И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

– Да того же, чего и всегда хочет, – Клэр нервно покачала головой, отхлебнув из чашки и слегка поморщившись, – болтает без умолку про какие-то страшные тайны дедушки, которые будто бы могут перевернуть с ног на голову все представления о цирке и всему, что в нем происходит. И хочет, чтобы я ему эти тайны выдала. Да только не знаю я никаких тайн! Дедушка перестает быть мне начальником только во время ужина, и то не всегда.

– Дааа, дела…и что же, ты дедушке не говорила об этом всем?

– Да зачем, у него и без этого хватает дел. Рано или поздно ему самому надоест, либо же я не выдержу и огрею его чем-нибудь эдаким, хи-хи!

– Ох, как я тебя в этом поддерживаю, подруга!

Катрин осмотрелась вокруг на предмет нахождения других артистов в вагоне. Удостоверившись, что все в вагоне не представляют, по мнению самой Катрин, угрозы, она продолжила:

– Придет час, и мы освободимся от этого гнета!

– Боже, Катрин, ты снова начала эту шарманку крутить! Почему ты вообще думаешь, что Алекс какой-то мутный?

– Потому что он какой-то мутный! Вечно следит за всеми, постоянно доматывается до тебя и твоего дедушки, когда новоприбывшего только привезли, он поначалу казался самым спокойным, а потом пошел к дедушке твоему, помнишь? Сама же мне рассказывала!

Клэр призадумалась. Верить во всякие заговоры и тайны ей не хотелось, только наладилась жизнь. Но странное поведение Моррейна не заметить было действительно трудно. Вы уже, скорее всего, догадались, что Клэр Марис приходилась внучкой Мишелю Буайяру, шпрехшталмейстеру Большого шапито цирка и управляющему делами директора цирка. Дело в том, что, раз уж рассказывать про Клэр, так полностью, когда она была совсем маленькой, у нее умерла мама от чахотки, что было обычным делом в девятнадцатом веке, а отец слыл пьяницей и хапугой. Девочке приходилось самой зарабатывать на жизнь, тренируясь на улице с дворовыми мальчишками, с которыми нередко потом дралась, получая большие ссадины. Но это делало ее сильнее. К шестнадцати годам Клэр уже мастерски владела холодным оружием, что помогло ей спастись от буйного отца, которому захотелось сделать свою дочурку взрослой девочкой. Разумеется, дочурке не понравилась перспектива быть растленной собственным отцом, и она порезала отцу руки, затем сбежав. С месяц поскитавшись по окрестностям Дижона, где она родилась и жила тогда, Клэр возвратилась домой, где ее ждал не только протрезвевший отец с забинтованными руками, но и дедушка, Мишель Буайяр, приходившийся отцом ее матери, в девичестве Буайяр, а в замужестве Марис. Старик сделал внучке предложение работать в цирке «Парадиз», с высокой оплатой труда и всеми благами. Только цирк был бродячий. Это не остановило девочку, и она не думая согласилась. Так Клэр Марис оказалась в цирке «Парадиз», вот уже три года как прошло. И за эти три года дедушка ни разу не посвящал внучку в свои дела, предпочитая слушать именно ее заслуги. Тот раз, когда Буайяр рассказал Клэр про случай с Моррейном, который ночью решил пристать к старику с вопросами относительно новоприбывшего, оказался первым, когда старый шпрехшталмейстер что-то поведал из своей жизни. Ни до, ни после ничего подобного не было. Поэтому Клэр была сильно удивлена первым случаем такого «своеобразного» допроса со стороны Алекса. И у нее действительно было сильное желание подойти к дедушке и узнать, о чем так страстно говорил помощник врача. Однако силы воли у девушки оказалось намного больше любопытства, и она решила промолчать. И молчала до сих пор. Но всему когда-нибудь приходит конец. Выслушав несколько минут несуразицы Катрин о существовании в цирке масонского заговора, в который был замешан, возможно, даже духовник Хозяина и Бернадетт, которая слишком уж наигранно изображает глуповатую сплетницу, Клэр промолвила:

– Так, Катрин, прекрати нести какую-то чушь! Я все-таки приняла решение: сегодня на ужине с дедушкой задам ему вопрос про Моррейна и странные тайны, которые он имеет в виду! Пора положить этому конец, ты права. Развеем миф про заговоры, подруга!

– Вот, вот, вот! Наконец-то, подруга! – Катрин засветилась от счастья, – как кончишь дело – непременно расскажи мне, я ж, как-никак, уже, как минимум, соучастник, ха-ха!

Клэр щелкнула пальцем по лбу подруге и встал из-за стола. Обмолвившись парой фраз с Венцелем Лорнау о Лионе, она проследовала в головную часть «Горы», где находился личный вагон Мишеля Буайяра.

Глава VI

После того, как Алекс Моррейн покинул вагон-ресторан, ему в голову пришла мысль, до этого почему-то не приходившая, хотя ей следовало прийти намного раньше. Проходя через очередной вагон охраны, Алекс, вместо того, чтобы остановиться на врачебном вагоне, продолжил путь к хвосту поезда, чтобы добраться до вагона для новоприбывших, в котором находился Омар. Проходя через каждый вагон, где находились артисты, Моррейн ловил на себе всевозможные взгляды – от укорительных, до недовольных, от того, что в девятом часу вечера тот решил вдруг до хвоста поезда дойти. Алекс не обращал на такие взгляды совершенно никакого внимания, ему уже было решительно все равно, какое о нем сформировалось мнение. Он врач, вернее, помощник врача, и это главное. Он может помогать людям, лечить их. И хотя диплом врача он получил в Кембридже, должность главного врача досталась выпускнику Эдинбургского университета. Но, здесь все заключалось лишь в двух факторах: доктор Скотт был намного старше, и к тому же он работал в цирке намного дольше. Немного самолюбие Алекса, конечно, было задето в тот день, когда Хозяин дал ему должность помощника, но куда деваться – раз пришел в цирк, уйти из него не получится просто так. Теперь же он хотел, наконец, увидеть новоприбывшего, так как от старика Буайяра узнать ничего не получилось, а Клэр решительно отвергала все домыслы.

Вагон для новоприбывших находился в хвосте «Горы». Не в самом хвосте, но был последним из череды вагонов для работников, дальше начинались вагоны со зверьми. Сам вагон был больше похож на сарай. Причем как снаружи, так и внутри. Из удобств в нем было лишь два стула и одна кровать с не совсем чистым бельем. Света было крайне мало, лампы было всего две. Будто тюремная камера. Пол был устлан соединением соломы с пухом. Омар, по обычаю привыкший во время длительных поездок спать, в этот раз, наоборот, бодрствовал и разбирал свои вещи. Чувство жалости к самому себе еще не прошло, цирк казался ему чем-то совсем непонятным, недосягаемым, страшным. Сбежать хотелось постоянно, но, когда ему принесли ужин, состоявший из