Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересуясь всем, что связано со Щаповым и его семьей, и желая, вероятно, удостоверить год рождения Афанасия Прокопьевича, ученый обратился в Анге к местным церковным книгам, содержащим записи за ряд лет. Можно себе представить его удивление, когда он обнаружил, что принятая дата рождения Щапова (1830) не подтверждается: знаменитый историк родился на самом деле годом позже (1831)[30]. К сожалению, сделать это скромное открытие достоянием общественности М. К. удалось лишь 15 лет спустя – в год, когда отмечалось столетие со дня рождения Щапова[31].
Кроме того, находясь в Анге, М. К. обратил внимание на бедственное состояние бесплатной народной библиотеки (т. е. местной избы-читальни), открытой в 1904 г., но с тех пор пришедшей в упадок. Желая предотвратить ее полную гибель, М. К. поместил в иркутской газете «Сибирь» (ее редактором становится в 1916 г. Исаак Гольдберг) небольшую заметку, в которой указывал на значение бесплатной библиотеки («одной из немногих „культурных станций“ сибирской деревни») для всего округа и предлагал «возбудить ходатайство о разрешении именоваться ей, как было предложено ранее, „Народной читальней имени А. П. Щапова“»[32]. К сожалению, эти предложения и пожелания М. К. так и остались на бумаге.
Нельзя не упомянуть еще один яркий итог поездки Азадовского в Верхоленск – его личное знакомство с местным краеведом и собирателем старины Петром Касперовичем Русаковым (1859–1917). Сосланный по процессу народовольцев на вечное поселение в Верхоленский уезд, Русаков собрал ценнейшие исторические материалы и архивные документы, причем многие из них ему удалось спасти от физического уничтожения. М. К. стало об этом известно, видимо, из статьи одного из иркутских архивистов, М. П. Овчинникова[33], сообщившего следующее:
В Верхоленске от любителя и собирателя старины Петра Касперовича Русакова я узнал, что дела 17 и 18 стол<етий> и начала 19 стол<етия> 15–17 лет тому назад верхоленским исправником были проданы как ненужный хлам, служивший обузой для архивного помещения, по 1 р<ублю> за пуд торговцам; о чем г. Русаков узнал совершенно случайно, зайдя в лавку для покупки сахара, который лавочник завернул в указ Екатерины II. Заинтересовавшись этим, г. Русаков спросил у лавочника: есть ли у него еще такая бумага и где он берет ее. Лавочник ответил, что у него осталось старой бумаги пудов 15–20, но было ее около 100 пудов. Купил ее в полиции на торгах, когда продавалась такая бумага исправником. Русаков перекупил у всех торговцев г. Верхоленска остатки архива и, таким образом, сохранил около 100 пудов архивных документов, которые теперь являются его частной собственностью[34].
Добравшись до Верхоленска, М. К. ознакомился с собранием Русакова и осенью в Петрограде написал статью, в которой рассказал о содержании этого «ценного хранилища, собранного любящей рукой в течение долгих лет неустанного труда»[35]. Получив оттиск статьи, Русаков взволнованно благодарил автора:
Не нахожу слов выразить Вам те глубокие чувства душевной моей признательности за Вашу высокую оценку моих слабых трудов. <…> Чем-то хорошим, близким, родным и душевно теплым повеяло на меня от Вашей статьи, придавшей моим надломленным невзгодам и летами силам свежие силы, бодрость и главное веру в самого себя и пользу того дела, которому, не щадя своих скудных средств, отдал лучшие годы своей жизни.
Ваша статья есть для меня лучшая в сей жизни награда, которую я высоко-высоко ценю и выше которой не может быть теперь для меня, откуда бы она ни исходила[36].
В марте 1917 г. – после Февральской революции – П. К. Русаков был избран комиссаром Верхоленска. Но уже в начале мая его не стало. Узнав об этом, М. К. посвятил памяти Русакова некролог, проникнутый острой горечью утраты и неподдельной тревогой за судьбу уникального собрания:
Еще казалось, так недавно вели мы с ним оживленные беседы, еще так недавно получил я от него письмо, дышащее верой в будущее, полное планов, надежд, уверенности. Еще так недавно в одном из посвященных родиноведению изданий радостно писал я об его живой работе…[37]
Как увековечить память верхоленского собирателя? М. К. был убежден, что все собранное этим «незаметным, тихим и благородным тружеником» должно быть приведено в порядок и сохранено в виде особого Русаковского музея в Верхоленске, тем более что и сам коллекционер «высказывался именно таким образом» и завещал свое собрание городу. «И да будет собрание П<етра> К<асперовича> первым в ряду таких же будущих маленьких культурных ячеек, одним из первых светлых лучей среди захолустной провинциальной обывательщины», – восклицал М. К.[38]
Упованиям ученого не суждено было сбыться. Тот нравственный долг, который, по словам М. К., Сибирь обязана была уплатить одному из своих «подневольных сынов», остался неисполненным. «Ничего не сохранилось уже к 1925 г.»[39]
Другой собиратель, о котором рассказал М. К., вернувшись из Ленской экспедиции, – крестьянин села Бутаково Качугской волости Верхнеленского уезда Иван Филиппович Черепанов. Это был «безвестный самоучка», который в течение ряда лет собирал старинные книги и рукописи, а также вел разного рода записи (хозяйственные сведения, народные приметы, климатические наблюдения). К тому времени, как М. К. побывал на Лене, Черепанова уже не было в живых, но один из земляков познакомил молодого этнографа с его бумагами. М. К. выбрал среди них «аккуратнейшие и подробнейшие» записи цен на хлеб в Верхоленском уезде (по селам Анга, Кучуг, Бутаково) с 1888 по 1908 г. и опубликовал их, желая тем самым «отметить достойным образом почтенную деятельность покойного Ивана Филипповича»[40].
Поездка в Верхнеленский край была второй экспедицией М. К. Планировалась и третья – на Ангару. М. К. собирался объехать те самые места, где побывал
