Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства - Николай Павлович Павлов-Сильванский

Беднейшие дети боярские также зачислялись в такую постоянную драгунскую службу, переходя в разряд низших служилых людей, разночинцев. Дети боярские драгунского строя отличались от детей боярских – уездных помещиков. Им всем отводились равные земельные наделы и в меньшем размере, чем детям боярским полковой службы с городом. Они владели землей на одинаковых условиях с другими приборными служилыми людьми и, по общему правилу, в противоположность другим детям боярским, были землевладельцами-земледельцами. Так, например, ни у одного из детей боярских драгунской службы, поселенных в городе Карпове на реке Ворскле (ныне слобода Пушкарская в Грайворонском уезде), не было ни крестьян, ни бобылей. Подобно стрельцам и казакам, драгуны должны были жить не в уездных имениях, а в городах особыми слободами и пахали пашню «наездом».

Дети боярские драгунского строя, как и другие приборные служилые люди, вели хозяйство на отведенных им наделах под близким надзором властей. Воеводе одного из пограничных южных городов предписано было в 1648 году приказать служилым людям, которые были посланы на житье в этот город, чтобы они немедленно распахивали пашню и сеяли хлеб, и если б они его не послушались, то заставить их «пашню пахать и в неволю». Воевода следил за тем, как служилые люди «устраивались дворами, огородами и гумнами», присматривал «с большим радением и с поспешением» за их посевами, и тех, кто не хотел пахать пашню, бил батогами[173].

Упомянутый выше городок Карпов на верхнем течении реки Ворсклы был одним из передовых укреплений на южной украйне, выстроенных в первой половине XVII века. Смутное время остановило колонизационное движение на юг; в первую половину царствования Михаила Феодоровича южная окраина не выдвигается далее местности нынешней Орловской губернии, занятой русскими поселениями при Феодоре Иоанновиче: в Смутное время исчезли бесследно некоторые передовые укрепления, как, например, городок Царев-Борисов, возникший при Борисе Годунове. С 30-х годов правительство принимается с новой энергией за строительную деятельность на юге. В течение двадцати лет, с 1636 по 1656 год, создается новая оборонительная линия – Белгородская черта, ряд укреплений с Белгородом во главе, расположенных по южной окраине Курской губернии и по северной части Воронежской (от Ахтырки на Белгород и Воронеж). Продолжением Белгородской черты на восток была Симбирская линия укреплений, от Тамбова на Симбирск.

Вновь занятая окраина закрепляется за государством, по примеру XVI века, военной колонизацией. Правительство переселяет сюда служилых людей низших разрядов, переселяет детей боярских, верстая их в полковую службу и наделяя поместьями или записывая в драгунскую службу. Дети боярские и казаки, как поселенные на окраине, так и присылавшиеся сюда на время из других городов, несли так же, как в XVI веке, сторожевую станичную службу, наблюдая за движениями ордынцев в степи. В 1623 году был выработан новый устав этой службы взамен прежнего, утвержденного в 1571 году. Южные кочевники постоянно угрожали набегами и заставляли принимать особые меры предосторожности. Правительство предписывало воеводам отпускать служилых людей на сельскохозяйственные работы, не иначе как разделив их на две партии, из которых одна должна была работать, а другая – стоять на карауле; воеводы наблюдали за тем, чтобы служилые люди «на сенокос ездили с пищалями и со всяким ружьем, и около сенокосу сторожей и людей с ружьем держали и были бы на сенокосе на двое: половина из них косили, а другая половина – стояли для береженья от татар с ружьем наготове, чтобы на них татары безвестно не пришли и не побили». Татары весьма нередко нападали на окраину, жгли и разоряли недавно основанные поселки, иной раз уводили в полон половину населения разоренного уезда. Помимо разорения, «грозившего населению каждую минуту от воинских людей, – говорит Миклашевский, – самый факт поселения в новом месте в иных климатических условиях требовал от населения много жизненной энергии для того, чтобы приспособиться к ним. Памятники сохранили достаточно указаний о невзгодах, испытанных новопоселенцами южной окраины, и о тех мерах, какие предпринимало правительство для их устранения». В 1648 году били челом государю «богомольцы и холопы его нового города Карпова, попы, детишки боярские и драгуны, и стрельцы, и пушкари, и затиншики, и воротники всем городом»: «сведены мы, государь, в Карпов из разных городов на вечное житье с женишками и с детишками, и дворишки себе построили, и за грехи, государь, наши в Карпове напали на нас болезни и скорби полевые, и вода в Карпове нездоровая, многие от тех болезней-скорбей помирают, а целебного животворящего Креста Господня с мощами святых в Карпове нет: вели, государь, прислать в Карпов Животворящий Крест Господень с мощами святых на освящение вод и на утверждение и исцеление нам от тех полевых болезней и скорбей». Московские власти не замедлили исполнить эту просьбу «детишек боярских» и других служилых людей[174].

Поселенные на южной и юго-восточной окраинах дети боярские были вообще мелкими землевладельцами. Свободной земли здесь было много, но не хватало рук для ее обработки: незначительность имений обусловливалась недостатком крестьян. Многие помещики, не имея крестьян, должны были своими руками обрабатывать свою землю, превращаясь в однодворцев. В Белгородском, Воронежском, Оскольском и других уездах на юге число крестьян, незначительное в начале XVII века, постепенно уменьшалось к концу этого века. В одном из станов Белгородского уезда (Разумницком) крестьян в 1626 году было 146 человек; к 1646 году это число уменьшилось до 130 человек; а в 1678 году в этом стану было крестьян только 21 человек. В Корочанском уезде в 1647 году было 134 двора детей боярских и только 13 дворов крестьянских. С 1646 года по 1678-й число крестьянских дворов уменьшилось более чем на половину. «Число крестьян и бобылей, – как выяснил Миклашевский, – в южных уездах в третьей четверти XVII века постоянно уменьшалось, тогда как число поселений и число служилых людей постоянно возрастало. Помещики превращались в однодворцев», все чаше принимались за плуг лично; «крестьян и бобылей нет, пашет сам», – отмечали о них переписчики.

К однодворцам предъявлялись, естественно, меньшие требования, чем к детям боярским, владевшим населенными имениями. Их собирали в город только при получении известий о приближении татар: «без вести о татарах, – читаем в грамоте 1638 года, – их в городе держати не велено, потому что они, бедные однодворцы, работают сами на себя». Рязанские дети боярские, «бедные однодворцы, бескрестьянные, пустопоместные, малопоместные и беспоместные», объясняли в челобитье, что одни из них вовсе не были на дальней государеве службе, а другие были на ней, но не дожили до сроку и съехали до отпуску, исключительно по несостоятельности