Смертельный треугольник - Фридрих Незнанский

— Ты столько всего знаешь, — восхитилась Яна.

— Может быть, я вас оставлю, — предложил Носков, — чтобы вам было комфортней говорить друг другу комплименты?

— Спокойно. — Гордеев положил ему на плечо свои тяжелые руки. Мы с вами только поговорим... — Он надавил Носкову на плечи. — По-хорошему... по-доброму...

— И отпустите? — с сомнением и надеждой спросил Носков.

Вероятно, то, что его ни разу не назвали по фамилии, вселяло некоторую надежду, он мог думать, что все, что сейчас происходит, просто хулиганская выходка. Правда, эти двое были русскими, странное совпадение...

— Конечно, отпустим. Не верите?

— Не очень, — с усилием сказал беглый прокурор.

— И напрасно. Недоверчивость — удел бездарных людей, господин Носков.

Фамилия была произнесена. Носков побледнел как лист бумаги.

— Вы не нервничайте, — искренне посоветовала Яна. Она, впрочем, ненамного больше Носкова понимала, что происходит.

— Не знаю, что вам нужно, — с усилием сказал Носков. — Но лучше выбросьте это из головы. У меня в Монте-Карло есть друзья, и они вам этого так не спустят!

— Друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, — предупредила Яна.

— Неплохо, — пробормотал Гордеев. — Хочешь бесплатный совет, Мишаня? Хотя нет, ты не Мишаня, ты его тезка...

Носков облизал пересохшие губы.

— А возомнил, наверно, что тоже Мишаня, — продолжал Гордеев. — Так вот, не надо принимать себя слишком всерьез. Ты уже однажды сделал эту ошибку. А теперь лучшее, что ты можешь сделать, — это помочь мне, ей-богу.

— Почему это? — прохрипел Носков.

— Да потому что никто не поймет тебя лучше, чем открытый, бескомпромиссный враг. — С этими словами Гордеев достал из сумки шприц, разбил ампулу с глюкозой.

Носков увидел шприц, и глаза его расширились.

Гордеев не торопился, он аккуратно вобрал в шприц всю жидкость, потом слегка нажал, чтобы из иголочки брызнуло.

— Это чтобы я заговорил? — со страхом спросил Носков.

— Нет, это чтобы ты умер. — И Гордеев всадил ему шприц пониже плеча — прямо через рубашку.

Носков завизжал, и забрыкался. Гордеев кивнул своей напарнице, и Яна сунула прокурору в рот платок.

Гордеев заглянул в налитые кровью глаза и ласково объяснил, что с ним будет сейчас происходить:

— Это яд. Сначала ты почувствуешь, как кровь начнет стремительно стекать куда-то в желудок, потом будет печь в солнечном сплетении, ноги сделаются ледяными, коленки ослабнут, покажется, что, если ты поднимешься на ноги, твои чашечки сдвинутся и тело мягко опустится на пол. Но этого не будет. Ты не поднимешься. Ты умрешь.

Носков задвигал челюстями, закатил глаза и потерял сознание.

— Я начинаю тебя бояться, — с уважением сказала Яна. — Если бы я сама не покупала эту ампулу...

— Только теперь? — усмехнулся Гордеев.

Она вытащила сигареты и предложила ему тоже. Юрий Петрович не отказался. Они молча курили, отдыхали. Пили воду.

Через несколько минут Носков пришел в себя. Щеки его порозовели. Он с шумом втянул носом воздух, явно удивляясь, что все еще жив.

Яна вытащила платок.

— Но... мне лучше? — с удивлением сказал Носков дрожащим голосом. — Мне же явно лучше!

— Это синдром предсмертного просветления, — объяснил Гордеев. — Умирающие часто в самом конце чувствуют себя лучше. Ремиссия, так сказать.

Носков заплакал.

Яна не выдержала:

— Ну как можно так издеваться?

Гордеев не понял, насколько серьезно она говорит, может быть, просто подыгрывает ему? Неважно, но это можно использовать.

— А что? — закричал он напарнице. — Разве у меня есть выбор?! Разве этот мешок с дерьмом уже не отдал Блану все документы?!

— Я не отдал, не отдал! — завизжал Носков, пуская слюни.

— Хм, — с сомнением сказал Гордеев. — Вообще-то у меня, конечно, есть противоядие...

— Все, что угодно, скорее, скорее, скорее!!!

— Ну ладно, скорее так скорее. Дайте себе шанс. Где документы, если вы их еще не отдали Блану? — Гордеев снова перешел на «вы».

— В камере хранения! Ну сделайте же что-нибудь, мне кажется, у меня ноги холодеют!

— Рано еще, — успокоил Гордеев, — еще минута-другая у вас есть. Почему я должен вам верить, Носков? У вас «феррари» вон уже появился. Извините, кстати, за машину.

— Вы... садист... — выдохнул Носков. — Таких изощренных издевательств я...

—Да прямо уж! Ну что, будете говорить?

— Буду! Я же говорю! «Феррари» — это аванс Блана в знак того, что он мне доверяет! Я приехал к нему без бумаг! Оставил их в камере хранения! В кейсе! Кто знает, как он себя поведет!

— Очень разумно, — похвалил Гордеев. — Какой код?

— Никакого! Ключ у меня кармане!

Гордеев кивнул Яне, и она вытащила у беглого прокурора связку ключей, на которой был один маленький, вроде как от чемодана.

— Этот?

— Да!!!

— Ладно. Самый главный и последний вопрос, Михаил Палыч. Где камера хранения?

— На автобусной остановке в Сан-Себастьяне! В Испании! Я туда сейчас и ехал!

— О черт, — схватился за голову Гордеев.

А Яна откровенно захохотала.

— Что вы делаете?.. А противоядие? — закричал Носков. — Противоядие? Я же все сказал! Где противоядие? — Тон его изменился, окреп, видно, Носков уже смирился с неизбежной гибелью. — Вы, мудачье! Сколько можно издеваться? Я так и знал, что вы меня обманете, так и знал! Вы мерзавцы! Вы... вы...

— Орать не надо, — попросил Гордеев. —. Вы его уже получили.

— Как?! Когда?

— Не нервничайте, это был укол глюкозы, — объяснила Яна.

— Что? — обалдело переспросил Носков. — Чего?

— Глюкозы, — подтвердил Гордеев. — Одного из ключевых продуктов обмена веществ, обеспечивающего живые клетки энергией. Не зря же вам стало лучше. Ну ладно, поехали, что ли, в эту долбаную Испанию?

— Manana por la manana, — сказал Яна.

11

Денис ждал, когда за ним вернется проводник, чтобы идти назад. Мохнаткин загорал, сидя в самодельном шезлонге.

— И все-таки я не понимаю, почему вы ходите в горы один?

— Да? — Мохнаткин посмотрел на него исподлобья. — А почему вы задаете мне кучу странных вопросов, вместо того чтобы заниматься своей работой? Ладно, я отвечу. Находиться одному на высоте восемь тысяч метров — очень впечатляюще, все гораздо больше и значительнее тебя самого. Мне нравится. Но боюсь, вам не понять. И одиночество вынуждает быть техничным. Тебе не на кого надеяться, никто не организует страховку, никто не пройдет за тебя сложный участок, даже если ты уже очень устал. Много лет назад я делал в группе попытку восхождения на К-2. Нас сопровождали четверо шерпов, мы провешивали перила. И под лавиной погиб один из них, совсем мальчик, он просто исчез, и мы не смогли его найти. Тогда я подумал: групповое восхождение? Больше никогда! Только сам.

У Дениса из кармана куртки выпал рекламный флайерс, который ему всунули еще в Катманду. Мохнаткин подобрал его и прочитал с брезгливым выражением лица: «Наиболее впечатляющий трекинг к базовому лагерю Эвереста в Непальских Гималаях! Начинаясь со взлетной полосы в Лукле, дорога проходит через ущелье реки Дудх Коси до Намче Базара — города шерпов и далее на север, к подножию Эвереста. Красивейший вид Эвереста открывается с вершины горы Калапаттар. Маршрут проходит по основной дороге района Кхумбу — древней торговой дороге в Тибет, давая возможность познакомиться с жизнью шерпов, осмотреть тибетские монастыри, ступы, молельные камни и другие реликвии... »

— Эверест... — презрительно бросил Мохнаткин.

— Я, кстати, знаю, Степан, что вы там не были. И меня это здорово занимает. Что, разве Эверест уже перестал быть критерием мастерства?

—А разве был? — равнодушно отозвался Мохнаткин. — Нормальная вершина. Не тяжелее, не легче других. Мне просто не нравятся все эти понты вокруг него. Кто был на Эвересте, кто не был. Кто ночью, кто днем. Кто с кислородом, кто без. Да ерунда это все. К скалолазанию Эверест отношения уже не имеет. Это уже политика, пиар, что угодно. Меня-то Эверест особо не волнует. Я побываю на нем, но... попозже. Я же профессиональный гид, я так деньги зарабатываю, и есть богатые ребята, которые хотят пойти на Эверест со мной как клиенты. Может, года через два-три, когда у меня будет пара свободных месяцев, схожу на Эверест по классике с клиентами как гид, просто чтобы заработать...

Почему-то Денису показалось, что голос Мохнаткина приобрел тоскливые нотки... но нет, он был все так же спокоен.

— ...Вообще, торопиться никогда не нужно, — продолжал Мохнаткин. — Вот был один очень сильный украинский альпинист, ему первому в СНГ удалось подняться на все четырнадцать восьмитысячников. Последний был Макалу, знаете?

Денис покивал, хотя смутно представлял себе, где

это.

— Вот... Он туда залез по западному «ребру». И что же? Сорвался на обратном пути. А все почему — комплект хотел собрать. Концептуалист, — с нескрываемой иронией сказал Мохнаткин. — А горы — это не значки.