Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

— Он помнит.

Прижав телефон к уху, я жду, что Кэл обругает Шона, или тыкнем меня в это носом, или скажет что-нибудь, но мой близнец молчит так долго, что я в конце концов убираю телефон от уха, чтобы убедиться, что звонок не сброшен.

— Эй? — Я возвращаю телефон обратно к уху.

— Прости… Что он помнит?

— Все.

— В смысле… помнит тебя из старшей школы?

Мое сердце сжимается в груди, рассыпаясь на миллион зазубренных кусочков, которые никогда не будут собраны вместе.

— Всё, Кэл.

— Это он тебе сказал?

Один единственный смешок вырывается из меня, прорезая утренний воздух города, слишком далекого от дома.

— Нет, мне сказал Майк. — Я проскальзываю внутрь какой-то кофейни, звенящие колокольчики на двери и мой выбор одежды привлекает взгляды посетителей. Я бросаю им вызов, побуждая посмотреть на меня, или сказать что-нибудь, или вздохнуть неправильно. — Но два дня назад, еще до того, как я узнала, — говорю я, подходя к настороженному баристе, — он попросил меня стать его девушкой. — В конце я издаю звук, нечто среднее между насмешкой и сдавленным рыданием. — Я возьму большой кофе. Черный.

— И что произошло после этого? — спрашивает Кэл, когда я протягиваю баристе деньги.

Я снова смеюсь, и этот корявый звук жестоко напоминает мне о том, как сильно он ранил меня.

— Поверь мне, тебе лучше этого не знать.

Проходят долгие секунды, и я пытаюсь стереть из памяти все сладкие слова, которые Шон сказал мне той ночью, и все грязные вещи, которые сделал со мной на следующее утро.

— Ты согласилась?

— Я сделала гораздо больше, чем просто согласилась.

Я проснулась в его объятиях и позволила прижать себя к стене. Позволила ему целовать себя, прикасаться ко мне… Позволила упасть на колени. Я позволила ему…

Моя кожа горит от воспоминаний о том, что мы делали на крыше, и кулак сжимается от желания ударить себя в лицо за то, как мое тело предает меня. Даже после всего, часть меня — ненадежная, плотская часть меня — все еще хочет его, и, вероятно, всегда будет. Он все еще великолепен. Ничто не может изменить этого. И он все еще талантлив, умен и забавен. И мое сердце…

Моему сердцу тоже нельзя доверять.

— Ты спала с ним? — спрашивает Кэл, беспокойство просачивается в телефон с расстояния в сотни миль.

— Нет. Почти… но нет.

Кэл тяжело вздыхает, и его тяжесть давит на меня, когда я подхожу к краю стойки, чтобы подождать свой кофе.

— Кит… — через некоторое время говорит Кэл. — Ты в порядке?

— Нет. — Мой гнев вспыхивает с этим признанием. — Нет, я нихрена не в порядке, Кэл. Он лгал мне все это время.

— Начни с самого начала, — приказывает Кэл, и я беру свой кофе и нахожу столик.

Отпиваю из своего стаканчика из переработанной бумаги, радуясь тому, как обжигающая жидкость выжигает последние следы губ Шона. А затем рассказываю Кэлу все, хотя поклялась себе, что никогда этого не сделаю. Я рассказываю ему о поцелуе в Mayhem перед туром, о том, как Шон притворился, что ничего не произошло. Рассказываю ему о поцелуе в тот вечер, когда познакомилась с Викторией, и о том, как Шон прижал меня к автобусу. О трезвых поцелуях, пьяных поцелуях и секретах — обо всех, до единого.

— Я чувствую себя гребаной идиоткой, — заканчиваю я. — У меня такое чувство, будто я его совсем не знаю. Наверное, никогда и не знала.

— Что ты собираешься делать?

Прижимаю костяшки пальцев к глазу.

— Даже не знаю.

— В смысле ты не знаешь? — огрызается Кэл. — Возвращайся домой, Кит. Пошли его. Он того не стоит. — Голос моего близнеца суров, и нет никаких сомнений, что он родственник Брайса, или Мэйсона, или Райана — или меня. Он повторяет те же самые слова, которые сказал мне тем летом после нашего первого курса.

Он того не стоит. Он того не стоит. Он того не стоит.

— Знаешь, что хуже всего? — спрашиваю я, и продолжаю, не дожидаясь ответа. — Он велел мне никому о нас не рассказывать. Он сказал, что я не могу сказать даже тебе. Думаю, он просто хотел, чтобы я снова стала какой-то грязной маленькой интрижкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я могу чувствовать гнев моего брата, излучаемый через телефон во время тишины, которая охватывает нас. Я даже не слышу, как он дышит, и в тишине смотрю в окно кофейни, наблюдая, как мимо меня проходит парад офисных работников. Костюм, костюм, костюм, костюм. Перевожу взгляд на разномастные браслеты на своих запястьях и облупившийся черный лак на ногтях и с абсолютной уверенностью понимаю, что никогда не смогу делать то, что делают люди снаружи — просыпаться в одно и то же время каждый день, делать одну и ту же работу каждый день, приходить домой в одно и то же время, есть в одно и то же время, ложиться спать в одно и то же время. Эта группа — мой шанс, мой единственный шанс. И я хочу этого, даже если не хочу Шона. Даже если Шон на самом деле не хочет меня. Даже если никогда не захочет.

Когда Кэл наконец снова заговаривает, его голос напоминает свернувшуюся змею.

— Кит, послушай меня. Тебе нужно вернуться домой. Прямо сейчас, черт возьми. Ты меня слышишь?

— У нас сегодня шоу.

— Ну и что? Шон — мудак…

— Я не собираюсь подводить остальных парней только потому, что Шон мудак.

— Ты реально думаешь, что они не знали о той ночи? — срывается Кэл, и мое сердце проваливается еще глубже в бездонную дыру желудка.

— Майк не знал, — отвечаю я, продолжая безнадежно смотреть в окно кофейни. Солнце слишком яркое, стекло слишком чистое, а я слишком далеко от дома. Я просто хочу домой, но не могу уехать. — Не думаю, что Адам или Джоэль тоже, — заканчиваю я.

— Точно так же, как ты думала, не помнит Шон…

Костяшки пальцев снова тянутся к глазу.

— Не знаю, Кэл. Вся эта гребаная штука такая хреновая.

Женщина за соседним столиком откашливается, явно возражая против моих слов, но я скорее откушу ей голову, чем буду беспокоиться еще об одной вещи.

— Кит, — умоляет Кэл, — просто вернись домой. Это того не стоит.

Это то, что он говорил с самого начала, и с самого начала он, вероятно, был прав. Но вот я здесь, с одним шоу, которое осталось сделать, одним днем, который нужно вынести.

— Завтра я буду дома.

— Ни за что…

— Завтра, Кэл. Я заканчиваю с этим.

Мне потребовалась целая вечность, чтобы закончить разговор с Кэлом, и после того, как я наконец справилась, просто сижу, уставившись на свой телефон и вспоминая неоткрытое сообщение Шона. Я не хотела читать его, но вот я здесь — очень хочу взглянуть. Я смотрю на черный экран, пока не включаю его и не делаю ещё один звонок.

— Ты только что разговаривала по телефону со своим братом? — спрашивает Лэти вместо приветствия.

Мы с ним поддерживали связь последние несколько недель, но я ничего не сказала ему о Шоне. Он спрашивал, я избегала, он настаивал, а я меняла тему, заставив его рассказать о Кэле.

— Да, а что? — Я кладу локти на стол и наклоняюсь вперед, пряча пальцы под волосами. Мой лоб нависает над ламинированной поверхностью, пока я не сдаюсь и не позволяю голове упасть на нее.

— Он атакует мой телефон.

— Скажи ему, чтобы проваливал, — бормочу я в пол.

— О, я вполне могу, Китирина. Ты знаешь, что он сказал мне на днях?

— Что?

— Что для меня было легче открыться, чем для него. То, что я выиграл титул королевы выпускного вечера, не значит, что мне было легче!

Я хотела бы засмеяться, но у меня нет сил даже на то, чтобы притворяться, и я могу только молчать.

— Хорошо, — говорит Лэти после того, как я слишком долго молчу. Его тон изменился, став тоном парня, который знал, что мы будем друзьями еще до того, как я узнала, кто он такой, и который всегда был рядом, когда я нуждалась в нем. — Расскажи мне все.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я отрываю лоб от стола и сажусь, тяжело опершись на ладонь.

— Что тебе сказал Кэл?

— Ничего. Я разговаривал с тобой и игнорировал его закрытую задницу.

Нетерпение в голосе Лэти может показаться шуткой для кого-то еще, но я знаю, что он раздражается, и я знаю, что Кэл тоже это знает. С тех пор он и мой близнец стали вроде как вместе, но Кэл хочет сохранить Лэти в секрете, а это совсем не тот способ, чтобы сохранить Лэти рядом.