Ратибор. Забытые боги - Юрий Корчевский

Насколько Илья успел, он развернулся, однако нападавший всё-таки зацепил его по касательной. Илья выставил вперёд ногу, и нападавший, запнувшись за неё, грохнулся со всего разбега.

Что греки, что римляне в драках и боях использовали только руки. Но ведь ноги мощнее, и удары, наносимые ими, болезненнее.

Илья стал пинать упавшего – по рёбрам и бокам. Бил со всей силы, не жалея. На Руси по неписаным правилам лежачего не бьют, но на него напали сразу трое, и это тоже не по правилам.

Пока он бил второго, успел прийти в себя первый. Он вскочил, но боевой пыл угас. Кулачонками размахивать, правда, стал, но уже без энтузиазма. Илья уклонялся, но, когда нападающий наглеть начал, врезал ему в глаз. Сильно врезал, от души. А потом – левой в подбородок.

Нападающий закачался и «поплыл», Илья же ещё добавил – по грудине. Мужик рухнул, глаза блуждающие, ничего не соображает.

Илья посмотрел по сторонам: нет ли ещё желающих варвара побить? Шёл себе спокойно, никого не трогал, с какого перепуга напали? Наверняка «заказал» его кто-то. Но теперь эти субчики без допроса не уйдут.

Он выждал немного, пока они придут в себя и станут способны отвечать на вопросы, взял одного за тунику, посадил:

– Назовись.

– Зачем тебе моё имя?

– Верно. Мёртвым подонкам имя ни к чему

– Ты чего задумал? – обеспокоился парень. Было ему лет тридцать, на латыни говорил с акцентом, стало быть – варвар или раб из пленных.

– Вы на меня напали втроём. Я защищался, и, как видишь, голыми руками. Двоих убил, а третий будет свидетелем.

Парень растерялся – о таком исходе он подумать не мог. Попытался возразить:

– Мы все живы!

– Ну да! – тут же согласился Илья. – Я же ещё не решил, кого оставлю в живых… Но тебе шею сверну первому.

– Почему? – голос парня дрожал, выдавая панику, испуг.

– Мне свидетель нужен для суда, говорливый, который всю правду расскажет: кто меня «заказал», кто на меня показал, кто деньги заплатил за нападение? А ты даже своё имя назвать не хочешь… Но вот этот, наверное, поразговорчивее будет.

Илья сильно пнул лежащего, и тот застонал от боли.

– Как тебя зовут?

– Карем.

– О! Варвар?

– Всё скажу, не бей только! Ты мне и так все кости сломал!

– Не может быть, ты мне льстишь. Но мыслишь в правильном направлении. А будешь молчать – я найду, что тебе ещё сломать.

– Все скажу, спрашивай…

– Уже лучше. Кто послал?

– Виталис.

– Хм, не знаю такого. Где он живёт, чем на хлеб зарабатывает?

– Он в магистратуре городской. Ох, больно!

– Цензором?

– Да. Видел ты его, и он проучить тебя решил.

Ситуация стала проясняться. Убивать нападавших не следовало, цензор сразу поймёт, кто это сделал. Но и спускать им попытку избиения не следует, эдак его каждый день колотить будут, дай только слабину.

– Вставайте все. И вон того поднимите тоже. И марш к цензору домой.

– Он ещё на службе…

– Я подожду!

Процессия получилась интересной – впереди шли двое, держа под руки третьего. Видимых повреждений, как и крови, видно не было, но вся троица при каждом шаге постанывала и охала. Когда редкие прохожие начинали удивленно таращить глаза, Илья, идущий сзади, покрикивал:

– Меньше надо было пить крепкого вина и драться, варвары!

Прохожие начинали злорадно ухмыляться и отпускать троице издевательские шутки.

Так они добрались до дома цензора.

Дом был средней руки, значительно больше того, что арендовал Илья, но меньше сенаторского. На стук Ильи в двери слуги впустили всех. Вокруг избитых забегали, стали сочувствовать.

Один из слуг всё время порывался уйти из дома – явно с целью предупредить цензора. Однако Илья попытку его пресёк:

– Хочешь быть похожим на них? А теперь прикинь своей бараньей башкой: если я один отдубасил всех троих, то что я сделаю с тобой? Даже самому представить страшно. Забейся в какую-нибудь дыру и сиди тихо. Увижу ещё раз – будешь долго лечиться.

Угроза подействовала. Слуги разбежались по подсобным помещениям и своим жилищам – своя шкура всегда дороже.

Ждать пришлось долго, часа три, когда наконец послышался стук в дверь.

Илья открыл сам и увидел, как взметнулись удивлённые брови Виталиса – вот уж кого цензор не ожидал увидеть.

Не дав ему возможность сбежать, Илья схватил его за руку и втянул во двор.

– Ты что же, выкормыш гиены, творишь? Послал своих слуг учинить расправу надо мной?

– Я никого никуда не посылал, – голос цензора дрожал от страха.

Илья схватил цензора за ворот и грубо поволок к комнатам слуг:

– Любуйся! Это твои люди?

– Мои.

– Мне позвать квестора или его помощников? Хорошенькое дельце – цензор использует слуг как наёмных убийц.

– Не было такого!

– На суде их допросят с пристрастием, сознаются.

– Они рабы, их слово мало что значит.

– Ага, вон как ты заговорил! Ну, тогда у меня руки развязаны. Сейчас я тебя отделаю так, как не бил их троих, вместе взятых. Слуги – рабы, как ты сказал, и против меня свидетельствовать не смогут. Ведь так? – И Илья влепил цензору увесистый хук справа. Тот отлетел в угол и запричитал, держась за щеку.

– Это только начало! – пообещал Илья. – Сейчас я покажу тебе все удары, которые знаю.

– Не надо, ведь мы цивилизованные люди и сможем договориться…

– О как! А слуг зачем подсылал ко мне? Я предупреждал – не приближайся к жене, забудь её. Короткая у тебя память!

Взяв в руки большой кухонный нож с разделочного стола, Илья направился к цензору. Тот вскочил, и глаза его забегали – умирать ему очень не хотелось.

– Подожди, я денег дам! Много, ауреус!

Илья громко и издевательски расхохотался:

– Засунь его себе… знаешь куда? Нет, убивать тебя я не буду, а отдам тебя квестору. Не знаю, какое решение примет потом суд, но цензором тебе уже не быть никогда, вся твоя карьера разрушена.

– Нет, только не это! – вскричал цензор. – Даю два золотых!

– Дёшево же ты меня ценишь!

– Хорошо, десять. – Цензор сказал это таким тоном, как будто решился подарить Илье половину царства.

– Сто! И ни одной монетой меньше!

Цензор округлил глаза – деньги Илья затребовал большие. Но цензор брал взятки и получал приличное жалованье. Он прикинул – здоровье и жизнь, а также карьера стоили дороже.

– Ладно, приходи завтра.

Илью разобрал смех – до чего же глуп цензор!

– Я иду за квестором. Надоел ты мне!

– Нет, погоди! Отложи нож, а то мне нехорошо.

Илья швырнул нож, который вонзился в деревянную дверь комнаты для слуг.

У цензора от страха расширились глаза. Он потёр шею, представив, что Илья мог вонзить нож сюда.

– Мне нужно немного времени.

– Ну да, пересчитать наворованное…

Чиновники в Риме брали подношения – слова «взятка» в латинском языке тогда ещё не существовало. Однако суть явления от этого не менялась.

Цензор ушёл в дом семенящей походкой.

Илья присматривал за выходом – вдруг вздумает сбежать?

Отсутствовал Виталис долго, видимо, доставал из тайника деньги, отсчитывал нужную сумму. Побаивался, не заберёт ли Илья всё?

Илье же хотелось наказать наглеца. Разбогател незаконно, подумал – поймал удачу, теперь дозволено всё. Убить нельзя, слуги хоть и не имеют права голоса в суде, квестору на Илью укажут, знают, где его дом.

Руки у Ильи чесались избить цензора до полусмерти, но опять впереди маячил квестор, суд и каменоломни – за телесные повреждения, за самосуд наказывали сурово.

Законы в Риме существовали, ими руководствовались, хотя власть имущих это не останавливало. Они устраивали перевороты и убийства императоров, подсыпали яд соперникам. Законы большей частью действовали для простых граждан Рима, к тому же богатые и влиятельные семьи предпочитали действовать не своими руками. Они нанимали убийц, вовлекали в заговоры преторианцев или устраивали бунты легионеров.

Виталис вернулся с шёлковым мешочком. Илья развязал горловину – в мешочке лежали золотые монеты.

– Пересчитывать?

– Пусть Юпитер-громовержец будет свидетелем – я счёл дважды.

Илья подбросил на ладони мешочек – похоже на правду. Один ауреус весил 7,28 грамма, в мешочке немногим менее килограмма. Для цензора удар по самолюбию чувствительный, но не смертельный. Зато он уязвлён в самое сердце: деньги цензор любил безумно и расставался с ними тяжело.

– Ну вот и славно! Я ухожу, но если твои люди попробуют приблизиться ко мне или ты к жене, месть моя будет страшна. Лучше сразу выбери, как ты умрёшь. Могу повесить, могу четвертовать, а ещё – сжечь живьём.

Цензор отшатнулся. Такие ужасы в отношении себя, любимого, он и представить не мог.

Илья пугал, конечно. Он воин и мог убить в бою, не испытывая угрызений совести, но мучить – это не для него, он не палач.