100 знаменитых харьковчан - Владислав Карнацевич

Тур состоялся в 1997 году. Сейчас Жолдак утверждает, что потратил слишком много таланта на коммерческий успех. Говорит, что работать на потребу рынка невозможно. А тогда пресса писала, что Жолдак как продюсер не смог полностью оправдать себя в этом качестве. «Создать спектакль Жолдак уже может, а продать его — еще нет». Таким образом, после завершения тура об Андрее опять вроде забыли в Украине. Что, конечно, режиссера очень обижало. Он продолжал сотрудничать с заграничными фестивалями, импресарио и пр. В Белграде на фестивале его спектакль «Три сестры» получил первую премию, а он получил несколько выгодных предложений в Югославии и Болгарии. Путь в Европу был открыт. Об украинских же реалиях режиссер отзывался все резче и резче. Он уже готов был работать «даже с теми, кто понимает театр иначе, чем я…» Жолдак призывал организовать сценическую площадку, на которой молодые специалисты могли бы создавать новый театр. «Когда я говорю, что в Украине я невостребован, мои зарубежные коллеги мне не верят»; «В Париже я давно был бы миллионером»; «Министр культуры и директоры театров должны за мной гоняться, лишь бы я сделал что-то, а я за два года получаю от 450 театров аж два предложения» — вот некоторые высказывания авангардного режиссера.

Раньше, чем в Украине, Жолдака признали в России. В Петербурге он поставил «Тараса Бульбу». Зрители на спектакле сидели в специальных кабинках, вокруг деревянного помоста — сцены. Во время действия на сцену выливалось 40 ведер молока, высыпались тонны картошки. Как всегда, к оригинальному произведению Гоголя это никакого отношения не имело, и, как всегда, все было очень энергично, шокирующе, наполнено символами и шифрами, вызывало массу противоречивых отзывов и аншлаги. После этого Жолдак-Тобилевич IV был приглашен в Москву, где поставил «Опыт освоения пьесы "Чайка"» системой Станиславского». На сцене появлялись кучи консервных банок. Испытание системы Станиславского стало в прямом смысле слова физическим испытанием для актеров (среди которых было немало звезд, в том числе Дмитрий Харатьян). Им заклеивали рты, завязывали глаза и заставляли играть, неподвижно сидя на табуретках. Они прыгали, бегали, забирались наверх под колосники или скользили по полу, лежа ничком на скейтбордах. Режиссер с казацким чубом на бритой голове на время стал главным персонажем в жизни столичной богемы.

В Украине Жолдак бывал уже совсем редко. И вот в 2002 году все изменилось. Андрей Валерьевич появился в Харькове. Директор Харьковского государственного драматического театра им. Т. Г. Шевченко Вера Погорелова предложила Жолдаку поговорить с губернатором Харьковской области Евгением Кушнаревым, сказала, что губернатор молодой и должен понять и принять скандального режиссера. Разговор, действительно, оказался плодотворным. «Кушнарев — смелый человек, — утверждает Жолдак. — Это единственный губернатор, который сказал мне: «Я хочу, чтобы ты работал в нашем городе, чтобы сделать что-нибудь интересное». Для начала Жолдаку было предложено сделать один проект. Им стал знаменитый теперь спектакль «Гамлет. Сны». Главные роли исполняли известный певец Андрей El Кравчук, киевская актриса Виктория Спесивцева, народный артист Украины Владимир Маляр и актриса Харьковского театра имени Шевченко Оксана Стеценко. Естественно, шок, бурное обсуждение в прессе и в театральных кругах. Гамлет в стриптизерских трусиках оставил неизгладимый след в памяти харьковского зрителя. Жолдак утверждает, что это и есть главное в современном театре. «Театр должен быть живым. Зритель посмотрит мой спектакль и не забудет никогда». В ноябре 2002 года Жолдак заключил контракт на два года, согласно которому становился директором и художественным руководителем театра. «Это очень интересно для меня. Я буду работать в театре, которым руководил сам Курбас. Здесь есть, по крайней мере, 12 актеров, с которыми можно уже сейчас выезжать в Европу. Я хочу, чтобы здесь был создан театральный центр, не уступающий западным городам». Но при этом режиссер утверждает, что приехал не ради Харькова, а ради театра, ради себя, в конце концов.

Жолдак, действительно, преобразил харьковский «Березиль». Был проведен ремонт, налажено отопление. Взвились цены на билеты (на премьеры — до 50 долларов), актеры стали получать неплохие деньги. О новых постановках писали. Андрей Валерьевич не переставал шокировать журналистов: «Таких, как я, единицы»; «На Украине уничтожили самых красивых, умных людей, и теперь, когда рождается красивое дитя, выродки стремятся задавить его» (это о своих недавних проблемах с работой); «В Харькове лишь 2 % населения — это интеллектуалы, способные понимать искусство». Жолдак поставил в Харькове несколько нашумевших спектаклей: «Один день Ивана Денисовича», «Месяц любви» (по тургеневскому «Месяц в деревне»), «Гольдони. Венеция» (по «Слуге двух господ»), «Четыре с половиной» (третий акт той же пьесы Гольдони). С этими спектаклями труппа харьковского театра выступала на крупных международных фестивалях в Вене, Бохуме, Сибиу (Румыния), Москве. На Западе был потрясающий успех. Жолдак был гвоздем программы. В Вене труппа посетила дом, в котором когда-то жил Лесь Курбас, харьковские артисты принесли синие и желтые астры. Режиссер говорит, что им удалось снять проклятие, которое, по преданию, наложила на Харьковский театр вдова Курбаса Валентина Чистякова.

В Москве не обошлось без скандала (впрочем, это, наверное, и хорошо — новый театр Жолдака без него невозможен). Александр Исаевич Солженицын гневно отозвался о постановке «Одного дня», созданной без его согласия. Жолдак же обратился к писателю, который для него «всегда был образцом нравственности», с открытым письмом, в котором попросил у него «милостивейшего прощения». Кончилось тем, что нобелевский лауреат «благословил» спектакль. В «Одном дне Ивана Денисовича» зрители сидят на грубых деревянных табуретках, изготовленных в украинских колониях заключенными, актеры съедают около 500 вареных яиц, другие яйца летят в этих артистов, один из героев прикрывает срам лишь медным тазиком. За границей постановку Жолдака назвали потрясающей, а материал Солженицына сложным и непонятным. Остается только поражаться, где театральные критики нашли Солженицына в этом спектакле? Неужели непонятно само название — действительно принадлежащее выдающемуся русскому писателю?

Исследователи творчества Андрея Валерьевича говорят, что литературный текст — это то, от чего лишь отталкивается, получив определенный импульс, режиссер. Это больше похоже на правду. Вот некоторые принципы, которыми руководствуется Жолдак.

Харьковский режиссер уверяет, что владеет искусством реалистического театра, но ему это скучно. («Я могу дать правильный психологический разбор, но важнее не это»). Жолдак исследует театр будущего, а в нем, по его глубокому убеждению, не будет сюжета, будет энергия, форма, «чистое искусство». Это самое искусство существует само по себе, это особая субстанция, которая не должна учить чему-то. «Я люблю играться с формой, — говорит Жолдак-Тобилевич. — Театральная форма — это показатель степени свободы». Короче говоря, важно не что показывать, а как. Хотя при этом Жолдак говорит о том, что его постановки наполнены шифрами: «Я шифрую каждую сценическую минуту, каждый метр. Зритель должен самостоятельно и много думать над тем, что ему показали». Вот в таком духе. Думать на спектаклях Жолдака действительно приходится много. Многие из тех, кому не удалось додуматься, даже уверяют, что «король-то голый». Вот, например, что писал после «Одного дня Ивана Денисовича» известный актер Александр Калягин: «Я не отношу себя к «суперталантливым людям», к каковым себя причисляет господин Жолдак-Тобилевич IV, поэтому мне нескучно, как ему, на спектаклях, «где есть сюжет и просто хорошие артисты», а скучно как раз было в его «театре будущего»: признаюсь, в его «лабиринтах» и «слоях» я подлейшим образом заблудился».

Дальше еще резче: «…энергия Жолдака подтачивает наш театр. Происходит отмирание нравственного начала, что невосполнимо для искусства. И тогда возникают жестокость вместо сострадания, секс вместо любви, хаотическое сознание вместо правды бытия. Мы долго называли наш театр храмом, верили, что когда запретили церковь, в театре можно было постичь христианские истины. Теперь строятся храмы, а театр впадает в духовную апатию. И становится возможным появление Жолдаков с их грубым, бессмысленным, но энергичным натиском».

А вот слова поклонника творчества Андрея Жолдака немецкого продюсера Томаса Петца: «Я считаю, что театр должен думать о том, действительно ли он знает, что он хочет донести до зрителя, и знает ли он, как это сделать. Он не должен думать о том, будет ли это принято зрителями, одобрят ли это политики, еще кто-нибудь. Прежде всего, он должен ставить перед собой цель. Но нужны конфликты. Потому что только конфликты порождают что-то новое».