Восхождение миротворца - Павел Александров

Марка передернуло от издевки.

— Почему ты так ненавидишь Амарту?

— Ненавижу? Я? — Калиган был сильно удивлен или же искусно изображал удивление. — Нет, я просто люблю тех, кто пал и еще падет от ее руки. Проявляя милость к врагу, нужно помнить о любви к жертве.

Бронзовая дверь, наконец, поддалась, отворившись с железным гулом. Теламон махом руки приказал двум следопытам проверить проход.

— Флоя, поди-ка с ними, проверь, есть ли ловушки, — тихо проговорил Калиган. — А то чует мое сердце, опять влипнут во что-то неграмотные ищейки. Никтилена, сходи с ней, мало ли какая живность там ползает.

Девушки послушно повиновались, нырнув в темноту вслед за двумя воинами-следопытами. Те были явно не против их помощи.

— То есть, я должен был позволить дракону сожрать Амарту, чтобы спасти тех, кого она, возможно, убьет в будущем? — продолжил диалог Марк. — Справедливо ли судить человека за преступление, которого он еще не совершил?

— Когда совершит — судить будет поздно, жертве это не поможет, — с душевной простотой ответил Калиган. — Закон — справедливость — возмездие. Я говорил тебе, но ты не захотел меня слушать. Чего-чего, а преступлений на счету Амарты, как подвигов у семи миротворцев вместе взятых. Начиная со смерти Третьего миротворца, о котором тебе, наверняка, рассказывал Ортос…

— Третий миротворец убил ее мать.

— Откуда ты знаешь? — спросил Калиган, на этот раз удивившись по-настоящему.

— Королева рассказала.

— А-а, тогда понятно. Непонятно только с чего она решила, что тебе нужно это знать. Но она, наверно, не рассказывала тебе о преступлениях Амарты. Знай ты о деяниях этой жрицы Амартеоса, ты бы хорошо подумал, прежде чем лезть в пасть черному дракону. Да ты ведь знаешь. Харис рассказывал, что вы видели в башне жертвоприношений…

— Это еще не доказывает, что жертвоприношения совершала она, — ответил Марк, злясь на учителя, что тот напомнил ему картину, которую он мечтал забыть.

— В Южном оплоте живет мой давний друг. Ему двадцать пять лет, а он не пригоден ни к войне, ни к мирной жизни. Шесть лет назад он встал между Амартой и храмом, построенным у Лунного леса, как основание нового поселка. Она ударила его огненным заклятием, а затем ее легионеры сожгли храм. Теперь представь молодого рыцаря, который вернулся к семье и невесте сморщенный от ожогов как мумия. Он почти ослеп, плохо слышит, по ночам мучается от боли. Его жизнь растерзана. Да, в отличие от Амарты, он уповает на милость Всевышнего, но… он никогда не будет прежним.

— Вот, ведьма! — прорычал Харис.

— И это верно, — подтвердил Калиган.

— Эх, Маркос, если бы ты не был так благороден… — пробормотал странствующий рыцарь, как вдруг запнулся, словно напоролся на невидимую преграду.

— То что? — с вызовом глянул ему в глаза Марк.

— Да так, ничего. Обмолвился я, — буркнул Харис. — Все ты сделал правильно. По-рыцарски. По-аделиански.

Калиган встретил эти рассуждения скептическим смешком.

— В символах, которые носят аделианские рыцари, Амарта видит лишь символ убийцы ее матери, — сказал Марк, опережая учителя. — Это зло, порожденное злом. Человек не способен вершить справедливое возмездие. Кто-то должен быть умнее, чтобы остановить замкнутый круг мести. Кто, если не мы?

Калиган невесело покачал головой:

— Найди грань между милостью к убийце и милостью к жертве, и я соглашусь со всем, что ты сказал.

Некоторое время они сидели молча. Харис от скуки пошел бродить по залу. Марк, наблюдая за ничего не выражающим взглядом Калигана, впервые задумался: а кто вообще, этот учитель? Почему не слишком рассказывает о себе? Почему напускает такой вид, чтобы никто не догадался, что у него на уме? И что скрывается за этими прищуренными глазами и надменно-добродушной полуулыбкой?

— Кто ты, Калиган? — спросил Марк прямо. Прямота и только прямота могла помочь ему что-то открыть.

— Уточни вопрос, — строго по-учительски ответил тот. — Иначе на общий вопрос получишь такой же общий ответ: подданный Южного оплота, следопыт, учитель Школы рыцарей, негласный советник сиятельной королевы Сильвиры. Вряд ли тебя это интересует.

— Почему ты не понимаешь милосердия? Почему все воспринимаешь с иронией?

— Я много чего повидал, Маркос, — проронил Калиган с какой-то тихой тоской, какой никогда не наблюдалось в нем прежде. — Повидал такое, что если бы не ирония, как ты выразился, сошел бы с ума или стал почитателем Третьего миротворца, что в принципе одно и тоже. Я видел, как гибли мои друзья. Жуткой смертью гибли, а все потому, что не захотели меня слушать. Решили посвоевольничать. Обезумевшие от боли глаза кое-кого из них я до сих пор вижу.

Калиган смолк и потер ладонями лицо. Сильно потер, будто хотел быстрее пробудиться от глубокого сна.

— Почему они не слушались, не пойму, — покачал он головой в странном недоумении, словно философ, окончательно запутавшийся в вопросах смысла бытия. — Почему люди так упрямы? Почему не хотят слушаться даже того, кому вверены их жизни? Не знаешь, Маркос? И я не знаю. Но я все равно сделаю все, чтобы вы выжили в этом походе. Ясно?

— Я постараюсь, — согласился Марк, — постараюсь делать все точно так, как ты скажешь.

Калиган хмыкнул с улыбкой.

— Повторяешь слово в слово Шестого. Он тоже так говорил… говорил. А потом…

— Что потом?

— Потом он зашел слишком далеко. Полез в чужой источник силы. Связался с лесной магией… Не хочу вспоминать.

Марк кивнул.

— Потому ты и ушел от него?

— Да, — не разжимая губ, ответил учитель.

— И за это тебя недолюбливает Никта?

Калиган криво усмехнулся.

— Именно так. Она влюбилась в него в свои четырнадцать. Без ума была от него. А он, когда заходил с Ортосом к ней на ночлег, попросту не замечал ее чувств. Да и где ему было заметить — парень был вдвое старше ее. Она для него была доброй сироткой, открывавшей ему дверь для ночлега, а он — дядюшкой, приносившим гостинцы.

Калиган рассмеялся, очевидно, вспомнив какой-то забавный эпизод. Только сейчас Марк вспомнил слова Никты, что Калиган, как близкий соратник Шестого, не раз бывал с ним в доме Никты.

— Кстати, миротворец, — к учителю вернулся прежний полушутливый тон. — Не слишком доверяй своей хранительнице.

— Это еще почему? — нахмурился Марк.

— Она яростно отрицает свою связь с лесной магией, но я-то знаю, что невозможно одинокой девушке выжить в Спящей сельве, не вобрав в себя стихию леса. Тот, кто хоть раз испытал магию в деле, уже не забудет ее никогда. Сколько ни будет бороться с собой, раньше или позже она себя проявит. А магия, такая вещь, что будет вести тебя к власти и знаниям как угодно, хоть по крови и трупам…