Героиновая пропасть - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова известного, приближенного к трону экономиста — «надо делиться» — хорошо вписались в моральное состояние человека, у которого прямо на глазах рушились извечные устои. Конечно, это не оправдание, но все же…
Селезнев замолчал, будто из него весь воздух вышел.
Немного, но важно, что он сам начал говорить. И теперь в связи с некоторыми признаниями Турецкий с Грязновым могли ускорить развитие дальнейших событий, вызвав к себе для бесед Теймура и Джамала Багировых. Появилась тема для конкретных разговоров.
Поняв, что сегодня ничего нового больше не будет, Грязнов сказал, что в ближайшие полчаса сюда подъедет сотрудник агентства «Глория», которое берет на себя обязательства обеспечить безопасность Евгения Яковлевича. Желательно до его появления никого в дом не пускать, на телефонные звонки не отвечать и близко к окнам не подходить. Их лучше вообще задернуть непрозрачной занавеской.
— Жена ушла по делам… в магазин там, еще куда-то… — заметил Селезнев. — Ее что, тоже не пускать?
— Это очень плохо, — серьезно ответил Грязнов. — Придется ждать ее возвращения. Это долго будет?
— Не знаю, — пожал Селезнев плечами. — Женщина… Она-то не под арестом! А что, неужели все действительно так серьезно?!
— Хотели бы и мы это знать… Интересно, а какой подход найдут они? Как думаешь, Александр Борисович?
— Давай сделаем так: ты посиди тут, а я спущусь в машину. И будь на связи. Попробуем максимально исключить риск…
— Евгений Яковлевич, — сказал Грязнов, — у вас есть время. Не теряйте его, берите-ка бумагу…
Глава четырнадцатая И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ…
Смотрящим в камере, куда поместили Сиповатого, был худощавый, но ширококостный мужик с выпученными глазами и губастым ртом. Возможно, за эти, чисто внешние, признаки его называли Карасем.
Уже на второй или третий день Карась поманил к себе Сиповатого.
— Слушай сюда, Сипа, — негромко начал он. Кличка Сипа была известна в камере. — У тебя с Боровом-то был базар? До разборок не дошло?
— А чего это тебя, Карась, интересует? — недружелюбно спросил Сипа.
Несмотря на свою грубость и ставшую привычной наглость, он мог, когда хотел, быть и мягким, вкрадчивым. Но свое знакомство, а тем более какие-то дела с Боровом ни с кем обсуждать не собирался. Даже со смотрящим.
В камере бывший капитан старался изображать из себя жертву ментовских интриг. Им надо план выполнять, вот они и метут все, что попадается под руку. Даже заслуженных ветеранов, отдававших свои молодые жизни и получавших за то блестящие железки от родной Отчизны вместо вечной благодарности, и тех не то что совсем не уважают, а просто-таки держат за быдло!
А вопрос смотрящего был неприятным. С какого бока ему Боров понадобился?
— Ты гляди, однако, Сипа, — как-то невразумительно заметил на грубость смотрящий, — и махалки свои на ночь не отстегивай, — это он намекал определенно на протезы, которые перед коротким сном поневоле приходилось снимать Сипе.
— А чего тебе мои махалки? — совсем уже с вызовом спросил Сипа. — Самому спать мешают?
— Мне не мешают, — лениво отозвался смотрящий. — А ты не борзей, невелика гнида, могём и подвинуть. Потому постерегись, Сипа, предупреждаю, хотя и не должен. Вали отдыхай, твоя очередь, — и словно бы между прочим, как совсем не относящееся к делу, добавил: — Малява про тебя пришла.
— О чем? — вскинулся Сипа.
— А вот на перышко посадят, тогда и сам узнаешь. Иди отсюда.
Продолжать дальнейший разговор было бессмысленно: смотрящий отвернулся и занялся своими делами. А Сипа сразу повел себя неправильно и теперь не мог рассчитывать на какое-то снисхождение.
«Могём и подвинуть!» — Ни хрена себе?!
Сипа сел на угол своей шконки, подогнул скрипящий протез ноги и стал исподволь рассматривать сидельцев. В камере их было относительно немного — всего пятнадцать человек на восемь шконок, поэтому и спали по очереди.
«Так кто же из них? — размышлял он. — И кто прислал маляву? И почему этот Боровом интересовался? Был ли базар?.. Не дошло ли до разборки?..»
По всему выходило, что малява поступила от Борова. Ну что это за гад, рассказывать Сипе не надо было. И что Боров и сам такой же отморозок, как его «быки», — тоже. Но где он, Сипа, им дорогу перешел?
А может, они просто боятся, что он рот откроет? Вот и решили заранее избавиться? Да, за Боровом не заржавеет… Или же Джамал его на это дело вынудил.
А ведь тот муровский генерал сказал, что Боров уже заговорил! Вот оно! Значит, заговорил, а теперь все хочет прикрыть им, Сипой?! А ху-ху не хо-хо? Больно много умных да решительных развелось!
В любом случае он боевой офицер и его на фуфло не возьмешь! Не всей же камерой кинутся, тут настоящих-то уголовников раз-два — и обчелся! Двоим-троим врезать, остальные отвалят! Да, действительно, о протезах надо в первую очередь думать. Без них как без рук…
Вот сказал себе и усмехнулся: хреновый юмор получается — без руки — как без рук…
Подумав, Сипа даже испытал определенную благодарность к смотрящему. В самом деле, не должен был он говорить о маляве. Предупреждать опасно. Узнают — еще самого заточкой в бок угостят. А вот сказал, значит, все очень серьезно.
И Сипа решил малость опередить события. Он подгреб к «волчку» на двери и застучал по ней кулаком. А когда окошко открылось, негромко, чтобы не вся камера слышала, заявил, что хочет видеть следователя. И срочно!
Контролер как-то странно посмотрел на Сипу, усмехнулся и ответил, что передаст.
— Ступай на место! — неожиданно приказал он.
«Вот сука!» — подумал Сипа, возвращаясь к своей шконке, и решил, что до вызова к следователю глаз не сомкнет. Все вытерпит, а зарезать себя во сне, как какого-нибудь борова, не позволит. Пусть и не надеются, сволочи!..
Может, кто-то и звонил Турецкому, чтобы сообщить о желании подследственного Сиповатого дать показания, а может, и не звонил. Не проверить, поскольку самого Александра Борисовича в кабинете не было. А сидел он уже добрых полчаса в машине, припаркованной в стороне от подъезда, где жил Селезнев, и держал в руках трубку мобильника для экстренной связи с Вячеславом.
Окна в машине были затененные до такой степени, что сидящему внутри Турецкому казалось, будто на улице давно уже вечер.
Мимо проходили люди — бабка старая совсем, с клюшкой и тяжелой кошелкой. Парень с девицей. Эти явно свои — слишком откровенно беспечны. Пожилой мужчина, на ходу читающий газету. Он вошел в парадное, не глядя на дверь, так же и код набрал, словно на ощупь, по привычке…
Из собственного опыта Турецкий знал, что, наблюдая, нельзя быть все время напряженным — устанешь быстро, потеряешь бдительность. Собранным — другое дело. Поэтому он все время делал круговые движения плечами, разминал пальцы, двигал ногами и тут же расслаблялся.
Странного, с его точки зрения, человека Александр Борисович отметил про себя, едва тот вошел под арку во двор. А странность заключалась в том, что был он — никакой. А так не бывает, каждый обладает индивидуальными чертами. Этот же казался высоким, но шел скособоченно. Движения были энергичные, но борода подчеркивала далеко не юношеский возраст. И еще — в этом дворе он был чужой. Вот в чем дело! Он был внимательным, пожалуй, больше, чем требовала обстановка. Обычный же московский двор, в меру захламленный, заставленный разнокалиберными транспортными средствами, с увядающей чахлой зеленью, сохраняющей свой цвет из-за осенних дождей.
А этот бородатый, в шляпе с опущенными полями и закутанный в серый плащ, шел неторопливо, но как бы настороженно в то же время.
Понял наконец Турецкий, что его насторожило: не было в этом бородатом раскованности. Ну да, конечно, он здесь чужой, хотя прекрасно знает, что ему нужно, какой подъезд.
И он прошел было мимо, но в последний момент, изобразив задумавшегося человека, словно опомнился и, оглянувшись, как-то ловко шмыгнул к подъезду, где жил Селезнев.
Нажать код было делом нескольких секунд, значит, уже знал он его, после чего снова, как бы нечаянно оглянувшись, бopoдатый исчез в подъезде.
Турецкий набрал Славкин номер.
— Вячеслав, я не хочу ошибиться, но, по-моему, один уже прибыл. Высокий, бородатый. Взгляд — вороватый, — добавил на всякий случай.
— Понял, — ответил Грязнов. — Было три звонка, автоответчиком предпочли не пользоваться. Вероятно, проверка. Как, говоришь? Высокий, бородатый?
— Ага, серая шляпа с опущенными полями и серый же длинный плащ, в который он закутан, будто в простыню. Как, сам встренешь или подождем?
— Нет вопроса! Встрену. После того, как подождем. А вдруг он окажется сверхлюбопытным и пожелает в квартиру проникнуть?
— Слава, быстро! Как выглядит хозяйка? — Турецкий заметил торопливо вошедшую во двор женщину. Симпатичная высокая блондинка в ярко-красном плаще, черной шляпке и туфлях на модном каблуке. В руках две большие хозяйственный сумки.
