В ролях (сборник) - Виктория Лебедева

– Тот еще боец был по молодости лет! – хвастала Марья Марковна. – Всех кошек в округе обрюхатил. Не кот, а кобель! Говорила бабке – кастрируй. Так ведь нет! Что ж, – отвечает, – мужика-то унижать? Бабка теперь померла, а людям нюхать. Ей-то, бабке, все равно было, царствие ей небесное, она привыкла, а до ремонта в квартиру нельзя было войти, не поверите. Хоть топор вешай! Бабка как перестала его на улицу пускать, так он ей все углы пометил – в отместку.

– Русского голубого – и на улицу? – вежливо удивилась Катя.

– Что никакой он не русский и не голубой, это через два месяца ясно стало. Но не выкидывать же, – рассмеялась Марья Марковна. – Так что жить наш Тимофей привык вольно. С характером кот. Имейте это в виду.

Характер, точно, был у хозяина на морде написан. Слезящийся прищуренный взгляд ореховых глаз содержал постоянно какую-то внутреннюю ухмылку – не злую, скорее высокомерную. И ходил он медленно, с достоинством. Правда, к старости круп провис, и хозяин стал приволакивать задние лапы; вид у него от этого был такой, точно он вот-вот прыгнет. Одно ухо было чуть надорвано, на носу шрам – следы прошлых подвигов.

Поначалу Катя с Сергеем решили, что хозяин глухонемой. За все время ремонта не услышали они от него ни единого звука – даже хрипа или урчания. И на имя не отзывался, точно это не к нему. Целыми днями он бродил по квартире, неожиданно появляясь за спиной, под ногами, под ванной, недоуменно наблюдая, как меняется все вокруг, и понятно было – не узнает. Осталась от прежних времен только когтедралка, прибитая к косяку входной двери, и когда хозяин совсем уж терял ориентиры, он садился напротив нее и подолгу сидел неподвижно, а потом осторожно обнюхивал и начинал лениво точить то, что у него там от когтей осталось. Сергей говорил, что это его, наверное, успокаивает. А Катя возражала: куда спокойнее? Хозяин всегда спокоен – иной раз так спокоен, что даже страшно. Поначалу она до него дотронуться боялась, хотя против кошек вроде бы ничего не имела. Да он и не провоцировал – не терся об ноги, не запрыгивал на колени – ничего такого, что обычно делают домашние коты. Даже когда хотел есть, просто подходил и очень долго, очень выразительно смотрел снизу вверх, а потом разворачивался и вел к холодильнику.

С приездом Дарьки многое изменилось.

Дарька всегда хотела «кису». Они были в принципе не против, но теща – теща не разрешала. Шерсть, вонь, мебель дерут… И вдруг – такое счастье! Три дня она не спускала хозяина с рук, носила по квартире, точно большую плюшевую игрушку, а он снисходительно терпел и был точно игрушка неподвижен. А на четвертый Катю и Сергея разбудил душераздирающий вопль под дверью. Хозяин кричал так громко и страшно, что Катя перепугалась: решила, будто он умирает. Она выскочила в коридор, едва накинув халат, и бросилась к нему, стала осматривать со всех сторон, ощупывать, пришептывая: «Тимоша, что с тобой, где болит?», – точно малому ребенку, а он крутился под ногами, не умолкая ни на секунду. Вышел следом заспанный Сергей, спросил встревоженно, что тут у них. Хозяин внезапно затих. Посмотрел на Сергея, потом на Катю, потом опять на Сергея и опять на Катю и, гордо задрав молью траченный свой хвост, пошел в кухню. Катя и Сергей как завороженные отправились следом. Там, на кухне, хозяин уселся напротив холодильника и задрал морду вверх. Даже дверцу лапой потрогал для убедительности.

– Сволочь! – сказал Сергей. – Сволочь!!! Пять утра!

И ушел досыпать.

А Катя, делать нечего, открыла холодильник и достала из дверцы пакетик кошачьего корма, надрезала, высыпала в мисочку. Хозяин поводил носом и стал медленно, с достоинством есть, ехидно посматривая на Катю.

– Эх ты! – вздохнула Катя.

– Мя! – сказал хозяин.

Она присела на корточки и почесала хозяина между ушами. Он дернул рваным ухом, сбрасывая ее руку.

– Вредитель, – сказала Катя.

Поднялась и пошла прочь из кухни.

– Мя! – отрываясь от еды, сказал хозяин погромче, с какой-то даже угрозой в голосе, и выразительно посмотрел на Катю.

– Что, не уходить? – спросила Катя, ежась.

– Мя, – удовлетворенно ответил хозяин и продолжил трапезу.

– Вредитель, – вздохнула Катя. – Такой был тихий, интеллигентный кот… А сейчас?!

Она не выспалась и теперь зябко куталась в халатик, терла плечи, сгоняя утренние мурашки, зевала в кулак. Хозяин ел, следя, чтобы Катя не ушла. Медленно и с достоинством, как нарочно. И отпустил ее только тогда, когда съел все до крошки. Продефилировал в гостиную, расположился в своем любимом кресле. Вид имел самодовольный.

– Вредитель, – опять сказала Катя и пошла досыпать, но, едва донесла голову до подушки, поняла, что сна ни в одном глазу.

Потихонечку ворочалась, боясь потревожить мужа, думала о странной выходке хозяина. Она надеялась, что это больше не повторится. Напрасные надежды!

До начала учебного года это было еще терпимо. На громкое, надрывное «Ва-а-ау!» из-под двери они уговорились выходить по очереди. Но началась работа, и терпение было на исходе. Катя толкала мужа:

– Вставай, твоя очередь!

А он натягивал одеяло на голову и ворчал. И не вставал.

– Ну Сереж!

– Я убью этого кота! Придушу! Голыми руками! – Сергей накрыл голову подушкой и отвернулся.

– Тогда нас отсюда выгонят.

– Пусть!

– Ну Сереж! Я тоже спать хочу.

– Дарья его избаловала, вот пусть сама и встает! И кормит пусть сама. А я пас. Нечего было тискать, кто ее просил?! – пробурчал из-под подушки Сергей.

Катя обреченно поднялась, накинула халат, сунула ноги в тапочки. Ах, как она завидовала Дарькиному богатырскому сну! Его не могли нарушить ни случайные гулянки под окнами, ни сирены, ни трубы, ни барабаны, ни пулеметы, ни это ужасное «Ва-а-ау!» под дверью, ни самый громкий в мире будильник – а только ласковое материнское слово, сказанное на ушко. Хозяин, увидев сонную Катю, выходящую из комнаты, заткнулся, радостно поднял хвост и отправился в кухню. Даже не обернулся ни разу – знал, что никуда она не денется. И у Кати возникло сильнейшее искушение дать ему под зад хорошенького пинка. Такого, чтобы летел отсюда и до входной двери. Но она, конечно, сдержалась.

Потом Катя по телефону осторожно выспрашивала у Марьи Марковны, что это случилось с котом, что он наладился орать дурниной в такую рань, и не нужно ли его на всякий случай отвезти к ветеринару, а Марья Марковна в ответ только смеялась. Сказала: терпите; орет – стало быть, за своих признал, всё теперь будет как при бабке; бабка ему, паразиту, под хвост дула всю жизнь, что ей было еще делать-то, на пенсии, когда все дети и внуки по другим квартирам разъехались; с характером кот, я вас предупреждала. Это была плохая новость. Одно утешало – что они здесь ненадолго и уж когда разъедутся, когда станут жить своим домом, тогда выспятся как следует.

Риелтор им попался деятельный. Даже немножечко слишком. Трудно в это поверить, но он говорил быстрее и больше самой Марьи Марковны. И, конечно, значительно громче. Значительно. Катя не понимала ни слова. Сергей серьезно сдвигал брови, солидно кивал головой, когда случались в речи риелтора краткие, едва уловимые паузы, и Катя по взгляду, по наклону головы догадалась, что он тоже ничего не понимает, просто виду старается не подавать.

Довольно быстро найдены были покупатели на квартиру и взят аванс. Катя и Сергей очень торопились, поэтому не стали привередничать и согласились на первую двушку, которую им показали, – на первом этаже, но большую и довольно светлую, с крошечной кухней, зато с изолированными комнатами и совершенно стерильными документами. К тому же совсем недалеко от Дарькиной школы. С тещей было сложнее. Она посмотрела добрый десяток помещений, и везде ей виделись какие-то изъяны, несовместимые с потенциальным проживанием. Но в конце концов выбрала и она. И, конечно, такую, которую надо было еще приватизировать и ждать, пока все выпишутся и бумажки по-человечески оформят. Месяца три-четыре ждать, если не дольше.

– Это она нарочно! – возмущался Сергей.

– Ну что ты, зачем ей? – робко возражала Катя. Очень робко, потому что знала – он прав.

А шустрый риелтор как-то там сверху донизу договорился и уладил дело, так что вся цепочка под его бешеным натиском покорно согласилась ждать до конца января. За это теща кормила риелтора домашним борщом и ласково звала вместо Володи Вовой – обращение, которого он с детства терпеть не мог, но клиентам об этом не говорил, ведь клиент всегда прав.

Катя осторожно попыталась поинтересоваться у тещи, чего такого нашла она в проблемной квартире, которую неизвестно еще, можно ли будет вообще купить. Теща подробно рассказала про высокий этаж и красивый вид из окна. А на щекотливый вопрос, нельзя ли было выбрать жилье попроще, стала кричать и плакать, что ее выживают на старости лет из собственного дома, что ни сердца у них нет, ни совести, и Катя сдалась – от греха, и счет пока был 1:0 в пользу тещи.