Последний полустанок - Владимир Иванович Немцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Набатников знал, что в последние дни, полные волнений нравственного и физического напряжения, когда Поярков глаз не мог сомкнуть, за него особенно тревожился Марк Миронович. Якобы для испытаний новых медицинских приборов, он затаскивал конструктора к себе в кабинет, с шуточками и смешком проверял пульс, кровяное давление и другие показатели, интересующие обеспокоенного врача.
Самолет задерживался. Помахивая палкой, Набатников ходил неподалеку от взлетной дорожки, смотрел на часы и думал: почему Медоваров так лаконично передал насчет санитарной машины? Видимо, не хотел, чтобы раньше времени здесь узнали о болезни Пояркова. Пойдут всякие толки, предположения.
«Кто еще там в самолете?» — припоминал Афанасий Гаврилович. За Медоварова беспокоиться нечего. Это здоровяк каких мало. Лаборантка Мингалева? Инженер-механик? Сам врач Марк Миронович? Старик… Однако на здоровье он никогда не жаловался.
Вспыхнули посадочные сигналы, далеко протянулись они цепочкой вдоль цементной дороги, через весь ракетодром. Послышался отдаленный рокот, и в небе замерцали бортовые огни. Потом включились фары, похожие на две ослепительные шаровые молнии, и поплыли над землей.
Пробежав по светлой дороге, самолет остановился. Винты еще лениво вычерчивали в воздухе блестящие полосы, а Набатников был уже рядом. Он смотрел на тонкий, еле заметный контур самолетной дверцы и тревожно ждал, когда она откроется. Боясь, что в самолете притаилась беда, Набатников сравнил его с троянским конем, в котором оказался маленький «десант» противника.
Что случилось с Поярковым?
Как бы испытывая терпение Набатникова, сначала приотворилась дверца, потом из нее выползла тонкая лесенка. По лесенке спустилась худенькая девушка в клетчатом плаще, потом — другая, полная, в спортивных брюках. Ее поддерживал паренек в щегольской куртке, исчерченной «молниями». Куртка ему была широка, а потому при каждом его движении застежки извивались, что производило странное впечатление, словно по груди ползали блестящие гусеницы.
А потом, на ходу надевая пальто, плащи и шляпы, посыпались из дверцы, как в групповом парашютном прыжке, неизвестные молодцы. Оживленно о чем-то споря, они выкрикивали:
— Это вполне диссертабельно.
— А я вам докажу, что нет.
— Оппонент зарежет.
— Минимум сдан.
— Напечатают?
— Старик поддержит.
— Черных шаров набросают.
— Не беспокойтесь, уже обговорено. Люди свои.
— А ВАК?
— И там найдутся. Старик обещал замолвить словечко.
Не замечая Набатникова, скромно одетого человека в черном пальтишке и кепочке, чуть ли не задевая его плечами и продолжая спорить, неизвестные остановились поодаль.
Санитары прошли с носилками в самолет и вскоре вынесли прикрытое простыней неподвижное тело. За ними спустился Марк Миронович.
Еще издали он увидел Набатникова, приветственно помахал ему рукой и крикнул:
— Принимай гостей, Афанасий Гаврилович! Прибыли в целости и сохранности.
Удивленный поведением врача, Набатников бросился к носилкам и откинул простыню.
Сквозь большие круглые очки на него смотрели умоляющие глаза.
— Прошу вас… еще один пакет. Я, кажется…
Подоспел Марк Миронович и, оттеснив Набатникова, занялся пациентом.
Крепко держась за поручни, из самолета спускался пожилой инженер, затем показался Поярков. Плащ, перекинутый через руку, свисал почти до самой земли, галстук перекошен. Да и взгляд какой-то отсутствующий. Все это обеспокоило Набатникова, и после дружеских приветствий он спросил осторожно:
— Что с тобой, Серафим? Укачало?
— Чепуха. Просто устал немного.
Медоваров легко спрыгнул с последней ступеньки и вытащил из-за спины большой букет розовых пионов.
— Приветствую вас, Афанасий Гаврилович, — сказал он, снимая свою академическую шапочку. — Здоровеньки булы, как говорят у нас в Киеве. Примите от всего нашего колхоза.
Набатников удивленно посмотрел на пышный букет, потом оглянулся на носилки — их уже поднимали в санитарную машину — и, извинившись перед Медоваровым, подозвал медсестру.
— Что там, серьезно?
Сестра рассмеялась.
— Пустяки.
— А ты что же, врач, смотрел? — недовольно спросил Набатников у подошедшего Марка Мироновича. — Неужто и здесь медицина бессильна?
— Если хотите знать мое мнение, Афанасий Гаврилович, — усмехнулся врач, — то данный прискорбный случай скорее всего относится к психиатрии. Навязчивая идея — обязательно получить степень.
Медоваров все же сумел всучить букет Афанасию Гавриловичу, но он передал его медсестре:
— Вот вам награда за спасение. — И, повернувшись к Медоварову, спросил: — Однако я не совсем понимаю, что за свита с вами прибыла? Мы же договорились, кто здесь нужен.
— Ничего не поделаешь, Афанасий Гаврилович. Это молодые ученые. Так сказать, наша смена: Виктор Леонидович Сокольский, Эдуард Кузьмич Петелькин, Альфред Иванович…
— Помню, помню. Вы присылали их работы. Но мы же занимаемся совсем другими делами.
Медоваров оглянулся и, заметив, что рядом никого нет, понизив голос, сказал:
— Неудобно получается, Афанасий Гаврилович. Будут упрекать в пренебрежении к молодым кадрам. Слухи разные пойдут. Ведь эти люди сдали кандидатский минимум, успешно работают над темами…
— А кому эти темы нужны? — уже не скрывая досады, перебил его Набатников. — Я прошу вас, Анатолий Анатольевич, извиниться перед товарищами и объяснить, что разместить их негде. До утра как-нибудь устроим, а завтра с этим же самолетом пусть отправляются домой.
Медоваров чувствовал, что настоять на своем невозможно, и попробовал добиться хотя бы половинчатого решения.
— Посмотрим по списку, Афанасий Гаврилович.
Пробежав его глазами, Набатников остановился на фамилии Риммы.
— Чупикова. Ученица-лаборантка. Чему она здесь будет учиться?
— Зачем учиться? Она помощница Анны Васильевны Мингалевой. Вы ее знаете?
— Лично нет. Но я верю Борису Захаровичу. Он считает Мингалеву очень способной. Говорит, что, по существу, на ней вся лаборатория держится.
— Ну, это он преувеличивает. Заведует лабораторией кандидат наук…
— Какая мне разница, — нетерпеливо отмахнулся Набатников. — Так что же делать с вашей ученицей? Впрочем, узнаем у Мингалевой.
Медоваров подозвал Нюру, познакомил с Набатниковым и, проницательно смотря ей в глаза, спросил:
— Вам нужна была помощница?
Нюра не понимала, что от нее требуется, тогда Набатников пояснил:
— Мне Борис Захарович говорил насчет установки новых приборов. Ваша ученица Чупикова в этом деле полезна?
Надеясь с помощью Риммы разобраться в истории с аккумуляторами, а также не желая навлекать на себя гнев Толь Толича, Нюра ответила утвердительно.
— Вот и хорошо. Значит, оставим, — согласился Набатников и, глядя вслед уходящей Нюре, признался: — Вообще, как-то больно и неприятно девушку обижать. Не по-рыцарски. Все-таки, как ни говорите, Анатолий Анатольевич, в каждом из нас
