Золотая тетрадь - Дорис Лессинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, мы радуемся, что Сталин умер. Но когда я был молодым и политически активным, я считал его великим человеком. Мы все так считали.
Потом он попытался засмеяться и добавил:
— В конце концов, само по себе это вовсе неплохо — хотеть, чтобы в мире были великие люди.
Потом он прикрыл глаза рукой, это был новый его жест, он как бы защищал глаза, словно свет причинял ему боль. Он сказал:
— У меня болит голова, пойдем в постель, давай?
В постели любовью мы не занимались, мы тихо лежали рядом и молчали. Во сне Майкл плакал. Мне пришлось разбудить его, потому что его мучил кошмар.
Дополнительные выборы. Северный Лондон. Кандидаты — консерваторы, лейбористы, коммунисты. Победили лейбористы, но с меньшим перевесом по сравнению с предыдущими выборами. Как обычно, в рядах Коммунистической партии — долгие дискуссии на тему, правильно ли предпринимать попытки войти в списки кандидатов от Лейбористской партии. Я присутствовала на нескольких дискуссиях на эту тему. Они все проходили по одной и той же схеме. Нет, мы не хотим входить в списки; пусть лучше победят лейбористы, чем тори. Но с другой стороны, если мы верим в правильность политики КП, мы должны стараться внедрить своего кандидата. И все же мы знаем, что у нас нет надежды внедрить своего кандидата. Мы буксуем в этом тупике, пока не приходит эмиссар из Центра и не говорит, что неправильно рассматривать КП как какую-то группу активистов, все это пораженческие настроения, мы должны сражаться на выборах так, словно убеждены, что их выиграем. (Но мы знаем, что мы их не выиграем.) Таким образом, пламенная речь представителя Центра, хотя она и вдохновляет всех на новые трудовые подвиги, однако никак не разрешает основной дилеммы. Во всех трех случаях, когда я присутствовала при воплощении в жизнь этого сюжета, сомнения и колебания устранялись при помощи — шутки. О да, в политике она очень важна, эта шутка. Ее произнес сам представитель из Центра: «Да, товарищи, все наши взносы пропадут впустую, мы не соберем столько голосов, сколько нужно, чтобы внедриться в список лейбористов». Все смеются с большим облегчением, и собрание завершается. Эта шутка, находящаяся в прямом противоречии с официальным политическим курсом в его полном объеме, на деле подытоживает истинные чувства всех участников. Три дня я ходила вербовать избирателей. Штаб-квартира избирательной кампании находится в доме товарища, живущего в этом районе; кампания была организована вездесущим Биллом, который живет в этом избирательном округе. Дюжина, или около того, домохозяек, у которых есть время на вербовку избирателей днем, — мужчины приходят вечером. Все друг друга знают, та атмосфера, которую я так люблю, — люди все вместе работают на общее благо. Билл — блистательный организатор, все продумано до мелочей. Раздается чай, идет дискуссия о том, какой была обстановка в районе до того, как мы пошли вербовать избирателей. Это рабочий район.
— Партию здесь очень поддерживают, — сказала одна женщина гордо.
Мне выдают две дюжины карточек: на них написаны фамилии людей, которых уже агитировали, и сделана пометка «сомневающиеся». Моя работа состоит в том, чтобы снова с ними поговорить и убедить их проголосовать за КП. Когда я покидаю штаб-квартиру, идет дискуссия, как правильно одеваться на вербовку избирателей: большинство женщин, которые этим занимаются, одеты лучше, чем жительницы этого района.
— Я не думаю, что правильно одеваться не так, как всегда, — говорит одна женщина, — это своего рода обман.
— Да, но, если ты появишься у них на пороге разодетая в пух и прах, тебе не поверят.
Товарищ Билл — веселый, добродушно посмеивающийся, — в том же состоянии энергичного добродушия, что и Молли, когда она занята конкретной работой, говорит:
— Главное — добиться результатов.
Обе женщины упрекают его в нечестности.
— Мы должны всегда вести себя честно, потому что иначе люди не будут нам доверять.
Люди, карточки с фамилиями которых мне выдали, живут в разных рабочих кварталах района, на большом расстоянии друг от друга. Район безобразный, застроенный одинаковыми, маленькими бедными домиками. Основное предприятие, в полумиле отсюда, выпускает во все стороны густой дым. Темные тучи, тяжелые и низкие, и дым, плывущий по небу и сливающийся с ними.
У первого дома, который я посетила, была потрескавшаяся, покрытая выцветшей краской дверь. Миссис С.: в мешковатом шерстяном платье и фартуке, женщина, замученная жизнью. У нее два маленьких сына; оба хорошо одеты, ухожены. Я говорю, что я из КП; она кивает. Я спрашиваю:
— Я правильно понимаю, что вы еще не решили, будете ли вы за нас голосовать?
Она отвечает:
— Я против вас ничего не имею.
Она не враждебна, она вежлива. Она говорит:
— Дама, которая приходила на прошлой неделе, оставила книжечку.
(Имеется в виду памфлет.) На прощание она говорит:
— Но мы всегда голосуем за лейбористов, дорогая.
Я пишу на карточке «лейбористы», вычеркиваю «сомневающиеся» и иду дальше.
Следующие, киприоты. Этот дом даже еще беднее; молодой человек встревоженного вида, хорошенькая смуглая девушка, новорожденный младенец. Почти никакой мебели. В Англии они недавно. Выясняется, что они «сомневающиеся» потому, что не уверены, имеют ли они право участвовать в выборах. Я объясняю им, что у них такое право есть. Оба добродушные, но явно хотят, чтобы я поскорее ушла; ребенок кричит, в доме тревожная и напряженная обстановка. Молодой человек говорит, что он не имеет ничего против коммунистов, но ему не нравятся русские. Мне кажется, эти двое не станут утруждать себя походом на избирательный участок, но я оставляю на карточке помету «сомневающиеся» и иду дальше.
Аккуратный дом, перед ним толпа хулиганистых мальчишек. Когда я к ним приближаюсь, меня встречают восхищенными посвистываниями и возгласами. Мне приходится побеспокоить хозяйку, которая ждет ребенка и которая прилегла отдохнуть. Прежде чем меня впустить, она упрекает сына: тот обещал ей сходить в магазин вместо нее, а сам не пошел. Он отвечает, что сходит позже; симпатичный, крепкий, хорошо одетый парень примерно лет шестнадцати, — все дети в этом районе одеты хорошо, даже если их родители — совсем нет.
— Что вам нужно? — спрашивает меня хозяйка.
— Я из КП, — и объясняю ситуацию.
Она говорит:
— Да, вы уже к нам приходили.
Вежливая, но безразличная. После беседы, по ходу которой оказывается крайне затруднительным заставить эту женщину с чем-то согласиться или что-то оспорить, она говорит, что ее муж всегда голосует за лейбористов, а она всегда слушается своего мужа. Когда я от них ухожу, она кричит на сына, но он уплывает прочь с компанией друзей, ухмыляясь и ничего матери не отвечая. Она начинает вопить на всю улицу. Но вся эта сцена оставляет какое-то доброе впечатление: на самом деле мать и не ждет, что сын отправится по магазинам вместо нее, но кричит на него из принципа, а он, со своей стороны, готов к ее реакции и совершенно не против того, что она на него так кричит.
В следующем доме женщина сразу же и очень настойчиво предлагает мне чашку чая, говорит, что любит выборы, «люди заходят немножко поболтать». Короче говоря, ей одиноко. Она все говорит и говорит о своих личных проблемах, голос ее звучит на какой-то щемящей, беспокойной и безысходной ноте. (Из всех домов, которые я посетила, именно здесь я почувствовала настоящую беду, настоящее горе.) Женщина поведала, что у нее трое маленьких детей, что ей все надоело, что она хочет вернуться на работу, но ей не разрешает муж. Она все говорила, говорила, говорила, с какой-то одержимостью, я провела у нее три часа и все никак не могла уйти. Когда я наконец спросила хозяйку, будет ли она голосовать за КП, она сказала:
— Да, дорогая, если вы хотите, — и я уверена, что так она отвечает всем агитаторам.
Она добавила, что ее муж всегда голосовал за лейбористов. Я заменила «сомневающихся» на «лейбористов» и пошла дальше. Около десяти вечера я вернулась в штаб-квартиру, на всех карточках, кроме трех, было написано «лейбористы». Я протянула их товарищу Биллу и сказала:
— Кое — кто из наших вербовщиков — люди весьма оптимистичные.
Он бегло, без комментариев, просмотрел карточки, разложил их по ящичкам и громко, так, чтобы его услышали вновь прибывающие предвыборные агитаторы, заявил:
— Наш политический курс находит здесь реальную поддержку, мы еще добьемся того, что наш кандидат пройдет.
Всего я занималась предвыборной агитацией три дня, два следующих я ходила не к «сомневающимся», а в те дома, которые до меня еще никто не посещал. Нашла двух избирателей — сторонников КП, оба — члены партии, все остальные — лейбористы. Пять одиноких женщин, тихо, в одиночку, сходящих с ума, несмотря на наличие мужа и детей, или, скорее — именно из-за них. Качество, присущее им всем: сомнение в себе. Чувство вины — потому что они не чувствуют себя счастливыми. Фраза, которая звучала в речи каждой из них: «Со мной, должно быть, что-то не в порядке». Вернувшись в штаб-квартиру предвыборной кампании, я рассказала о них дежурившей в тот день женщине. Она сказала: