Что скрывают зеркала - Наталья Калинина

Фотография открывалась издевательски медленно. Кира от нетерпения грызла ноготь большого пальца и ерзала на месте. Она не видела любопытных взглядов, которые на нее бросал мужчина с газетой, и не замечала тревоги в глазах официантки, обеспокоенной тем, что посетительница уйдет, не заплатив за новые полчаса пользования Интернетом. Взгляд Киры был прикован к монитору. И вдруг ее осенило. Она подвинула к себе листочек, на котором записала адрес почты, и напротив каждой латинской буквы вывела соответствующую ей на клавиатуре русскую. «Фернандо», – прочитала Кира расшифровку логина. Она назвала почту иностранным мужским именем, спрятав его в бессмысленном на первый взгляд наборе латинских букв. Фернандо. От имени вдруг повеяло морской свежестью, запахом разогретого солнцем асфальта, вкусом лимонного шербета, и в эту смесь уверенно вплелись можжевеловые ноты мужского одеколона. Это был не тот запах, который она почувствовала в гостях у Ильи Зурабовича и который окунул ее по самую макушку в кошмар-деготь. От воспоминаний об этом аромате сердце дернулось вверх-вниз, дух захватило как на американских горках, а низ живота наполнился приятным томлением. Кира прикрыла глаза, «принюхиваясь» к возникшему в памяти запаху, и успела ухватить ускользающую картину: она бежит рядом с кем-то по тротуару, лавируя между идущими навстречу людьми. Они куда-то опаздывают, но ей радостно и смешно. От сбивающегося на смех дыхания Кира притормаживает, тянет того, кто держит ее за руку, назад. А он, смеясь и подбадривая ее, тянет вперед. За ними шлейфом вьется запах свежеиспеченных багетов из ближайшей булочной. Кира вдыхает его всеми легкими и чувствует легкий голод. Но тут же в лицо словно кулак ударяет резкий аромат парфюма из бутика одежды, который в раскаленной летним зноем атмосфере звучит убийственно. Кира морщится, и ее ноздри улавливают уже другой запах – рыбы и моллюсков, густо сочащийся из рыбной лавки. Последнее, что девушка еще успевает ухватить в том воспоминании, – это лежащую на льду рыбу-меч и лениво шевелящего связанными клешнями огромного омара в витринном аквариуме.

Фернандо. Того мужчину, который был с ней в тот яркий летний день, звали этим именем. И возможно, это он в другом воспоминании лежал рядом на песке, погрузив длинные загорелые ноги в набегающие на берег волны. Кира вздохнула, потому что ясней ей не становилось, только прибавилось загадок. И встрепенулась, увидев, что фотография наконец-то открылась.

Это был летний снимок: за спинами глядевших в объектив бушевало зеленое море сочной травы с белыми и ярко-розовыми пятнышками лугового клевера. С синего с белыми росчерками облаков неба беззастенчиво ярко светило солнце, создавая тени и блики на лицах и руках позирующих. Молодая женщина за тридцать, легкой полноты и с простым, но приятным лицом держала на коленях мальчика в красной кепке с нарисованной над козырьком мультяшной машинкой. Малыш глядел в объектив ясными голубыми, как у Киры, глазами, улыбаясь с такой искренностью, на которую способны только малые дети. Кира жадно всматривалась в снимок ребенка, отпечатывая его в сердце и выуживая из памяти скудные воспоминания и ассоциации. Ей с теплой радостью вдруг вспомнилось, что в тот день они втроем – она, Тихон и держащая на коленях ее сына молодая женщина – выехали из душной столицы за город. Они ехали долго в новенькой электричке, и сын, прилипнув к окну, рассматривал с детским восторгом мелькавшие пейзажи. А потом спал, привалившись к Кириному плечу, а она иногда осторожно целовала его в пахнущую карамельным шампунем светлую макушку. Потом они вышли на станции с растрескавшимся асфальтом и одинокой будочкой-кассой. Прямо за дорожным полотном расстилалось зеленое сукно поля с клеверной вышивкой. И они, отойдя от станции, расстелили на траве плед, достали из сумки-холодильника бутерброды и напитки. Кира вспомнила, как сын выпрашивал кока-колу, но ему наливали в пластмассовую кружку апельсиновый сок. А еще – что у нее разрядился телефон, поэтому фотографию они сделали на мобильный Ани. Имя той молодой женщины шло рука об руку с этим воспоминанием, и когда Кира произнесла его про себя, оно отозвалось в душе всплеском радости и… тоски. Кира поняла, что очень соскучилась по женщине, держащей на руках ее сына. Когда они в последний раз виделись? Этому снимку было больше двух лет, возможно ли, что с тех пор они не переписывались? Прежде чем закрыть письмо и открыть другое, Кира еще раз жадно всмотрелась в личико сына, впитывая его образ до мельчайших подробностей и радуясь тому, что Тихон внешне очень похож на нее. Возможно, Анна знает, с кем и где сейчас находится Тихон. Но ответа до сих пор не было.

В другом письме оказалась лишь ссылка. Кира щелкнула на нее и вышла на новость, в которой сообщалось о взрыве газопровода на одной из улиц из-за халатности рабочих во время ремонтных работ. В заметке говорилось, что прогремевшим взрывом и возникшим затем пожаром были уничтожены припаркованные на улице автомобили и разрушено ближайшее строение. Взрыв унес жизни нескольких рабочих и людей, оказавшихся в постройке и припаркованной близко к эпицентру машине. Точное количество жертв на момент публикации уточнялось. Опубликована новость была в июле два года назад и содержала фотографию обгоревшего остова машины на фоне разбитых и выгоревших витрин какого-то магазинчика. Кира прочитала заметку один раз, а затем, отказываясь принять увиденное, во второй. И в тот момент, когда смысл слов наконец-то достиг сознания, в ушах раздался оглушительный грохот взрыва. Тяжелый смрад гари забился в ноздри, легкие обожгло наполнившим их горячим воздухом с частичками пепла. Кира задохнулась, прижала руку к груди, закашлялась и, не в силах пережить разрывающую ее от макушки до пяток боль, закричала. Она не видела, как вскочил, перепугавшись, из-за соседнего столика мужчина и бросился к ней. Не слышала, как он закричал официантке, прося одновременно вызвать врача и дать стакан воды. Не чувствовала, как ей брызгали в лицо прохладной водой, как спрашивали, что с ней случилось, успокаивали, трогали, пытаясь уложить на сдвинутые вместе столы. Она в тот момент бежала по стеклянной крошке к охваченной пламенем машине, а затем рухнула голыми коленями прямо в измельченные осколки. Ее крик, вырвавшись из разорванного сердца, устремился к небесам вместе с лентами черного дыма. Потом все померкло, словно на нее обрушилось потемневшее траурное небо. А затем Кира увидела над собой склонившееся лицо немолодой женщины в медицинской форме. Она хотела сказать, что помощь нужна не ей, а тем, кто остался в машине, и осеклась, поняв, что это в настоящем, а не в прошлом, над ней склонился врач. И что на самом деле она находится в кафе, а не на той страшно выгоревшей, как после бомбежки, улице. И люди, которые вокруг нее собрались, – это не уличные зеваки, а персонал и немногие посетители кафе. Женщина-врач что-то ей сказала, но Кира не поняла что именно, оглушенная наслоившимся на настоящее воспоминанием. Разбуженная страшной новостью и последовавшим за этим шоком, память заработала, как вышедший из-под контроля старый кинопроектор, с бешеной скоростью проворачивающий пленку. Эпизоды мелькали беспорядочно, зачастую не в хронологическом порядке, не на всех Кире удалось задержаться, потому что за одной картиной тут же возникала другая. Но кое-как ей удалось установить хронологию и вспомнить тот страшный день.