Четвертый путь к сознанию - Георгий Иванович Гурджиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды утром он зашел ко мне, когда я вместе с матерью пил чай. Мы пригласили его к столу, и во время беседы я среди прочего поинтересовался, как чувствует себя больная, и был очень огорчен его ответом. Оказалось, что у больной женщины скоротечная чахотка и дни ее сочтены.
Во время нашего разговора в комнату вошла старая женщина, свекровь больной, и попросила позволения у моей матери собрать несколько роз в нашем небольшом садике. Со слезами на глазах она рассказала, что Мариам Ани – так татары называют Деву Марию – явилась больной женщине во сне и велела ей собрать лепестки роз, сварить их в молоке и выпить этот отвар. Не переча больной, старая женщина решила так и сделать. Услышав это, помощник доктора не смог скрыть улыбки.
Моя мать, конечно, разрешила нарвать роз в нашем саду и сама пошла помочь ей в этом. Когда мой знакомый ушел, я тоже отправился в сад, чтобы предложить свою помощь.
Каково же было наше удивление, когда на следующее утро по дороге на базар я увидел эту молодую женщину в сопровождении ее свекрови, идущую в армянскую церковь, где была чудотворная икона Божьей Матери, чтобы возблагодарить ее за ниспосланное чудесное исцеление. А еще через неделю она вовсю хлопотала по хозяйству. Доктор Резник назвал это случайностью и вспомнил, что подобное уже встречалось в его врачебной практике.
Эти случаи, свидетелем которых я оказался, а также и многие другие, о которых я много слышал во время своих странствий, указывали на существование сверхъестественных явлений, которые ни в коем случае не могут быть объяснены с помощью точных наук, которые исключают возможность чего-либо подобного.
Эти противоречия лишили меня душевного покоя, потому что доказательства, приводимые сторонниками обеих точек зрения, были достаточно убедительными. Я продолжал свои исследования по этой проблеме, надеясь, что когда-нибудь я найду истину.
Попытка разгадать эту загадку и привела меня в Эчмиадзин, или, как его еще называют, Вагаршапат. Для армян он то же самое, что Мекка для мусульман и Иерусалим для христиан. Это резиденция католикоса Армении, а также центр армянской культуры, где ежегодно проходят грандиозные религиозные празднества и куда стекаются паломники как из разных уголков Армении, так и со всего мира. Уже за год до начала этого праздника все окрестные дороги запружены толпами паломников, идущих пешком, путешествующих на повозках и в фургонах на лошадях и ослах.
Я шел пешком в группе других паломников из Армении, погрузив свои пожитки на подводу молокан.
Добравшись до Эчмиадзина, я, согласно обычаю, направился поклониться святым местам, а затем пошел в город, чтобы подыскать себе жилье. Но меня постигла неудача, так как все постоялые дворы (отелей тогда еще не существовало) были переполнены паломниками. Поэтому я решил, как делали многие, расположиться на ночлег под повозкой, которая была оставлена возле города. Но было еще рано, и я отправился к Погосяну, чтобы выполнить данное мне поручение и передать ему посылку с вещами.
Он жил неподалеку от самого большого постоялого двора, в доме своего дальнего родственника архимандрита Сурениана. К счастью, я застал его дома. Это был совсем еще молодой человек, мой ровесник, – очень смуглый, среднего роста, с небольшими аккуратными усиками. В его глазах таилась печаль и в то же время полыхал внутренний огонь. Правый глаз слегка косил. В целом он производил впечатление физически слабого, робкого человека.
Погосян начал расспрашивать меня о своих родителях, а затем, узнав, что я не нашел себе пристанища, предложил поселиться у него.
Я с благодарностью согласился и сразу же пошел за своими пожитками, оставленными в повозке молокан. Когда я с помощью Погосяна соорудил себе постель, за нами пришли, чтобы пригласить на ужин к отцу Сурениану, который встретил меня очень приветливо и много расспрашивал как о родителях Погосяна, так и о жизни в Александрополе.
После ужина я в сопровождении Погосяна пошел осмотреть город и поклониться святым реликвиям. Должен сказать, что во время празднества город не спит всю ночь, улицы полны людей и кофейни открыты.
Весь этот вечер и все последующие дни я провел в обществе Погосяна. Он водил меня повсюду, так как знал город и его окрестности. Мы посещали места, куда не допускаются обычные паломники и даже побывали в Канзане, где хранятся сокровища города и куда очень трудно попасть.
Общаясь с Погосяном в течение нескольких дней, я понял, что у нас с ним очень много общего, волновавшие меня вопросы интересовали и его. Постепенно наши беседы становились все доверительнее и сердечнее, завязалась настоящая дружба.
Погосян должен был вскоре закончить учебу в теологической семинарии и через два года принять сан, но его это нисколько не прельщало. Он питал сильную неприязнь к людям, среди которых ему приходилось жить.
Когда мы подружились, он рассказал мне о многих скрытых сторонах жизни церковного клира. Сама мысль, что, приняв сан, он должен будет жить в таком окружении, доводила его до отчаяния.
Проведя в Эчмиадзине три недели, я все это время жил в доме архимандрита Сурениана и таким образом имел возможность лично беседовать с ним, обсуждая вопросы, которые меня интересовали. Я общался также с монахами, с которыми он меня познакомил. Но я, затратив довольно много времени, не нашел ответа на мучившие меня вопросы и в конце концов понял, что здесь мне их не найти.
Расстались мы с Погосяном друзьями, пообещав писать друг другу и обмениваться своими идеями и наблюдениями, касающимися вопросов, которые интересовали нас обоих.
Однажды Погосян приехал в Тифлис, где я в это время жил, и пришел повидаться со мной. Он окончил теологическую семинарию и должен был жениться только ради того, чтобы получить церковный приход. Его родители уже нашли ему невесту, но он все еще колебался, не зная, на что решиться, Эти дни он провел, запоем читая книги, которыми я его снабжал. Когда я возвращался домой с работы (я был кочегаром на тифлисской железной дороге), мы много гуляли по пустынным окрестностям города и говорили, говорили.
Во время
