Место, роль и значение религий в современном мире - Константин Михайлович Долгов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В напутствии одному из мирян старец Макарий отмечает, что следование по праведному пути требует огромных усилий и труда: «Однако прежде достижения сего много предлежит подвига, труда и борьбы на невидимой сей духовной брани. Ибо враги наши бодры, бессонны, бесплотны, хитры, злы, горды, то паче всего надобно от нападения их заключаться в твердыню смирения, недоступную никаким татям и врагам, а пока мы еще далеки от любви и смирения, то нужен и страх Божий, ибо страхом Господним уклоняется всяк от зла (ср.: Притч. 15, 27)»[334]. Другому мирянину, оказавшемуся в весьма бедственном положении, старец Макарий пишет: «Видя… бедствование Ваше в волнах страстного моря, чувствительно сожалеем об Вас и, не имея столько разума, не можем дать Вам другого надежного совета, кроме того, чтобы страхом Божиим противиться палительным стрелам вражиим, призывать помощь Божию как во время брани, так и прежде оной, приводить на память, какие бывают впоследствии мучения совести, а далее и будущий Суд, буде не в раскаянии обрящет конец жизни; страшиться надобно и здесь еще ослепления ума, попущением Божиим. За самовольное же Ваше признание и откровение силен Господь простить Вас, и укрепить в здравии душевном, и даровать крепость мужественно стать против страстей…»[335] Еще один пример напутствия Макария, где он показывает неразрывную связь страха Божьего и следования евангельским заповедям: «Но паче всего потщитесь имети страх Божий и попечение об исполнении святых заповедей: ибо они ведут к животу вечному»[336].
Из этих писем видно, что страх Божий — это не страх человека перед всемогущим, грозным и карающим Господом, а это такой страх, который очищает человека от всякой скверны, защищает его от самых разных соблазнов и от напастей его врагов. Этот страх укрепляет и возвышает человеческую душу, порождает в человеке самоотверженную, беззаветную любовь к Богу. Страх Божий очищает от всех страстей, уклоняя от зла, побуждая человека делать добро. Сохраняя в себе страх Божий, человек будет неуклонно следовать по праведному пути к спасению. Страх Божий — это начало премудрости, он также корень богоугодной жизни, полностью перестраивающий духовный космос, и самое могущественное средство самоисцеления (Феофан Затворник).
Свято-Троицкая Сергиева Лавра
Свято-Троицкая Сергиева Лавра
В размышлениях о Промысле Божьем и страхе Божьем старец Макарий постоянно обращается к необходимости неукоснительного исполнения заповедей Божьих. В его время эта тема была необычайно актуальной, поскольку многие люди считали (да и сейчас считают) исполнение этих заповедей слишком трудным, а некоторые — просто невозможным. Именно поэтому старец Макарий во многих своих письмах увязывает решение самых различных вопросов прежде всего с исполнением заповедей, поскольку в этом проявляется прежде всего и главным образом любовь человека к Богу.
Уже с принятием Крещения каждый человек берет на себя обязательство неукоснительного исполнения всех божественных заповедей, о чем постоянно напоминает своим чадам старец Макарий. Больше того, он естественным образом связывает исполнение заповедей с необходимостью делать добро и сохранять истинную православную веру: «…хотя мы и грешны, но все чрез веру и Крещение чадами Божиими по благодати нарицаемся.
По Крещении непременно нужно делание заповедей Божиих, коими сохраняется данная во оном благодать и, по мере успеяния в оных, умножается; преступая же заповеди, покаянием паки восстановляем и приобретаем ее. А все сие действуется чрез веру, и к делам покаяния без оной не приступили бы; везде вера и дела!»[337]
Отвечая на различного рода сетования мирян, что исполнение заповедей в современной жизни весьма трудно, а то и невозможно, старец Макарий опровергает эти распространенные мнения. Больше того, к известным божественным заповедям он добавляет заповедь об исполнении всех церковных догматов, положений и правил: «Может быть, скажет кто, что правила и постановления Церкви не есть заповедь Божия; а разве оное не есть заповедь Божия: повеление слушать Церковь и ее пастырей? Без сего же сколько произошло там заблуждений и ересей: кто как разумел, тот так и постановил, отделяясь от единости Церкви»[338].
Макарий прекрасно понимает, что все ереси и отпадения от истинной христианской Апостольской Православной Церкви начинались именно с отрицания церкви и тех или иных догматов. Именно поэтому он настаивает не только на признании церкви как столпа и утверждения истины, но и всего, что связано с ее жизнью и в частности с жизнью православных христиан. Любое, даже самое незначительное отклонение, представляет большую опасность для Православной Церкви и ее вероучения, не говоря уже об опасности для жизни самих верующих. Вот почему Макарий так твердо отстаивает все основные положения, догматы и установления православного христианства: «Где ж и каким образом можем мы учиться правилам веры и исполнению оных? Церковь, мать наша, есть столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 15)! Вы, так как сын Церкви Православной Греко-Российской Восточной, то и должны свято почитать и хранить ее догматы, уставы, правила и законоположения, ведущие нас к прямой цели спасения. Ибо оные установлены, по временам, святыми апостолами, Святыми Вселенскими Соборами и богодухновенными пастырями Святой Церкви, коим в лице апостолов изрек Господь наш Иисус Христос… Почему всякому православному христианину должно повиноваться церковным учениям и постановлениям, основанным на Слове Божием, ибо Сам Христос есть краеугольный камень Церкви и Глава оной; и отнюдь ничего противного Слову Божию не постановлено»[339].
Из этого ясно, что любое сомнение в тех или иных догматах и положениях церкви, любая попытка отвержения того или иного догмата, по существу, подрывают основы церкви. В этом смысле подобные попытки всегда носят враждебный и разрушительный характер по отношению и к церкви как Телу Христа, и к самому Иисусу Христу, и об этом довольно основательно и резко пишет Макарий в ряде своих писем, касающихся католицизма, лютеранства, протестантизма в целом.
Макарий не отрицает, что исполнение заповедей — дело непростое. В самом деле, легко ли любить всех ближних,
