Дезертир - Андрей Валентинов

— И в железной маске! Будет сделано, гражданин… Он выжидательно поглядел на меня, но я отмолчался. Называть свою новую фамилию не хотелось.

— И учтите, ничего не могу обещать. Ничего! Вы понимаете? Мне придется все начать сначала.

— Да, да, конечно! — в голосе чернявого звучало облегчение. — Но мы верим вам, гражданин Шалье! Только вы…

Дальше можно было не слушать. Теперь, что бы ни случилось, торопить меня не станут. Выходит, и от тюрьмы бывает польза!

Мы расстались за воротами, договорившись, что я сам навещу чернявого по одному из двух названных им адресов. В крайнем случае я могу пойти прямо к гражданину Вадье. В этом тоже был резон — искать меня не станут — по крайней мере несколько дней. А это меня тоже вполне устраивало. Напоследок Амару пообещал, как следует разобраться со всеми «ублюдками», приложившими руку к моему аресту. Это не обещало ничего доброго ни гражданке Грилье, ни гражданину старшему коридорному, ни толстяку с трехцветной повязкой через брюхо. Наверно, следовало бы за них заступиться, но почему-то я этого не сделал. Возможно, не нашел нужных слов.

Я уже принялся оглядываться по сторонам в поисках фиакра, когда внезапно почувствовал на своем плече чью-то руку.

— Т-только не говорите, что это не вы. Иначе моя в-вера в человечество будет окончательно подорвана!

Я не спеша обернулся. Камилл Демулен улыбался, но вид имел крайне растерянный.

— Н-надеюсь вы не п-перестреляли всю охрану, г-гражданин Люсон, п-поскольку в моей коляске вот—вот слетит колесо и п-погони она не выдержит…

— Если всех уже перестреляли, то и гнаться некому, — рассудил я. — Слава Республике, гражданин Демулен!

— В-вовеки аминь! Вопросы п-потом, уходим!

Он схватил меня за локоть и потащил куда-то за угол.

— Погодите, Камилл! — я попытался вырваться, но безуспешно. — Знаете, в моей компании сейчас может быть опасно.

— Д-да? — Синие глаза блеснули. — П-правда? Знаете Б-бастилию тоже было опасно брать, но я ее все-таки в-взял. Скорее, т-там коляска. Хорошо, что я — человек б-богатый. Иногда это может помочь…

За углом действительно обнаружилась коляска. Демулен подтолкнул меня, вскочил сам и кивнул кучеру.

— П-поедем к Шарлю. Там расскажете про свой ана-базис. Признаться, п-поражен. Как раз шел в-вас проведать в узилище…

— Так вы приехали из-за меня? — поразился я. Демулен лишь улыбнулся, и я почувствовал нечто вроде стыда. А если бы за решетку упрятали не меня, а этого симпатичного заику, смог бы я поступить так же? Он ведь знает, кто я!..

— Шарль хотел идти к Жоржу, — продолжал Камилл, похоже, не пришедший еще в себя от неожиданности. — Но Жорж сейчас даже не член этого д-дурацкого Комитета. Слушайте, Франсуа, вы что, б-бежали?

— Меня выгнали, — сообщил я не без гордости. — За дурное поведение. Поэтому мне сейчас нужно найти место тихое — и желательно очень спокойное…

— Устроим! — Демулен махнул рукой. — Это как раз не п-проблема. К сожалению, проблема в д-другом…

Его тон мне внезапно не понравился. Что-то случилось — и не со мной.

Дверь нам открыл Вильбоа. Увидев меня, он растерянно моргнул и, кажется, хотел перекреститься — но раздумал.

— Вы? — На бледном лице мелькнула улыбка. — Впрочем, вопрос дурацкий, можете не отвечать… Камилл, как тебе удалось?

— Мне?! — Демулен хмыкнул. — Я встретил нашего г-гражданина «аристо» мирно гуляющим в-возле Сен-Пелажи, к-как будто так и должно б-быть!

— Хорошо! — Лицо Вильбоа сразу же стало серьезным. — Проходите.

Да, что-то случилось. И не со мной. Вернее, не только со мной. Я окончательно убедился в этом, когда дверь в комнату отворилась, и в полутьме коридора блеснули знакомые очки.

— Добрый день, гражданка Тома! — произнес я как можно веселее. — Каким ветром?

Девушка не ответила, лишь лицо ее странно дрогнуло. Да, похоже, дело плохо!..

Когда мы разместились в креслах, я достал из кармана последнюю папелитку и повернулся к Вильбоа:

— Кто?

— Ну, прежде всего, вы, — невесело усмехнулся он. — Вас арестовали вчера днем, а вечером…

— Они взяли Альфонса, — тихо проговорила Юлия. — Он в Консьержери. Я узнала только два часа назад.

Я чуть было не спросил, за что, но вовремя сдержался. За что — ясно. Вопрос в другом…

— В чем его обвиняют? Официально?

— Еще н-не знаем, — так же тихо ответил Демулен. — К сожалению, в Консьержери просто так не п-пускают. Это даже не Сен-Пелажи.

Я кивнул. Объяснения были излишни. Консьержери — прихожая. Прихожая, ведущая прямо на площадь Революции.

— Сделаем т-так, — продолжал Камилл. — Вы, Франсуа, останетесь здесь и не к-кажите носа, пока я не вернусь. А мы с Юлией поедем к Жоржу. Н-надо получить пропуск в этот ад.

Никто не спорил. Демулен улыбнулся и кивнул Юлии. Девушка встала, но у дверей внезапно обернулась:

— Я рада, что вы живы, Франсуа Ксавье! В прошлый раз мы плохо с вами поговорили. Простите…

Я не успел даже ответить — Юлия исчезла. Демулен коротко поклонился и последовал за ней. Хлопнула дверь в коридоре.

— Вот так, — негромко произнес Вильбоа. — А теперь пусть мне кто-нибудь объяснит — хотя бы вы, — что происходит?

— Почему аристократ дю Люсон не в Революционном Трибунале? — понял я. — Шарль, не могу — пока не могу. Рискну лишь заявить, что за свободу я не платил чужими головами. Очень надеюсь, вы мне поверите…

Вильбоа ответил не сразу.

— Пожалуй, поверю. Скажите, Франсуа, тот ангел, что отверз вам врата темницы, не может проделать то же для д'Энваля? Я не очень люблю этого молодого человека, но сейчас не до подобных сантиментов. Кроме того, он жених Юлии, а ей, как вы знаете, я обязан такой безделицей, как жизнь.

Оставалось задуматься. Мой чернявый ангел из Комитета общественной безопасности не из тех, кто без особой нужды совершает добрые дела. Но с другой стороны…

— Я попытаюсь, Шарль. Мне нужно пару дней. Надеюсь, в Революционном Трибунале накопилось достаточно дел…

Вильбоа кивнул:

— Обычно гражданин Тенвиль не спешит, так что время у нас есть. Признаться, я куда больше боялся за вас, Франсуа… Кстати, не успел поблагодарить. Спасибо!

— За что? — удивился я. — Пока за мною добрых дел не замечалось.

Он покачал головой, затем отвернулся.

— Кроме одного, Франсуа. Этим утром вы вновь спасли мне жизнь. Правда, вполне возможно, без всякого на то желания…

Я хотел вновь удивиться, но что-то удержало. Кажется, я начал понимать.

Вильбоа медленно встал и прошел к стоявшей в углу конторке.

— Это письмо, — в его руке оказался большой, густо исписанный лист бумаги. — Я почти закончил. Точнее, это завещание. Оставалось поставить точку…

Я уже понял какую — свинцовую. Это было именно то, чего я опасался с того самого часа, когда мы вернулись из катакомб.

— Но тут появился Камилл, и я решил, что у меня еще остались кое-какие дела… Понимаю, что вы думаете, Франсуа. Я ведь говорил, что не признаю самоубийства. Но мне действительно незачем жить. По крайней мере, так мне казалось еще сутки назад.

— Шарль, послушайте… — начал было я, но Вильбоа покачал головой:

— Я и сам могу привести все возможные доводы. Но попытайтесь понять и вы. Дело не только в Мишель. Все мы живем из-за чего-то — или благодаря чему-то. С Мишель я познакомился летом 1789-го, как раз через два дня после взятия Бастилии. Я ведь был тогда вместе с Камиллом. И вот Мишель погибла, а то, ради чего мы жили…

— Бросьте! — не выдержал я. — Вы хотите сказать, что поняли, какому богу служили? Только сейчас заметили рога и копыта?

Вильбоа ответил не сразу, его голос звучал тихо, еле слышно.

— Мы хотели, чтобы люди были свободны. Чтобы их не бросали в тюрьмы одним росчерком пера. Мы хотели, чтобы Франция не голодала; чтобы народ не оскорбляли на каждом шагу. Что в этом плохого, Франсуa? Весной 89-го мы надеялись, что Людовик нас поймет — ведь он тоже любил Францию! А потом… Недавно Жорж сказал страшную фразу: «Революция сошла с ума!» Да, это так. Революция убила мою Мишель. Моя революция! И если я виноват… Я написал… Это не только мои мысли, так думает Камилл — и не он один. Может еще не поздно. Если сейчас остановить террор, ввести в действие конституцию, провести выборы, объявить амнистию… Может быть, еще есть шанс…

— Конституция, выборы, амнистия, — повторил я — Может быть. Впрочем, ни Вандея, ни армия Святого Сердца не сложат оружия. И кто сделает это? Не Робеспьер же! Не Вадье, не Фукье-Тенвиль!

— Это мог бы сделать Жорж.

Я вспомнил грубое, покрытое шрамами лицо Титана. Да, этот человек может почти все. Почти — потому что спасти несчастную Францию способен только Тот, в Кого не верит ни Шарль, ни сам гражданин Дантон.

— Через пару месяцев будет уже поздно, — закончил Вильбоа. — Робеспьер натравит Жоржа на Эбера, а потом прикончит и его. Но и гражданину Неподкупному не спастись, когда поднимутся санкюлотские секции… Вы ведь знаете Жака Ножана?