Непрощенный - Александр Лидин

Официально исследования прекратились со смертью Самарина. Истинная причина, похоже, заключалась в чем-то другом. Потому что в один прекрасный день лабораторию просто опечатали и оставили в таком виде. Никакое оборудование из нее не вывозилось, а испытуемые и сотрудники просто исчезли из списков живых. Ни свидетельств о смерти, ни каких-либо других документов больше не появлялось.

Каким образом боевикам удалось ее обнаружить, я так и не узнал. Но сейчас меня интересовало кое-что другое.

Исследования Самарина касались телепатии. Как передача мыслей на расстояние может быть оружием? Разведчикам это будет полезно… ну, чтобы приказы передавать… Но если так… Я нутром чувствовал, что тут какая-то неувязка. К тому же, как показывает практика, подобные вещи очень легко подделать, и Минер — будем называть этого типа в «pasa montana» так — должен знать, что людей вроде нас с Сергеевым фокусами не впечатлишь.

Оружие…

Ролик закончился, на экране появился прелестный компьютерный пейзаж, изображающий ночную пустыню. В небе горел огромный полумесяц, и света от него было, как от полной луны.

Минер откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на Сергеева, чуть задрав подбородок — так, словно не сидел за столом, а стоял на нем.

— Тэперь ясно? — не слишком любезно осведомился он.

Николай Иванович кивнул.

— Как я понимаю, вы выдвигаете какие-то требования, — предположил он.

Террорист хмыкнул, словно услышал что-то смешное, и повернулся к своим сообщникам. Один из них отозвался: «Тааль тафаррудж!»[30] — и все рассмеялись.

— Увидишь — сам всэ паймэшь, — бросил один — совсем молодой парнишка, с нежной кожей цвета слоновой кости и черными глазами с поволокой.

— Ты можэш отказаться, — равнодушно проговорил Минер. — Тагда умрэшь. И он, — он кивнул в мою сторону, — тожэ.

Это был первый раз, когда наш гостеприимный хозяин вспомнил о моем существовании. До этого он говорил исключительно с Сергеевым, а на меня обращал внимания меньше, чем на лампочку под потолком.

Николай Иванович улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня. Такое впечатление, что нас приглашали на Смоленскую набережную пострелять по консервным банкам…

«По банкам, по банкам… Где у нас тут ближайшая сберкасса?»

Меня охватило тоскливое чувство. Согласиться безучастно наблюдать за гибелью людей, вопреки всему, что требует долг офицера и просто честного человека… ради чего?

Чтобы спасти еще больше людей? Слабое утешение.

И еще… Чертовски обидно за державу. Прохлопать такое сокровище! Воистину, что имеем — не храним, потеряем — плачем. Осталось бы только кому плакать.

— Ну что поделать, — нарушил затянувшуюся паузу Сергеев. — Грех не принять столь щедрое предложение. Как думаешь, Артем?

Я мрачно кивнул.

Спасись сам — вокруг тебя спасутся тысячи… Всегда бы так было.

Террористы переглянулись, перекинулись парой фраз, которые могли означать что угодно, но я понял: они довольны. Не успокоились: настоящие профи не расслабляются раньше времени, а по большому счету — никогда. Но на данном этапе, скажем так…

Главарь встал и захлопнул крышку ноутбука. Я убедился, что он действительно невелик ростом и худ, как щепка.

— Прыятно имэть дела с умный чэлавэк. — Я не понял, шутит он или говорит серьезно. В его голосе все время проскальзывали насмешливые нотки — словно все происходящее его чрезвычайно развлекало. Эта насмешка исчезла только раз.

«Я хочу, чтобы все знали, чего нам надо на самом деле».

— Значыт, идем. Ви будэть сматрэть. Патом я дам тэбе бумаги и дыск. Атдаш их… сам знаэшь каму.

— Если будет кому отдавать, — буркнул я.

Минер посмотрел на меня так, словно я его очень удивил — это было заметно даже через маску, — а потом невозмутимо ответил:

— Будэт.

Он вышел из-за стола и пошел вперед по коридору, за ним — тот самый Гарун аль-Рашид с белой кожей и его гораздо менее симпатичный родич, который прихватил с собой ноутбук. Еще четверо боевиков шагнули к нам. Один встал справа от Николая Ивановича, второй слева, и я услышал, как один из них сказал:

— Пашлы.

Мы пристроились следом за сопровождающими Минера. Парочка, которая конвоировала меня, держалась позади, в паре шагов — очень грамотно. Оставалось только молиться, чтобы меня не выдало какое-нибудь случайное движение.

Бетонные стены закончились. Дальше начинался туннель, вырубленный прямо в известняке — неприятно белом, в неприятных серовато-желтых потеках. Я не оглядывался, только старался по звуку шагов определить, сколько боевиков замыкают наше шествие. При этом приходилось смотреть под ноги: пол был таким же неровным, как стены.

Потом коридор разделился, точно река на два рукава. И еще раз. Перекрестки, развилки, боковые коридоры, вливающиеся в тот, по которому шли мы. Иногда пол начинал подниматься, иногда снова шел под уклон. Я попытался мысленно нарисовать карту этого лабиринта, но скоро запутался и отказался от этой затеи. Могу поспорить: те бедолаги, которых нашли — или не нашли — спасатели, занимались тем же самым и столь же безуспешно. Обычно долгую дорогу скрашивает хорошая беседа, но нам с Николаем Ивановичем было не до разговоров. Боевики тоже молчали.

Дверь появилась неожиданно — если бы я верил в такие вещи, подумал бы, что она материализовалась у нас перед носом. Огромная, овальная, как на подводной лодке, с круглым «штурвалом» посередине. Я не слышал, что сказал Минер своему сопровождающему, но тот подошел к двери и повернул колесо. Впрочем, я почти не удивился.

После полумрака, царящего в коридорах, свет неоновых ламп показался почти ослепляющим. Лампы явно появились здесь недавно, и электричество проводили в спешке, заботясь не столько о внешнем виде, сколько о том, чтобы никакая случайность не повредила проводку. Сеть запитывалась от генератора — свет неровно, чуть заметно пульсировал. Старая система, очевидно, была обесточена, когда лабораторию закрыли, и конусообразные плафоны с круглыми двухсотваттовыми лампочками сиротливо пылились на стенах.

Мы находились в конце длинного «пассажа». Высота потолка достигала шести метров. Верхняя часть представляла собой сплошной ряд металлических стеллажей, выкрашенных потускневшей краской цвета хаки. Пыли там скопилось немерено — сухой, беловатой, похожей на пудру. Коридор плавно изгибался и уходил куда-то вправо.

Николай Иванович сохранял спокойствие, но он определенно был впечатлен.

— С размахом построено, — заметил он. — Целый город.

Минер обернулся, посмотрел на него, точно тот сморозил какую-то глупость, и зашагал вперед по коридору.

Положение у нас было весьма паршивое: Минер и двое террористов шли впереди, остальные следовали за нами. Подозрение, которое у меня появилось, когда нас вывели из машины, превратилось в уверенность. Я понял, с кем имею дело. Это вам не питерские бандюги. А я-то, наивный чукотский юноша, думал, что достаточно освободиться от наручников, и все проблемы решатся сами собой! Есть отличный от нуля шанс, что господа моджахеды уже в курсе и ничего не предпринимают только потому, что не видят смысла совершать лишние движения. У них все преимущества — и численное, и позиционное. А Минер… Если даже мне удастся его «снять», чтобы оставить боевиков без командования, выбраться из подземного лабиринта будет более чем проблематично.

Справа и слева, на разных расстояниях друг от друга, темнели металлические двери. Одни, прямоугольные, были просто закрыты, на других, овальных я заметил такие же «штурвалы», как на той, через которую мы попали в коридор. Пару раз я заметил изрядно потускневший значок «радиационная опасность» с тремя лепестками. Но когда главарь боевиков остановился у одной из них, я мог только догадываться, как он не запутался и выбрал нужную. На мой взгляд, она ничем не отличалась от остальных.

Гарун аль-Рашид повернул «штурвал». Я во второй раз отметил, что двери открывали недавно. Если бы это было не так, даже очень сильному человеку пришлось бы сделать небольшой рывок, прежде чем оно провернется. Но колесо пошло плавно, потом послышалось тихое сопение вакуумного замка, и тяжелая железная створка медленно распахнулась.

— Прахадыте, — произнес Минер.

Повторного приглашения не понадобилось. Боевики прошли внутрь, мы последовали за ними в том же порядке: сначала Сергеев, потом двое его конвоиров и, наконец, я. Остальные ввалились следом и мгновенно рассредоточились вдоль ближайшей стены.

Я еще не успел толком оглядеться, но мне стало не по себе.

Лаборатория — то, что это именно лаборатория, я понял сразу, — представляла собой круглое помещение метров шестьдесят в поперечнике. Казалось, мы попали внутрь огромной цистерны, поставленной на попа. Вдоль стены по всей окружности протянулось что-то вроде балкончика с металлическими поручнями. У дальней стены я разглядел что-то вроде застекленной будки. Но не она привлекла мое внимание.