, как ни крепились они, а растительная пища им впрок не шла. Жуя с омерзением, обжаренный на костре гриб, Быстроног вдруг услышал, как в животе у него раздалось мощное многоголосое урчание, словно там объявилась разом сотня голодных котов. Вурд испуганно бросил еду, обхватил брюхо руками, но урчание не прекращалось.

— Во как играет, — проворчал он. — На весь лес, верно, разносится. Тут уж не поохотишься, всё зверьё загодя разбежится. Нет, Влас, помяни моё слово, ноги мы протянем на этих сморчках. Жуёшь их, словно листья капустные, безо всякого толку…

— Поди, улитку поймай… — посоветовал Власорук.

— Так ведь скоро до того отощаешь, что и за улиткой не угонишься. На такой-то постной еде…

Вместо того чтобы поедать улиток, Быстроног принялся вновь докучать монаху:

— А, правда, что вы, христиане, бога своего до сих пор едите? Я слышал где-то краем уха, что мол, по праздникам. Это же, сколько времени с тех пор прошло, как вы его к кресту прибили? Он уж, небось, испортился. Даже по вашим людским понятиям.

— Они ещё и кровушку его пьют, — поддакнул Власорук. — Ну чисто вурды.

Евлампий только зубами заскрипел от ереси такой.

Монаха вообще тоска заедала и вурды совсем не главная тому причина. Он только теперь начал понимать, что Рыжий обманул его. И с Ольгердом провёл, и с мухрыжником. Заставил доносить в пользу врагов Москвы, этих диких мещёрских язычников. Но сделанного не повернёшь, домой не воротишься. Да он и сам, не то чтобы очень по монастырским порядкам грустил. В свободе есть свои прелести. Вот только зря Рыжий его с собой в поход потащил.

Поздно Евлампий вспомнил о товарище своём, Леонтии, что устроился священником где-то в этих местах. Хорошо было бы его навестить. Отдохнуть, добрые времена вспомнить. Так нет, приходиться идти теперь неизвестно куда. А не привык монах такие концы делать, ноги надрывать, пусть и по тропкам чудесным.

Быстры вурдовы тропки, а потому коротки. Знакомые их народу места скоро закончились, начинались земли неведомые. Все четверо пошли осторожнее, но лесной стороны отряд не покидал. Вурд, он в любом лесу вурд. Каким-то нюхом находили приятели нужное направление в самой непроходимой трущобе. Им удавалось избегать топей, лесных завалов, равно как и населённых людьми мест.

Покинув знакомые леса, вурды погрустнели. Зубоскалить и подначивать монаха не перестали, но делали это теперь лишь по привычке, когда подворачивался случай, да и то без особого удовольствия.

Вурды, народ к путешествиям не склонный. Спутники Рыжего оказались первыми из своего племени, кто забрался в такую даль. В этом открылось и немалое преимущество. Здешний люд про мещёрскую нелюдь не слышал и теперь приятели могли спокойно идти по обычной дороге, разве что не показывая клыков. Всем остальным они мало отличались от какого-нибудь болотного народца.

— Что ж, — вздохнул Быстроног. — Ещё два дня пути и мы на месте.

Верховья Цны. Май.

Старший ушёл ещё с вечера, а Толстый, который в первую ночь появился, только что проследовал мимо старого убежища чародея, с огромным мешком за спиной. Оба, скорее всего, отправились к той самой загадочной Старице. По расчётам Сокола приглядывать за Варунком остался лишь один из монахов, тот кого он называл хозяином. Ну, если только кто-то ещё таился всё это время молча.

До рассвета оставалось менее часа. Не всё узнал чародей, что хотел, но тянуть с освобождением княжича больше не стоило. Кто знает, когда ещё выпадет силами уравняться. Он вытащил меч и подкрался к двери.

В доме не спали.

— Тварь ты поганая, — увещевал Варунка хозяин. — Всё пням поклоняешься. Тьфу! Разве может в пне благость обитать? Вон брат твой старший, христианство принял, а ты всё керемети гнилые почитаешь…

Не услышал монах рысьей поступи чародея. Только когда гонимый мечом воздух шевельнул волосы на затылке, он вздрогнул, но тут же и свалился, не успев ничего понять. Сокол ударил плашмя. Сам не сообразил почему. Не хотел убивать со спины? А может, надеялся допросить пленника? Трудно сказать.