Фаранг - Евгений Шепельский

Эпическая резня! Наверное, об этом когда-то сложат песню, чтобы исполнять ее над могилами участников. Вот только, если илоты возьмут верх, удастся ли похоронной команде найти хоть что-то пристойное для этих самых могил?

Рикет позади пыхтел, поминал Спящего и Маэта, с хряском рассекая очередного упыря. Силы в его маленьком теле было немало. Все кругом было забрызгано желтушной кровью, словно мы перебили не одну сотню тухлых яиц.

— Это… только… илоты… — между ударами сообщил маленький вор. — Спасибо… Спящему. Мелочевку осилим!

Мелочевку!

Вдруг клинок Вако обломился у самой рукояти. Сгоряча она рубанула воздух, заметила и в последний момент прикрылась щитом; в него с разбега врезался башкой илот, так, что вощеная кожа щита лопнула. Вако запустила рукояткой в толпу и выхватила короткий кинжал.

Я выругался. По-нашему, по-простому, обыкновенным и емким русским матом. Заорал страшно и удвоил усилия, начав пробиваться к Вако под чавкающие звуки ударов. Бил крест-накрест, широкими яростными ударами, полосовал, разваливал черепа и отсекал конечности. Работал за пределами сил, черпая энергию в отвращении, которое мне внушала мысль быть погребенным под сонмом серокожих чудовищ. Погребенным — а затем пожранным, так что и косточек не останется. И я пробился, прорвался, сунул Вако клинок, успел увидеть, как с сосредоточенной миной пробивается к нам коротышка, после чего сознание вновь задернул багряно-черный полог.

Из тьмы я выплыл под обвальный грохот, казалось, это скала проседает в адские глубины. Рядом заливисто ржал коротышка:

— Ну, наконец! Маги Кустола грянули в литавры!

Над городом клубились черные тучи. Они метали вниз раскаленные зигзаги золотых молний, метали без перерыва, с громыханием, от которого закладывало уши. Из молний составилась настоящая завеса, огненная и нестерпимо яркая.

И серые твари пятились от нас, многие, снова упав на четвереньки, так, задом наперед, спотыкаясь о трупы собратьев, уползали в коридор. А стена молний медленно двигалась прочь от города.

Мимо, вскинув заляпанный ихором топор, промчалась Вако:

— БЕЙ! Бе-е-ей! Бей!!!

Ее исступление передалось и мне: кровь вскипела, я ринулся следом. В руке был обломок клинка, узкий и зазубренный, и я хлестал им налево и направо, как плетью, и за ударами тянулись шлейфы крови. Илоты, судорожно взмахивая тонкими руками, валились под ноги, скуля, как собаки. Они не сопротивлялись.

А в небе сверкали молнии, сделав из ночи день, заполненный резкими угловатыми тенями.

Площадку очистили за минуту, и Вако, сменив топор на увесистый меч, бросилась в коридор. Я отстал, переводил дыхание, борясь с дурнотой и слабостью. В коридоре лежали рассеченные тела, плавал слоистый дым, отдающий вонью горелого мяса.

«Кровища…» — мелькнула мысль. Почему-то вспомнилась древняя игрушка «Blood», о которой современные подростки даже не имеют представления.

За поворотом валялись останки тварей, отведавших фонарного масла. Последние метры я проехал на заднице, цепляя стены обломком клинка. Ноги вдруг отказались служить, наверное, были поумнее своего господина, который следом за обезумевшей валькирией пер на рожон.

И, черт, они были правы!

Сначала, вывалившись из коридора, я увидел Вако. Женщина стоял ко мне вполоборота, опираясь на крестовину меча. Согбенная поза наследственного ревматика казалась странной, ведь только что носилась с шальными воплями. Метрах в ста перед нею плавало в воздухе нечто, похожее на занавес из мерцающего черного атласа, раздуваемого ветром. Эдакая накидка со сцены самого Дэвида Копперфильда, только размерчик — для великана.

Я упал на землю, пытаясь отдышаться, стряхнул со лба пот и ихор дрожащей рукой, провел ладонью по рваной одежде, проверяя, нет ли серьезных ран. Их не было, а вот царапин и порезов я собрал неплохой урожай. И они не спешили затягиваться. Они кровили.

Переведя дух, я приподнял голову, глядя то на Вако, то на занавес. К нему бежала горсть уцелевших илотов — кто на двух ногах-лапах, кто — на четвереньках. Серые мерзкие тени…

Раздался знакомый звенящий звук, и занавес распахнулся.

Шагах в тридцати от Вако был фантом. Я-Джорек узнал его. Высокая и тонкая фигура в багровом плаще с наброшенным капюшоном, в проеме которого кипел глейв. Ба, знакомые все лица. А вернее — картины. Усики глейва робко выглядывали наружу там и тут, оплетали края капюшона и таяли, и снова выглядывали, и снова таяли в бесконечном цикле обновления. Руки фантома были раскинуты, но кисти и пальцы скрывались в провисших чуть не до земли складчатых рукавах.

Тихий жалостливый шепот пробивался сквозь рокот грома.

Я приподнялся с корточек, неуклюже, будто только учился ходить. Фантом парил метрах в десяти над землей, из-под подола плаща расползалось гнилостное зеленовато-желтое свечение. А за его спиной был тот самый занавес — черный, мерцающий, похожий на огромный парус со скругленными концами, замыкавшими фигуру в багровом плаще почти в правильный круг. Парус полоскался на несуществующем ветру. А еще сквозь него не просвечивали молнии.

Илоты бежали к своему повелителю, казалось, это ожившие куклы торопятся к своему мастеру.

Изумленный, я прошел вперед, поравнялся с Вако и вознамерился топать дальше. Любопытство — великая сила! А дурное любопытство — вообще невозможно ничем остановить.

Впрочем, Вако остановила. Вскинула руку, выбранилась хрипло.

— Дальше не ходи, сожрет без соли. Стой, говорю, ушастый, он сейчас улетит!

Близкие контакты третьего рода, твою дивизию. Где там Спилберг со своей кинокамерой?

Я остановился.

Как только илоты достигли своего повелителя, черный парус растянулся и запахнул их и фантома в мерцающий шаровидный сгусток высотой с четырехэтажный дом. Крутясь, но не касаясь земли, этот зорб-переросток поплыл в сторону серой завесы глейва, все быстрее и быстрее. На ходу он отрастил десятки коротких и толстых подвижных жгутиков, из-за которых в отдалении стал похож на жирную кляксу.

— Вот такой он, имагон, — сказала Вако.

Я перевел дыхание.

И снова выпал из этого мира.

Когда вернулся, вокруг царил ад. Сухая и безветренная гроза продолжалась. Десятки сфер-имагонов торопились прочь от города, а с небес их прижигали уже не молнии, а настоящие полосы огня, широкие, расшитые золотом ленты. Некоторые пузыри не выдерживали и лопались, как гнойные нарывы, из них горошинами сыпались серые фигурки. От Кустола под завывание труб рассыпной лавой шла конница в блестящих доспехах.

Перед ней со звуками «Рр-ррооо! Рр-ррооо!» бежали три стальных великана с широкими раструбами вместо рта и руками, которые заканчивались круглыми набалдашниками. Они первыми настигли тварей глейва, начали расшвыривать их могучими ударами, а иных давили широкими ступнями.

Мимо скалы, ковыляя, отступала адская погань. Вако была поблизости, рубила исступленно всех, до кого доставали руки; сама стояла на коленях. Монстры не атаковали, у них не было другой мысли, кроме покатой стены глейва, куда один за другим вплывали уцелевшие имагоны. Я не присматривался к уродам, сейчас все они были одинаково страшны, и… Проклятие, ведь все они — ну, во всяком случае, большая часть — были когда-то людьми! Все, даже вон та, уносящаяся с неистовым воем уродина, у которой серые мышцы выпирают так, будто внутри тела перебродило тесто.

Вако обернулась ко мне, что-то крикнула. Но я не расслышал: снова выпал из реальности.

Наставник мертв.

Мне чертовски дурно. В груди пожар. Я едва ковыляю, подхожу к устью пещеры и падаю на четвереньки, разрывая на себе одежду. Воздуха! Воздуха!

Луна жжет меня, прожигает насквозь мертвыми лучами. Я кричу одновременно от страха, ужаса и какой-то неясной еще пока страсти. Кровавое возбуждение рождается внутри, пронзая все мое существо.

Я падаю на бок, тело начинает корежить.

Хруст.

Мои кости хрустят, омерзительно, сухо.

Я уже не кричу, я ору, вою. Глаза замечают труп наставника.

Я вою уже не от страха. Я вою от радости. Я убил человека, которого давно хотел убить.

Я счастлив, даже несмотря на яростную боль во всем теле, которое искажается, я — счастлив.

Я сделал то, что давно хотел сделать.

Теперь так будет всегда.

Я вою совершенно по-звериному.

С камней поднимается уже не человек.

Очнулся на лестнице. Оказалось, что я на пару с Вако тащу под микитки брата Архея. У Вако из носа тянулась кровяная соплища, но валькирии было недосуг ее утереть, она бормотала, что кудесника нужно срочно доставить в город, иначе загнется.