Подкидыш - Эльмира Нетесова

Один из алкашей ответил, погладив себя по животу:

— Ну чего ты взъелся! Всего-то на «Чебурашку» толкнули! Не облезла эта Варька!

— Вот что! Всем встать! И марш в милицию! Живо! — скомандовал участковый. И, заперев всех троих на замок, вызвал их жен, Варвару, Александра.

— Починят вам теплицу! Наши родственники в три дня все наладят. Даже лучше, чем было, сделают. Рассаду любую дадим. Заплатим, что пожрали наши обормоты! Только не сажайте их, не доводите до суда, не пишите заявление! — голосили жены алкашей.

— Таких мужуков взашей гнать впору! А вы за их держитесь! — серчала Варвара, загружая в телегу корзины с огурцами, помидорами, бережно укладывая холсты с работами зятя.

Александр радовался, что забулдыги не успели пропить картины. Все остальное его мало беспокоило. Зато Варвара разошлась не на шутку:

— Теплицу споганили, зверюги!

— Наладим! Завтра родственники придут.

— Всю зелень погубили, ироды!

— Новую дадим!

— Мальчонка со страху из дому сбег!

— Разыщем! С-под земли достанем! — уговаривали бабу, умоляли не губить души и семьи.

— Ну что, Варвара? Напиши заявление! — протянул лист бумаги участковый и предложил бабе присесть.

— Скажи-ка, Данил, как ты смекнул, что эти аспиды у меня разбой учинили? — не торопилась писать заявление Варвара.

— Кроме них некому. Уж если из их домов брани не слыхать, знай, что-то замышляют. Или уже успели где-то отличиться. Устал я с ними. Пора проучить всерьез. Пиши!

— Послушай, Данил! Мы друг друга много лет знаем. Поверь мне, раз бабы за них вступились, значит, не вовсе пропащие. И еще! Лучше хоть какой-нибудь мужичонка, нехай завалящий, чем навовсе никакого! Это я тебе правду говорю. Зачем же я стану враз трех баб сиротить? Нехай они сами со своими мужуками разберутся! Мне их слез не надо. И писать не стану.

— А я сколько должен с ними мучиться?

— Такая твоя собачья доля! — вздохнула Варвара.

— Я ж тебя еще с девок помню! Ох и норовистой была! Но теперь круче стала! И все же, знай, если заявление не напишешь, больше не приходи сюда с жалобами! Не стану помогать!

— Куда ты денешься от нас? — рассмеялась Варвара и добавила: — Но если не поставят теплицу, как раньше, не заплатят за разбой, пропишу про них куда хошь! Это точно сказываю! — пошла мимо жен алкашей, высоко подняв голову.

Утром, чуть свет, к ним на двух санях приехали мужики из деревни восстанавливать теплицу… И сразу взялись за дело.

В доме, несмотря на все это, было тихо и холодно. Взрослые и даже дети ходили молча, стараясь не смотреть друг на друга.

И только Варвара не изменила прежней привычке. Придя в сарай, заговорила со своею кобылой:

— Слышь, Шурка! Сбег от нас Сергей! Навовсе ушел. А куда? Где его теперь найти, никто не знает. Все мы пред им обосрались! Все до единого! Все горе на его головушку вылили. Он же и вовсе ни при чем. Все алкаши проклятые. Из деревни! А Валька на Сережку все взвесила. Заблажила. И мы, заместо того, чтоб ей рот закрыть, в теплицу кинулись. Об мальчишке запамятовали. Про его боль не подумали и не успокоили. И он, сердешный, в чем стоял, в том и сгинул. Уж какой малец был, теплый да добрый, руки умелые. Ровно всамделишний внучок моей душе был. Где такого разыщу? Ох! Горе мне, горе! Малый пацан загинет! За него пред Богом ответ держать стану. Невинного забидели! А за это и нас долбанет судьба. Так-то оно завсегда! Верно, касатушка? — гладила клячу по холке. Та шлепала теплыми губами, вздыхала сочувственно. — Вот, забулдыг Данила не выпустил. Покудова теплицу не наладят. Ее можно. А вот с Сережкой как? Живой ли он? Где нынче мается? — Вытерла фартуком выкатившуюся слезу. И услышала брань, доносившуюся из дома. Подошла к двери, прислушалась, затаив дыхание. И, не выдержав, вошла.

Александр долго крепился. Молчал до самого вечера. Он понял еще тогда, выйдя из теплицы, что Сережку не догнать. Куда он пойдет теперь? Где его искать? Захочет ли вернуться? Ведь больше не поверит никогда. Попробуй убеди его теперь, что мать сказала не подумав, сгоряча. Мальчишка не поверит.

— Чего ты мечешься? Ведь картины нашлись! Теплицу восстановят! Чего косишься? Ходишь чернее тучи? — не выдержала Валентина Ивановна.

— Ты прекрасно знаешь, что произошло. Все восстановим, да не все вернем!

— В чем упрекаешь? У тебя скоро свой ребенок будет! Родной! Зачем тебе этот? Он чужой! Он даже с матерью не ужился!

— Тебе чужой! Потому обидела! Ты сразу возненавидела его! Сегодня это Сережка, завтра — Ленка с Любой помешают, тоже ведь не кровные! А дальше кто? Почему ты влезла в наши отношения? Кто позволил тебе?

— Но почему ты, такой добрый, не остановил его? На тот момент картины были дороже? Вот и я за них испугалась. Ничто не мило стало. В тех работах — твоя душа и тепло. Мне было больно. Ты можешь это понять? Ты точно так же испугался. Только молча. Я — не сдержалась.

— Понимаешь ты, у меня и мысли не было заподозрить в чем-нибудь Сергея! А ты ушат грязи вылила на него! Да! Я виноват в том, что сразу не спохватился. Но ты непредсказуема. Уж если решила, своего добьешься! И выжила! Выгнала! Безжалостный, бессердечный человек! Мне Сережка нужен! Он не игрушка! Он, сам того не зная, помогмне не скатиться, удержаться, когда мы с ним остались вдвоем. Я был нужен ему. Это стало смыслом в жизни. Не будь его на тот момент, кем бы я был теперь? И вряд ли получил бы день нынешний! Почему ты только разрушаешь? Почему не умеешь жить спокойно? Для тебя потеря Сергея — ничто. Для меня — беда!

— Когда появится свой ребенок — это радость. Чужой никогда своим не станет.

— Ты — своя! Но мне от того лишь горько. Между нами — пропасть. Она все больше. Мне никто не причинял столько боли!

— Что ж, сынок! Сергеев у тебя может быть в жизни много. А я одна! Но, если так уж случилось, что тебе приношу только горе, не стану мешать. Прости, что поверила в свою нужность. Я ухожу!

— Не-ет, люди, опомнитесь! Вы что? Сдурели? Дайте всем остыть! Где то видано, чтоб мать от сына уходила? Мало было, что Серега сбежал, теперь и она? Не шибко ль много теряем? Наш дом в слезах никто не покидал. И ты не бушуй! Не пущу Валюху! Хоть ты тут тресни! — выскочила Варвара из кухни.

— А Сергей? Он мне сын! Я не оставлю его на погибель. Но он не вернется, пока она здесь! Я не смогу жить без него!

— Хорошо! Я уйду!

— Не дозволю! И ты на мать орать не моги! Нынче на нее! А завтра на кого! Нынче ее гонишь, завтра кого взашей вытолкаешь? Тут покудова я хозяйка! И не моги Валюху забижать! — встала Варвара горой у двери.

— Стеша! Придется нам с тобой ехать в город. С детьми! Будем жить в Смоленске!

— А кто вам дозволит? У ей ребенок будет!

— Ничего! Мы взрослые, самостоятельные люди! Сами сможем вырастить детей!

— Ишь, какой вострый!

— Мама! Попридержи язык! — подала голос Стешка.

И Варвару прорвало:

— Ты еще указывать будешь? Держись за его штаны! Он мать сгоняет с дому. А тебя что стоит выкинуть?

— Сережку найти надо!

— Ищите!

— Он не захочет вернуться сюда. Саша прав!

— Сережка молодой. Должен уметь прощать. Коль нет пониманья, не сыщет в сердце тепла к Валюхе, и к вам его не найдется. Человек тем и жив, что добра в душе должно быть больше зла и обид. Сыщите, а уж поговорить с мальцом я сама сумею. Коль меня не поймет, не воротится, жалеть не об чем. Значит, впрямь — чужой, — уволокла за собой Валентину Ивановну, задернула занавеску на двери.

Александр шепотом разговаривал со Стешкой. Обсуждал, как жить дальше, где искать Сергея, как его вернуть.

— Завтра утром поеду в Смоленск. Там у бомжей спрошу, — говорил художник.

— А может, он с дедом живет. У тебя в квартире? Хотя вряд ли… — сомневалась баба.

— Ты его друзей знаешь? Может, они подскажут, где искать?

— Нет у него друзей! Никого, кроме нас! Он из недоверчивых.

— Послушай, а может, в милицию обратиться, чтоб помогли найти?

— Тогда уж точно, навсегда мальчонку потеряем. Он милицию терпеть не может. Били его там не раз, когда вместе с бомжами ловили.

— А как же быть?

— Искать надо. Самим. Но повезет иль нет, кто знает? В прошлый раз еле нашел. Теперь еще сложнее будет.

…Давно уснули на лежанке обе бабки. Вместе с внучками, в обнимку спали. До полуночи всхлипывала Валентина Ивановна. Ее, дрожащую, грубовато успокаивала Варвара:

— Не боись, Валюха! Не дозволю забижать. И сгонять не дам. Надо найти Серегу, воротить его. Но не ценой твово ухода. Нехай прощать учится. Во всякой семье свои оплошки случаются. Их надо забывать. Вон, речки веками текут, сверху глянь, все гладко. А ступи ногами на дно! Сплошные булыжины да коряги. Так и в семье. Только для чужого глаза ничего не видно. Коль копнешь, такое узнаешь, не приведи Бог!

— Это верно, Варь! — вздохнула Валентина Ивановна, вспомнив все, о чем рассказывать не хотелось.