Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - Нацумэ Сосэки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В час, когда я дремал
на постели, сломлен недугом,
одинокий листок, покружившись,
ко мне спустился –
это был дубовый листок
из дальнего леса,
до которого мне не дойти, –
давно я его не видел…
Пион в лунную ночь
Что-то смутно белеет во тьме –
пион, должно быть?
Ну конечно!
Это пион –
во мраке ночи,
наедине со звездами и луною…
Облака
Стою на холме
и рассеянно наблюдаю
старика,
ребенка,
облака…
Лошадь
Никого вокруг.
Лошадь
нюхает воду…
Родные края
Журчанье
Реки Небесной[122].
Поздняя осень.
Островки,
Как рассыпанные бобы,
Далеко в море –
Края родные.
Цветок вьюнка
Долго
разжигал Басё огонь в очаге.
Поставил чайник.
Будто вспомнив о чем-то,
заглянул в порожний рисовый ларь.
Грустно улыбнулся.
В плошку чаю плеснув,
причмокивая тихонько,
закусил холодным вчерашним рисом.
О вьюнок!
Ведь так оно все и было?
Ни жены, ни детей не было у поэта…
Митоми Кюё
У воды
У воды разносится в полдень
Беззвучное эхо.
Скорбно льющихся воспоминаний
Боль без предела.
Замирает, коснувшись слуха,
Отзвук безмолвный.
У воды нет ни жизни, ни смерти,
Ни голоса в песне.
Сам я ненаписанный стих –
Нет меня? Есть я?
Промелькнут вдали человек ли, зверь –
Скроются из виду…
В бесконечном потоке красок,
Запахов, света…
Мураяма Кайта
Развлечения смерти
Я теперь для смерти – товарищ по играм.
Задыхающийся, бледный, простертый на ложе.
От зари до зари под этим прекрасным небом
До потери разума играю, играю со смертью.
Для нее мои легкие – лучшие игрушки.
Отдавать их я не хотел, но, видно, придется.
Залучила их смерть
И возвращать не желает.
Отпустила на миг –
И вот истекаю кровью.
О, коварные, гнусные уловки смерти!
Вновь и вновь все ту же игру затевает.
Вот опять она примеряется к игрушкам –
Эта мерзкая смерть, партнерша моя по играм…
Татихара Митидзо
К изначальному
Этот скудный рельеф, где прощальным даром
небесным
Вулканический пепел порой осыпает деревню…
Словно грустные воспоминанья о прошлом,
Хлопья с шелестом ложатся на кровли, на кроны
деревьев.
Озаряя цепь дальних гор, ярко луна сияла.
Опершись на раму окна, я беседовал со знакомым.
По углам комнатушки, словно в глухом ущелье,
Растекались лунные блики, звучали отзвуки смеха.
О, познать неисповедимое сердце! Постигнуть душу!
Собеседник вдруг потянулся поймать муравьишку –
Этот жест показался мне таким забавным…
Но с каких же пор курится дым над вершиной?
И за сколько вечеров соткали люди преданье,
Сказ об огненной горе, что Элизабет довелось
услышать?..
К ветру
Тусклый свет вечерней зари сменяется мраком.
В глубине его вершится рожденье жизни.
Никому не дано пресечь извечное круговращенье.
В беспросветной тьме зарождается луч рассвета.
О блуждающий неприкаянно по свету!
О бесформенно растекающийся в пространстве!
Возвращайся, о ветер!
Завершив свои странствия, возвращайся!
В долгой, долгой дреме
Собираются разлученные души, чтобы вновь
воссоединиться,
Но никому не дано стать свидетелем этой встречи,
о ветер!
Ныне ты в беспокойном стремленье
Взметаешься к ясным звездам,
И не сдержит тебя любовь, что схожа с песней.
Сэнкэ Мотомаро
