Тропа Кайманова - Анатолий Чехов

Чингисхан решил одолеть защитников крепости измором. Его воины расположились вокруг, поклявшись не уходить, пока защитники не сдадутся.

Положение внутри Змухшир-Кала день ото дня становилось все безнадежнее. Иссякала вода, кончалось продовольствие, нечем было кормить баранов, рогатый скот.

Силы защитников таяли.

Тогда Алама Измахшери приказал собрать остатки джегуры и кукурузы и накормить одну из немногих, еще не попавших в котел коров, а ночью выгнать ее за ворота.

Удивленные сытым видом коровы монголы решили: если животные, судя по помету, получают отличный корм, то защитники крепости будут держаться очень долго.

Военачальники Чингисхана уже отдали приказ снимать осаду, монголы были готовы уйти от неприступных стен, но — как всегда в легендах — в решающий момент на первый план змеей выползают месть и коварство.

Одна из жен Аламы Измахшери в припадке ревности выбежала из крепости и выдала врагам тайну своего повелителя. Крепость была взята. Все ее защитники уничтожены, а сам Алама с глазницами, залитыми серебром, был выставлен в амбразуре одной из башен. Рядом с ним с таким же украшением выставили и предавшую его жену, чтобы не скучно было Аламе после смерти в небесных кущах аллаха.

Припомнив эту легенду, Яков, рассматривая приближавшиеся величественные развалины, невольно думал о Дурсун.

Предала она его, завлекла в ловушку или ее выследили и захватили вместе с ним и Ичаном?

То, что женщина ради своей любви способна на все, даже на подлость и предательство, Якову было известно. Но как он попался на такую удочку? Воистину тот, кто продумывал эту операцию, очень тонко учел особенности его натуры.

Все ближе и ближе развалины крепости, где, как чувствовал Яков, был конец их долгому переходу. И тут он понял: его завезли так далеко в пустыню для того, чтобы в случае погони утомить стокилометровым маршем лошадей отряда, который пойдет в преследование, а самим за это время, отдохнув, со свежими силами легко уйти в пески.

Наверняка в районе крепости был колодец, на что указывала набитая сотнями и тысячами верблюжьих подушек и конских копыт тропа, ведущая к глинобитному валу. Однако вода там, видно, плохая, иначе зачем было везти пресную воду из аула Карагач?

Дремотное состояние Якова улетучилось. Хоть и связанный, он чувствовал, что ежесекундно прибывают силы, возвращается привычное состояние взведенного курка, готового дать бой.

Ну что ж, если пришли его последние минуты, пусть это будут славные минуты. Умирать он будет как Яков Кайманов. Своей смертью удовольствие врагам не доставит...

В том, что пришел его смертный час, Яков не сомневался: из крепости навстречу каравану выехали на отличных лошадях в сопровождении свиты два всадника.

Один из них — в полувоенной форме неизвестно какой страны, — видимо, офицер, с ним — бывший житель поселка Дауган, калтаман из калтаманов, правая рука Клычхана, главарь бандитов — Аббас-Кули.

Яков вгляделся в физиономию офицера, когда подъехали ближе, и невольно вздрогнул: он узнал Флегонта Мордовцева.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«НА ЖИВЦА»

С утра жизнь на оперативном посту Аргван-Тепе началась так же, как и во многие другие, уже миновавшие дни.

И все-таки день этот был особенный и едва ли не самый печальный для Самохина из всех, какие пришлось ему пережить на новом месте службы.

Андрей, всю ночь вместе со старшиной Галиевым поверявший наряды, сидел сейчас в дежурке и заполнял пограничный журнал, стараясь не смотреть, как собирает свое немудреное имущество Амир Абдуллович.

Сегодня старшина возвращался на Дауган принимать заставу Аверьянова, уезжавшего на фронт. Самохин снова оставался один.

Сборы у Галиева недолгие. Не прошло и пяти минут, как старшина, туго затянув лямки тощего вещмешка, готов был в дорогу.

Жалко Самохину расставаться с Галиевым. Пусть методы старшины не всегда интеллигентные, зато вели прямо к цели, а уж служебного и пограничного опыта Галиеву не занимать стать.

Андрей уже привык к мысли, что теперь они с Амиром и горе, и радость будут делить пополам, и вот, пожалуйста, опять он один должен будет службу оперпоста налаживать.

Правда, не один. Как передали из штаба, в помощь ему на оперативный пост Аргван-Тепе должен приехать техник-интендант Ковтун. Но еще не известно, как пойдет строевая служба у техника-интенданта. Что касается работы с людьми, ясно, что Ковтуну до Галиева далеко. Кроме того, за Ковтуном утвердилась слава веселого человека — мастера на всякие розыгрыши и шуточки. Ну как он начнет и тут свои художества показывать, когда и без него веселья хватает...

«Все же Ковтун — офицер, человек неглупый... Должен же он по-серьезному отнестись к своему назначению, — раздумывал Самохин. — А не обратиться ли к полковнику Артамонову, чтобы он вообще никого не присылал?.. Тоже ведь нет оснований. Ковтун еще и работать не начал, за что же на него тень наводить?..»

Андрей обнял на прощание Галиева, проводил его до калитки.

— Ну вот, Амир Абдуллович, — сказал он, вздохнув, — недолго мы с тобой вместе командовали. Только мало-мальски стали разбираться, что к чему... В общем, желаю тебе на самостоятельной работе всяких удач. Ни пуха ни пера...

— К черту, к черту! — Галиев сплюнул через плечо. — Не знаю, как получится, — искренне признался он. — Больно ответственно... Всю жизнь старшиной, а теперь надо за начальника соображать.

— Не прибедняйся, — с некоторой завистью возразил Самохин. — Дауган — дом родной. Люди там тебе известные, старослужащие. Да и каждую сопку, каждый отщелочек как свои пять пальцев знаешь.

— Знать-то знаю... Да ведь пополнение придет, учить надо.

— Научишь. Не впервой...

Они еще раз пожали друг другу руки и разошлись: старшина направился по широкой улице поселка к шоссе ловить попутную машину, Самохин вернулся в свою комнатку, служившую ему и канцелярией оперпоста, и жильем, снял трубку, попросил дежурного связать его с начальником отряда.

Доложив Артамонову, что «на посту без происшествий», Андрей, откашлявшись, сказал, насколько мог убедительнее:

— Товарищ полковник, я никогда не обращался к вам с личной просьбой, но сейчас очень прошу... Я знаю, что в отряд из госпиталя прибыла группа снайперов-фронтовиков... Дайте мне двух хороших ребят, заслуженных, с наградами, с боевым опытом. Фронтовики мне просто необходимы...

— Хочешь фронтовиками своих нарушителей дисциплины прижать?

— Так ведь иначе не прижмешь! Пока что есть у меня такие, кого надо прижимать.

— А с твоими «апостолами» как думаешь поступить?

— Есть задумка...

— Все-таки?

— Думаю, товарищ полковник, перед инспекторской провести учения на местности. Личный состав разобью на две группы. Одной назначу командовать Павла Охрименко, а другой — Петра. Пусть они сами и посоображают, как задержать, да посоревнуются между собой. На разборе учений покритикуем их, чтобы каждый солдат выступил и сказал, правильно ли командовали Охрименки или неправильно...

— Ну что ж, добро.

Полковник помолчал, затем негромко то ли спросил, то ли сказал утвердительно:

— Трудно тебе, Андрей Петрович...

— Не жалуюсь, товарищ полковник, на новом месте да с новыми людьми бывает... не все ладится...

— Правильно делаешь, что не жалуешься: других людей у нас нет. Надо этих настоящими бойцами сделать. В крепких руках и твои «апостолы» должны стать настоящими солдатами.

«Когда-то они будут?» — невольно подумал Андрей. Вслух сказал:

— Галиева бы не забирали, товарищ полковник...

— Галиева оставить не могу. Сам знаешь, заставу принимает. Оно бы по праву Дауган тебе надо отдать, но там все налажено. На Даугане и Галиев справится, а оперпост Аргван-Тепе только таким, как ты, по плечу... Ну и Ковтун, надеюсь, поможет... Кстати, он уже выехал к тебе.

Самохин ничего не сказал на это Артамонову, и полковник, видимо, оценил, что Андрей не стал жаловаться на Ковтуна, поносить техника-интенданта в глазах начальника отряда. Говорить что-либо о Ковтуне не было нужды: в отряде его хорошо знали.

— Хвалить-то я тебя хвалю, — продолжал Артамонов, — но должен и пожурить. Кое в чем ты и сам виноват и, скажу тебе, зря на рожон лезешь.

— Не понимаю, товарищ полковник, — Самохин насторожился.

— Чего ж не понимаешь?.. Зачем ты, родной, Ястребилова дохлой курицей накормил? Он пока что комендант, хоть и разжалованный. А ты боевого офицера на целых двое суток из строя вывел. Его, беднягу, в санчасти сверху донизу и снизу доверху промывали... Кстати, насчет этих кур напишешь мне объяснительную... И как тебя угораздило?

— Товарищ полковник, разрешите не отвечать на этот вопрос. Вы же знаете...

— Знать-то я знаю, да что мне с вами делать, не представляю. Ястребилов уж и рапорт подал...