Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий

— Зачем же?

— Не твоё это дело! Тебе мало сидеть на цепи?! Скажу князю — посадит в яму!

— О, нет-нет, — поднял руки Воронцов в притворном страхе, — не надо.

Мурза снова отвернулся, собираясь уходить, а Воронцов снова ему не дал.

— Он вам уже и так не верит, Арслан.

А ведь и в самом деле, князь не верит помощнику, и тот наверняка опасается этого. Георгий лихорадочно соображал — как повернуть разговор так, чтобы вбить клин между союзниками.

— Попомните моё слово, — добавил он, — придёт и ваш черёд причаститься безумия!

Корчысов остановился, а затем возвратился.

— Да что ты об этом знаешь?

— Поверьте, уж кое-что знаю. Не про князя, нет. Но про колдуна. Взгляните-ка сюда. — И Георгий продемонстрировал Корчысову чудесного ворона.

Крошечная птичка попрыгала на ладони, а потом легким дымком слетела в кольцо и там застыла.

— Что? И ты тоже?!

— Да. И я прибыл в Боброцск не за разбойниками.

— А за кем?

— За ним. Он бунтовщик, преступник и слуга дьявола. Он вас всех сведёт прямиком в преисподнюю.

— Я… я тебе не верю. Ты просто хочешь сбежать.

— Конечно, я хочу сбежать! Это, — Георгий поднял руки в цепях, — не входило в мои планы. Но подумайте — зачем человеку от самого Шешкова ехать из Петербурга куда-то в тмутаракань? По делу о разбойниках? О пожаре?

Мурза молчал, но было видно, что он, хотя и не убеждён, но колеблется.

— Я капитан лейб-гвардии и не простой человек. — Георгий снова показал перстень. — Так зачем же я здесь?

— Не знаю. Но меня ты не проведешь — я всё расскажу князю! — С этими словами мурза пошёл было к выходу из лагеря, к новой ставке князя, но, вспомнив о своем деле, развернулся.

Шёл торопливо, то и дело бросая взгляды на пленника. А Георгий уселся на свой тюфяк и стал ждать.

Весьма скоро Корчысов вернулся. Он почти бежал, лицо его сделалось красным, а движения дёргаными.

— А отвечать за это придётся тебе, — встретил его Воронцов.

— Ты помог им?!

— Нет. Просто они хотят сохранить свои души.

В сильнейшем возбуждении Корчысов ходил перед Воронцовым туда-сюда. Внутри него боролись два страха — один перед князем, второй перед законом. И если до второго было ещё далеко, то первый мог воплотиться прямо сейчас.

— Что ты предлагаешь?

— Это ваши люди? — Воронцов указал на своих стражей.

— Да.

— Сей же час бежать на хутор.

— Нас встретят картечью.

— Да, без меня, а со мной — пропустят. Перещибка меня знает, и там остались мои солдаты.

— Князь не отступится.

— У него не останется людей для полноценного штурма. Решайтесь, Корчысов, и я замолвлю за вас слово перед Сенатом.

Тот колебался ещё секунду, потом сдался.

— Хорошо. Я велю расковать вас, приведу своих людей и бежим.

— Не надо меня расковывать, не будем терять время. — Георгий намотал цепь на руку, дёрнул со всей силы, и пережжённое звено лопнуло. — Корчысов, ваши люди должны будут поднять руки там, перед воротами.

Мурза, впечатленный увиденным, ответил не сразу.

— Да-да, конечно, — покивал он изумлённо.

— Теперь идите за своими людьми.

— Хорошо. — Корчысов коротко поклонился и сделал жест охране следовать за ним.

— Нет, подождите, они мне нужны.

— Хорошо, — снова кивнул мурза и направился к ставке князя.

— А вы, — обратился Георгий к своей охране, — принесите мне мою шпагу, вещи и найдите белую тряпку.

Те поклонились и побежали исполнять.

Солнце садилось, и лагерь в закатных лучах выглядел потеряно — тут и там валялись брошенные предметы, мусор, рваными стенами укоризненно глядел на мир княжий шатёр. Почти никого не осталось внутри, только несколько человек так же потеряно бродили туда-сюда, уже ничем важным не занятые, но делающие что-то лишь для того, чтобы не принимать никаких решений. Они придерживались той детской мысли, что если не обращать внимания на происходящее, то и оно не обратит внимания на тебя. Лагерь доживал свой короткий век.

Мурза появился только через четверть часа, когда Георгий уже начал беспокоиться.

— Князь глядит на злодейства отшельника, а тот поит его охрану. У нас есть немного времени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тогда идём. Первым пойду я, а вы саженях в десяти за мной.

— Хорошо.

Воронцов поднял свою рапиру с примотанной к ней белой рубахой и скоро, но не бегом, двинулся в сторону хутора.

Глава 22

Георгий шагал к хутору, высоко размахивая импровизированным белым флагом. Впереди на стенах различались направленные в его сторону ружья и пистолеты. Он шёл к друзьям, и его красный мундир должен быть хорошо виден — за себя он не опасался. Но вот татары Корчысова за его спиной наверняка представлялись казакам желанной мишенью.

Саженей за двадцать до стены парламентёр начал кричать:

— Сдаёмся! Сдаёмся! Степан! Перещибка!

Их заметили сразу, заранее, и потому на стене уже был сам хозяин хутора. Он выглянул из-за края частокола и спросил:

— Хто там? Ты, Георгий Петрович?!

— Я! Со мной перебежчики — Корчысов со своими людьми.

— На кой черт они нам сдалися?! Идите сюда, пан капитан, зараз бросим вам верёвку!

Георгий уже подошёл вплотную, а татары остановились в отдалении — на них со стены глядели почти две дюжины стволов.

— Нет, Степан Богданович, нужно принять их. Там, в лагере, — Воронцов махнул за спину, — творятся дьявольские дела, и наша христианская обязанность спасти человечьи души от этого.

— Так они ж иноверцы, нехристи, на кой они нам? Чего стоите, Георгий Петрович? Лезьте сюда.

— А не возьмём мы — так возьмут они, и станет их больше. — Капитан не спешил. В конце концов он обещал Корчысову защиту.

— Нэхай становыться, мы их уж угостили разок, так и ще сможэмо.

— Нет, теперь сила в них будет, ярость необоримая, не побегут они, на штыки грудью наколются, а не побегут. Верьте мне, Степан Богданович, надобно их впустить!

— От вы заладылы! А колы они нас пэрэрэжуть ночью, своим выдадут?! Яка им вера може буты?

— Веры им мало, но посадим их пока под замок.

— Как я могу их впустыты? У меня тут бабы, детишки. Да и хлопцы с ними брататься нэ полезут. Нет, нэ надобны они нам, Георгий Петрович.

Упёртый казак в чём-то был прав, но Георгий не мог бросить доверившихся ему.

«Ба-бах!» — грянули пушки со стороны лагеря, и трое из числа перебежчиков повалились на землю, а остальные вздрогнули и сгорбились в страхе.

Татары заволновались, начали озираться в поисках убежища, но его не было — вокруг открытая местность, и через минуту-другую ядра опять выберут кого-то себе в жертву.

— Перещибка! Я не полезу без них, я обещал, ты сам видишь, нет им обратно дороги! — От волнения Воронцов даже перешёл на «ты».

— А, ладно, нэхай лэзуть. Хлопцы, скидай верёвки.

Татары ринулись к стене, а им навстречу полетели концы верёвок. Но многие стали лезть и так, лишь бы поскорее оказаться под защитой.

Снова грянул залп, и ядра снова собрали жатву — двое татар упали со стены вниз. Пушки были прекрасно наведены, несмотря на то, что солнце уже скрылось за горизонтом, и день проживал свои последние мгновения.

— Скорее, Георгий Петрович, лезьте, — увещевал Перещибка. — Що я буду с татарвою без вас робыты?

Георгий полез. Шаг за шагом он поднимался по стене, спиной чувствуя хищные жерла.

И вот снова залп!

Воронцов невольно втянул голову в плечи, а ядро, ударившее на вершок выше, перебило веревку. Капитан свалился вниз, на спину.

От удара воздух вышибло из лёгких, в голове зазвенело, силы покинули руки, а перед глазами расплылся вид на стену, на махающего сверху казака.

«Попали? Конец?» — пролетела заполошная мысль, и Георгий закрыл глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Боли не было, только лишь острое сожаление — не долез, не добрался до тайн, до сокрытых знаний, не смог ничего и умер в безвестности, как и не было. Плохо старался, а теперь уже ничего не исправишь. Как глупо, обидно глупо!