Научи меня желать - Катерина Снежинская

Значит, Эрих решил, будто онапредвиделаего появление в кабаке? Не сообразил, что Недил всего лишь считала эмоции северянина, со слишком горячим нетерпением дожидавшегося подкрепления? Ну пусть так пока и останется.

– Понимаю, это редкий дар, – принц протянул руку, накрыв её ладонь своей, – и если ты не хочешь им пользоваться, настаивать не стану. Нам пригодится любая твоя помощь, но какой она будет и будет ли вообще, решать только тебе.

– Ты уверен, что я стану вам помогать?

– А почему нет? Если только ты любишь… Может, генерала?

– Я люблю своих сестёр. Сестру, – совершено честно ответила Леора, – до остальных мне дела нет.

– Ну вот видишь. Или честь мешает?

Недил промолчала, разглядывая свои колени. Просто она сама понятия не имела, что, а, главное, чему ей мешает. Сообразить бы, как дальше жить.

– Если хочешь, можешь вернуться, – негромко сказал Эрих, – я тебе никогда силой удерживать не буду, клянусь. Только не забудь: для них леди Недил теперь преступница, у генерала добычу из-под носа увела. Или, по крайней мере, помогла сбежать. Не думаю, что они поверят, будто тебя в заложницы взяли. Да и помнишь, я сказал: это твоё решение.

И снова Леоре до боли под грудиной захотелось сказать, крикнуть: она этого не хотела, принц её вынудил или, по крайней мере, подтолкнул, словно Левый под локоть! И опять она промолчала.

– Что тебя там ждёт? – ещё тише спросил Эрих, легонько поглаживая пальцем запястье Недил.

Лёгкая щекотка его касания не раздражала, но мешала думать, а соображать ясно ей сейчас нужно как никогда.

– А что меня ждёт здесь? – пробормотала Леора, вытягивая ладонь из-под его руки.

– Ты предсказательница, не я. Откуда мне знать?

– Я без всякого дара могу будущее предвидеть: вашу армию раздолбают ещё до осени. Советчики, видимо, упустили из виду, что империя давно не та страна, которой правил твой отец. Это…

– Разве нужно думать об этом сейчас? Всему своё время.

Эрих, неторопливо отодвинув стул, поднялся. По-прежнему никуда не спеша, обошёл стол, встал за спиной Недил, закрыл ей глаза ладонями. Кожа его оказалась тёплой, но шероховатой от мозолей. Почему-то вспомнилось, что руки Редиша – ухоженные, с аккуратно подпиленными ногтями – всегда были холодными, словно он только что лёд в них держал. Вернее, ту пару раз, когда кадет его коснулась, а маркграф оказался без перчаток, его пальцы были холодными.

– Ты та, кто есть на самом деле, – почти прошептал принц ей на ухо, – молодая, добрая, сострадательная, красивая женщина. Знаю, твоя доброта с красотой никому не были нужны, потому про них и забыли. Но это не правильно, ты не такой рождена. Тебя нужно беречь, защищать. Не потому, что ты слабая, нет. Но у тебя сила травы. Или волны. Или ветра. Не камня и не мужчины. То, что из тебя пытались сделать – это от Левого, это неправильно.

Для Леоры его слова плыли в темноте, и потому она их не столько слышала, сколько видела – почти. Отчего они будто больше значили, словно его правда была не только честна до последнего звука, но и справедлива, как слова самого Отца. Недил осознавала, что принц, возможно, снова свой дар использует, умом понимала. Но охота верить и даже больше, подчиниться, от этого никуда не исчезало, становясь только острее.

– Позволь мне вернуть тебя, разреши защищать. У меня получится, увидишь. Я не имперский выхолощенный мерин, требующий, чтобы ты его защищала. – Желание возразить, сказать, что никто ничего от неё не требовал, наоборот, проснулось, но тут же и увяло. – Я ничего не потребую от тебя. Просто дай мне возможность. Всего лишь кивните, леди.

Леора лизнула уголок пересохших даже, кажется, потрескавшихся губ, и кивнула.

Глава двенадцатая

Леора вместе c кузинами, троюродными сёстрами и девушками, в степень родства с которыми взялся бы выяснять не каждый генеалог, в общем, с остальными воспитанницами замка владыки Вересковых пустошей, лишь мечтали попасть на деревенский праздник, зато мечтали горячо. Но на то, как веселятся крестьяне, им позволяли смотреть только с крепостных стен замка. А что с них увидишь? Столб в лентах на площади, да костры, когда стемнеет. И слышно празднество было едва-едва: тоненькие взвизги дудок, приглушённые удары барабанов и редкие вскрики – вот и всё.

Наверное, именно поэтому юным, но от этого не менее благородным девам казалось, что там, между домами, творится что-то запретное, тайное, неприличное, и оттого ужасно привлекательное. Сами собой всплывали на половину понятные сравнение: кутёж, оргия, свальный грех. И наставница, недовольно поджимающая губы, лишь подливала масла в огонь: «Не понимаю, что в этом может привлечь воспитанных девушек! Вы бы ещё на скотный двор заглянули, полюбопытствовали жизнью свиней!»

Барышни лишь смущённо хихикали в платочки, не уточняя, что на скотном дворе они уже бывали. Правда, интересовала их жизнь вовсе не свиней, а скотников, регулярно валяющих по сеновалам дворовых девок. Но разглядеть в подробностях, что такое любовь, воспитанницам пока не удавалось, а гульбище в деревне обещало так много нового! По крайней мере, это гарантировали гравюры из надёжно спрятанной папки «Романтичные пасторали или натуральные нравы простого люда».

Но на празднике им побывать так и не удалось и сейчас Леору любопытство царапало – не сильно, всё-таки усталость с растерянностью сказывались, давили, но всё же. Зато Эрих здесь явно чувствовал себя как рыба в воде.

Волоча Недил за руку, он протиснулся через толпу, к огромной, в рост человека, бочке, из которой наливали всем желающим. Правда, больше на землю лили, потому как виночерпии уже и сами хороши были. Сунув девушке глиняный стакан и сам разом ополовинив кружку, принц пробрался к огороженному пятачку, где бились два петуха. Бросил монетку бородачу, крикнул неразборчиво, засмеялся, хлопнув по плечу стоящего рядом, заросшего до бровей мужика.

Петушиные бои Леору не слишком занимали, она отвернулась, украдкой поглядывая по сторонам. Могла бы и не таиться, до неё никому никакого дела не было. Плотный, почти жидкий воздух, пропитанный смесью кисловатого вина, пригарка от жарящегося мяса, запахов цветов и горячих человеческих тел, пьянил не хуже пойла, разливаемого щедро и выпиваемого быстро. Какофония не в лад пиликающих скрипок, звона бубнов и колокольчиков, неслаженного пения не столько оглушала, сколько сбивала с толку, дезориентировала. Буйное веселье, пляски, хаос движения гипнотизировали как маятник, засасывали – и люди охотно подчинялись.