Полное собрание сочинений. Том 10. Река и жизнь - Василий Песков

Здравый смысл давно бы должен заставить нас отступить в глубь темноты. Но какая-то сила держит на месте и даже толкает в сторону света еще шагов на пятнадцать – двадцать. В одиночку на этой грани оставаться, пожалуй, было бы трудно. Но нас двое, и кажется, что опасность от этого вдвое и уменьшается.

Обращенное к вулкану лицо чувствует жар примерно такой же, как если бы заглянул в открытую дверцу печи, где полыхают сухие дрова. Но спине холодно. Тут у вулкана возникает местный резкий ток воздуха. И чтобы согреться, поворачиваемся к теплу то спиной, то лицом. Но спиной к противнику долго стоять неприятно. И чувствуя, как сохнут губы, мы все-таки смотрим на усеченный светящийся треугольник и на пламя, которое из него рвется.

Описывая этот момент, я чувствую всю беспомощность слов. Они не передают и доли всего, что мы испытали. И кино, несмотря на все старания Генки, тоже не передаст. Секрет, видно, в том, что тут, в шестистах шагах от вулкана, все чувства предельно обнажены: слух, зрение, осязание… Запах газа тоже делает свое дело. Прибавьте к этому «перец» вполне ощутимой опасности – и станет понятным выражение вулканологов: «Это надо увидеть…»

Возле вулкана «покорителем природы» человек себя не почувствует. Грозное величие извержения, возможно, тем как раз и пленяет, что человек не в силах тут ни вмешаться, ни изменить что-либо. Он может лишь наблюдать. По силе воздействия на чувства явление это не с чем сравнить. Слова «фейерверк», «иллюминация» ничтожно слабы, чтобы ими воспользоваться.

Из великих явлений природы, какие мне самому посчастливилось видеть, можно назвать Антарктиду – огромное пространство без единой темной точки на нем. Можно вспомнить стада животных в африканской саванне – от горизонта до горизонта. Гигантский каньон в Аризоне… Но по силе воздействия на чувства все это можно поставить лишь после того, что видишь сейчас.

Час ночи. Мы не уходим. Мы просто не в силах уйти. Вулкан не держится одной ноты – все время видишь оттенки чего-нибудь нового. Вот пошла полоса выбросов до белизны раскаленной породы. К красноватому свету газов и пепла прибавляется яркий свет, от которого наши фигуры бросают длинные тени. А вот потекла лава. В щербину невидимой нам стороны конуса она течет непрерывно. Но сейчас глубинные силы бросают лаву высоко вверх. Искрящимися полотенцами она стекает по всем сторонам конуса…

И все же надо идти – три часа ночи.

– Я остаюсь, – решительно заявляет Геннадий. – Хочу поснимать еще утром, когда солнце будет вот тут…

Мы с Мишей спускаемся в лагерь при мощном свете, отраженном от облаков. Дорожку хорошо видно. Видно даже мышонка возле тропы, неизвестно как уцелевшего и неизвестно куда бегущего. От привычки к красному свету звезды в пространствах между облаками почему-то кажутся нам зелеными.

«Ну а все же опасное это дело?» В Москве почему-то каждый при разговоре счел нужным это спросить. Ответ для всех: конечно, чувство опасности было. Не зря же профессию вулканологов относят к числу профессий, где надо сознательно рисковать. Но вот что говорит нам статистика. За всю историю Камчатки от извержения вулканов не погиб ни один (!) человек. А сколько людей погибает у нас ежедневно в милых комфортабельных «Жигулях»…

И теория вероятности – штука тоже занятная. Мой друг Борис Стрельников, позвонив, как все, справился об опасности. Я ответил. Тогда он сказал: «Да… А вот у нас в доме на улице Горького позавчера человек вышел покурить. И в этот момент с карниза – кирпич…» Таковы они, шутки знаменитой теории.

Следы

Оставленная нам на попечение полевка, кажется, была вполне довольна житьем в коробке из-под свечей. Мы решили: возьмем в вертолет и выпустим в подходящем для нее месте. Но, вернувшись под утро в лагерь, увидели: коробка повалена ветром, и полевка исчезла. А может быть, вовсе не ветер, а сова увидела сверху добычу…

У вулкана я собрал по крупицам в блокнот все, что касалось животных. Как пережили они извержение? Каким было их поведение?..

Извержение было, конечно, бедствием для всех тут живущих. Зарегистрирована гибель пяти сотен оленей, у которых смерть наступила от химического отравления и «наполнения желудка механическими частицами» – ели с пеплом траву и мох. (В Исландии при таких же обстоятельствах пало семь тысяч овец.)

Сколько погибло тут мелких животных, трудно сказать. Мы находили убитых орешками шлака белок, мышей и маленьких птиц. А сколько погибших скрыто от глаза под слоем шлака и пепла! Тундровых куропаток извержение застало в момент, когда они были с птенцами. Все, кто видел июльские пеплопады, рассказывают: куропатки садились на землю, как они это делают во время тихого снегопада, и замирали…

Все, кто мог сохранять подвижность и для кого удары шлака не были губительны, остались живы. Но поведение животных было тут необычным. Ослабленные и, видимо, сбитые с толку быстро менявшейся обстановкой, они почти совсем перестали бояться людей. Я записал много случаев, когда белки и мыши прибегали к палаткам – найти тут убежище. Зверьки брали пищу и воду из рук и оставались с людьми. Так же покорно вел себя переживший бедствие соболек.

Собака Вулкан, жившая в лагере у ученых, во время сильных пеплопадов не отходила от человека. Пес скулил, старался спрятать голову у чьих-нибудь ног, не сопротивлялся, когда ему надевали (совсем не для смеха) каску.

Особенно сильно звери и птицы страдали от жажды. На многие километры тут не осталось ни капли воды. К остатку озера – лужице величиной с одеяло, каким-то чудом уцелевшей в заносах пепла, слеталось много маленьких птиц. Кислую воду мы брали тут мыть посуду, а птицы летали пить.

Место возле Толбачика очень богато дичью. Было тут много оленей, медведей, лисиц, соболей, зайцев, белок, кедровок, сов, мелких птиц и маленьких грызунов. Любопытно, что вся эта живность не поспешила немедленно выйти из зоны бедствия. Даже на девятой неделе со дня извержения на свежих выбросах мы видели следы зайцев. Кедровки совершали свой обычный облет полузасыпанных пеплом кустарников. Медведей видели близ вулкана в такое время, когда благоразумие должно было бы увести их в более безопасное место. Миша Жилин, бывший тут в первые дни, рассказал: «Под вечер мы видели четырех. Они проходили вблизи от конуса, присыпанные белым пеплом. Как призраки…»

Возможно, что звери держались привычных мест обитания и потому не спешили их покидать. Привычных осенних путей миграции явно держались медведи. Когда в реке Камчатке начался ход рыбы, медведи с разных сторон двинулись к месту промысла. Некоторые из них не пожелали обойти лаву, а решительно пересекли поток там, где даже смелый человек побоится ступить на корочку чуть затвердевшего горячего вещества.

Еще более интересно другое. Само извержение – грохот и факел огня – животных, как видно, не очень пугало. Они проявляли даже явное любопытство. Следы медведя были замечены в непосредственной близости от вулкана. Зверь шел прямо к конусу и повернул, когда нос, возможно, уже припекло жаром. Пес Вулкан, с которым Юрий Дубик провел ночь, наблюдая за конусом-2, сидел рядом с человеком много часов в одной позе, не сводя глаз с огня. (Дубик: «Я поразился его терпению. Зрелище явно пса занимало».)

Ночью, находясь от вулкана в полукилометре, мы с Мишей Жилиным услышали странные посвисты. Сначала решили, что это новая музыка кратера, но потом почувствовали: звуки живые и нарастают. Стайка куликов пролетела в пространстве между вулканом и местом, где мы стояли. Через час примерно все повторилось. Потом еще, с той только разницей, что летели не кулики, а какие-то мелкие птицы.

Днем, оглядывая подступы к вулкану, мы обнаружили нескольких мертвых птиц. Одна лежала с подветренной стороны бомбы, две другие были полузасыпаны шлаком, от четвертой по шлаку стлались лишь желтоватые перья. Какая сила влечет пернатых на опасную близость к огню? Можно предположить, что птицы летят на свет извержения, подобно тому, как стремятся они на свет маяков. (Факел вулкана виден в ночи на десятки километров.)

«Самыми жизнестойкими тут оказались муравьи, комары, ну и, пожалуй, люди, – смеясь, сказал один вулканолог. – Если бы летом спросили, что тут страшнее: вулкан или комар? Все бы сказали: комар!»

Мы комаров уже не застали. А муравьев видели. У лагеря-9 большие черные муравьи с философским спокойствием строили из пригнанных ветром хвоинок свой маленький конус-дом. Сантиметров на десять поднялся домишко. В тот вечер мы отступали, а муравьи продолжали держать позицию в шести метрах от лавы. «А может, они правы?» – сказала Аэлита Разина. Увы, через день муравьиного домика на земле уже не было.

А в день отлета мы видели редкое зрелище. Ожидая, когда появится вертолет, бродили в полузасыпанном, призрачно светлом лесу и вдруг услышали крик воронов. Взобравшись на холм, увидели птиц. Их было три. Они летали над лавой. Нет, они не охотились, они просто парили в потоках восходящего воздуха. В один конец пролетели километра четыре, вернулись, снова прошлись над лавой. Но этого им показалось мало. Они направились прямо к вулкану и, что бы вы думали, стали парить вблизи извержения газов и пепла! Временами они исчезали в ошметках летевшего шлака. Но мы их видели снова. Не махая крыльями, птицы взмывали и опускались, ничуть не страшась извержения. Вороны наслаждались возможностью покупаться в быстрых струях восходящего кверху тепла… Это последнее, что мы видели, прощаясь с вулканом.